— Чего тебе? — отзывается Мигэль и зажимает рот: да ведь окликнули не его.
«Забудь, кто ты, — приказывает себе Мигэль. — Ты Хусто. Хусто Орральде. Вот если крикнут «Хусто», — отзовись».
Торговка, сидя на мостовой, растирает валиками маисовые зерна, замешивает муку и тут же выпекает тортильи. Мигэль смотрит, как ловко прыгают в ее руках зеленоватые валики; он знает, что это вулканическое стекло и окрестности полны им, оно прочнее любого камня. Ноздри мальчика раздуваются от запаха лепешек; он лезет в карман за мелочью, но тут же поворачивается и проходит мимо торговки: знатные сеньоры не едят на улицах.
Вот и витрина с кофейным кустом. В утренние часы кафе пустует. Мигэль смотрит влево, вправо и отворяет дверь. За столом сидит официантка. «О чем ты задумалась, Росита? Скучаешь по нашему Пуэрто и по нашему морю? Все это еще вернется. Какая ты красивая, Росита! Я никогда тебе этого не скажу, чтобы ты не зазналась. Но ты очень красивая. Только кто велел тебе выкрасить блестящие черные волосы? Теперь они рыжие. Но, когда мы вернемся в Пуэрто, они снова станут прежними».
Росита замечает, что она не одна, и пугается:
— Сеньор, извините... Дева Мария, это ты?
Они стоят друг против друга, и каждому хочется сказать такое, чтобы запомнилось на всю жизнь. Но разум подсказывает иные слова.
— Не ходи сюда больше, — сердится Росита. — Закусочных много в столице.
Ах, как хочется дернуть ее за косу! Мигэль сейчас проучит гордячку.
— Да нет, я зашел случайно, — небрежно сказал он. — За пером кецаля.
— Зачем оно тебе? — удивилась Росита.
— Нас с полковником пригласили на именины. К одной девчонке. Неудобно с пустыми руками...
Краска заливает лицо Роситы. Глаза ее мечут молнии. Губы бормочут что-то злое.
— Перо осталось в Пуэрто, — лжет она. — Я его выбросила в первый же день.
Нет, такое перо не выбрасывают, и Мигэль об этом догадывается.
— Ладно, обойдусь, — решает он.
— Между прочим, подарки обратно не отбирают, — выпаливает Росита. — Хотя ты всегда был ослом. Девчонки тебя так и окрестили: «Голосистый осел».
— Врешь. Они прозвали меня «газетой», а мальчишки тебя — «москитом».
Росита улыбается:
— Помнишь?
— Я все помню, Росита. И как ты приносила мне лепешки и как столкнула в канаву.
Они, наконец, вспоминают, что стоят не на берегу Аматаке, и Мигэль объясняет, зачем пришел. Если Росита связана с верными людьми, пусть предупредит, что армасовды спохватились. Их известили, что в столице ждут крупного рабочего вожака. Чако отправлен в погоню... будто за Кондором. Неизвестный отряд пустил под откос эшелон компании.
— Мигэль, тебе очень трудно у них?
— Очень. Лучше мешки в порту таскать.
— Ты стал джентльменом, Мигэль. И одежда у тебя барская.
— Я стал Орральде, — грустно сказал Мигэль. — Прочтешь обо мне в газете, — не удивляйся. Это буду не я. Это будет другой — тот, Хусто...
Он опустил голову.
— Мигэлито, кецаль мой,[49] — шепнула Росита, но, как ни тихо она произнесла эти слова, Мигэль услышал.
Услышал, поднял глаза, полные боли и счастья, свои большие черные глаза, и срывающимся от волнения голосом сказал:
— Росита! Как хорошо, что ты здесь! Как это чертовски хорошо!
Взмахнул рукой и вышел. Вышел и снова вернулся:
— Передай товарищам... Я выдержу, сколько надо.
Он идет по улицам, и радостно у него на душе. Хочется петь и смеяться. Ни за что не пойдет он сегодня к этой липкой трещотке Линарес. В другой раз, не сегодня!
Дождавшись ухода Мигэля, Роб вернулся в кафе и переговорил с Роситой.
— Беги к Ривере, — посоветовал он и устало добавил: — Я его увижу к ночи, раньше не добраться.
— Бедный Роб, — девочка взлохматила ему волосы. — А почему тебе не сменить дело? Стань тореро, как твой сосед.
— Сеньор Эспада, — засмеялся Роб, — по ночам клянет свое дело.
Так его зовут Эспада? — Росита задумалась. — Я слышала это имя... только вчера. Хозяин говорил с каким-то сеньором Эспада о взрывчатке... Он приторговывает оружием... Назначил ему встречу в парке «Аврора».
— Взрывчатка для боя быков? — Роб покачал головой. — Певунья ослышалась или... Впрочем, в столице найдется еще десяток Эспада. Мой — не торгаш.
Часом позже Росита вышла из кафе и направилась тем же путем, каким на днях бежали Андрес и Рина. Она хорошо запомнила обоих приветливых и сердечных студентов. С того дня они не появлялись. Настоящие люди, — решила про себя девочка. Запомнила она и других студентов. Тот, что сидел рядом с Риной — его называли Адальберто — все время острил и смеялся и мешал Андресу вести серьезный разговор. Росита убирала с соседнего стола, когда появился бегущий человек, и услышала, как Адальберто оказал Рине: «Надо его отстоять!» Потом он сказал громче: «Не сидеть же нам, когда убивают человека!» Росита видела, что в конце потасовки Адальберто смешался с другими посетителями кафе, но удалось ли ему спастись, — не знала.
Росита — у того же подъезда, в котором скрылись Андрес и Рина. Но ей это неизвестно. Она не входит в патио, но поднимается по узкой лесенке на второй этаж и минует галерею комнат. Легко стучит в последнюю дверь. Ждать надо долго. Такое условие. Из патио выходит высокий худощавый человек, с улицы поднимается по лесенке вслед за Роситой и издали всматривается в фигурку девочки. Он подходит, молча кивает и отворяет дверь. Комната имеет два выхода: второй — в патио. На столе — наждаки, сверла, тисочки, в углу груда заготовок.
Ривера внимательно выслушивает Роситу, часто переспрашивает. Он взволнован. Его измученное бессонницей лицо заострилось, нахохлилось.
— Печально, — говорит он, — очень печально.
Его интересует Мигэль. Как от держится? Вошел ли в свою роль? Что просил для себя?
— Он оказал так: «Продержусь, сколько надо будет», — с гордостью повторяет Росита.
— Вы дружите? — быстро спросил Ривера.
Росита покраснела.
— Да... Но он не потому пришел.
— Может быть, вы и сумеете когда-нибудь видеться чаше, — мягко сказал Ривера. — Дружба — самое прекрасное, что есть у юности. Но пока ему нельзя приходить. Пока нельзя. Как нам всем нужен Карлос! — вздохнул он. — Спасибо, Росита; я приму меры. Да, послушай, — оживился Ривера, — стычка в кафе была при тебе? Расскажи. Все, что видела и слышала.
...В дверь постучали.
— Выйдешь через сад, — быстро сказал Ривера. — Вот в эту дверь. Я бываю здесь только по средам, остальное время в отеле. Приходить туда не надо, но вызвать по телефону можешь. Как обычно: «Урок фонетики мы перенесли на завтра...» Если сверхсрочное...
— Урок фонетики отодвинем на час, — отозвалась Росита.
— Умница сеньорита. Иди не спеша. Возьми запаянный кофейник — пусть видят...
— Один кофейник у меня уже лежит в корзинке, — хитро сказала Росита.
— Умница вдвойне. Береги себя, девочка.
— А отец? — шепнула она.
— В надежном месте. Лети.
Росита не догадывалась, что на смену ей пришли два человека, вызвавшие у нее такие различные чувства: Рина, которая показалась ей заводилой студенческой компании, отчаянная, бесшабашная мексиканка, и тот, что поддразнивал Андреса и подбивал Рину вмешаться, но сам потасовки избежал.
А Рина, входя в знакомый подъезд, тоже вспомнила, как укрывалась здесь с Андресом. Сейчас ее сопровождал другой; у него были хорошие манеры, он модно одевался, был непринужден и галантен, с ним не скучно девушке, — но только не Рине.
Рину и Адальберто вызвал к себе Ривера. Расспросил о положении в Университете. Узнав, что аресты продолжаются, заметил, словно бы для себя:
— Самое страшное во всякой борьбе — это провокатор и провокация.
— У нас не может быть провокаторов, — возразил Адальберто. — Члены комитета знают друг друга давно.
— А случай в «Гватемале»? — строго опросил Ривера.
Рина вскрикнула:
— Что вы хотите сказать, товарищ? Что мы... или я... спровоцировали скандал? Это низко. Это подло так думать!
— Я хочу сказать, — оборвал ее Ривера, — что вовлечь в драку с офицерами весь студенческий забастовочный комитет в момент, когда сотни товарищей ждут от вас указаний к действию, — равносильно самой элементарной провокации. И я хочу знать, кто в этом виноват.
— Виновата я, — сказала Рина. — Андрес здесь ни при чем. Первая начала я. — Она бросила взгляд на Адальберто, но он молчал. — Возмущались все, а в драку полезла я, — вздохнула она.
— Кто все? — спросил Ривера.
— Ну, не помню. — Взглядом она призвала на помощь Адальберто, но он сосредоточенно думал о своем. — Словом, это не так важно. За мной потянулись остальные. Если вам нужен провокатор, — значит, это я, — с вызовом заявила Рима.
— Не нужно многое брать на себя, Рина, — наконец остановил ее Адальберто. — Мы могли удержать тебя и не сделали этого.
Рина презрительно усмехнулась, и Адальберто покраснел, что не укрылось от Риверы. Юноша продолжал:
— Рину Мартинес мы знаем давно, товарищ. Отец ее воевал под Мадридом и там остался лежать. Рина ребенком приехала к нам с матерью... Впрочем, о матери Рины не стоит говорить...
— А ты скажи, — вспыхнула Рина.
— Мать вышла замуж за следователя из тайной полиции, но Рина ушла из дому и с этой семьей не связана. С первого курса Рина участвует в нашей борьбе. За нее поручится весь факультет.
— О Рине достаточно. Расскажите об остальных членах комитета. Об Андресе, о себе, — попросил Ривера. — Я вас мало знаю.
— У Андреса жив только отец, — начал Адальберто. — Он учитель в Кецальтенанго. Получает мало. Андрес подрабатывает уроками. Это активный товарищ. Он спас от отчисления многих из нас. Мои родители живут в Сакапа. У них небольшой надел земли, свой дом. Я мало успел поработать в комитете, но кое-что сделал. Несколько листовок — моих рук дело.
Ривера все выслушал и спокойно оказал: