Наранхо отстал и неохотно поплелся к дому с железной крышей. Предчувствие подсказывало ему, что лучше не ходить. Но друзья его засмеют, скажут: струсил Наранхо, получил первое поручение — и струсил. Он обязан узнать все как можно лучше, чтобы не подвести команданте. Хосе ему успел шепнуть: «Нашего команданте ждет столица. Все дочиста раскопай. На два квартала вокруг».
Дом с железной кровлей стоит особняком. Хорошо, что у калитки маэстро де постас. Вдвоем с почтальоном веселее войти.
— Сеньор, обождите, я с вами.
— Сюда не впускают.
— А как же почта?
— Насмешка, а не почта. Позавчера лепесток и сегодня лепесток. На свету видно. Будь от сеньоры, — пожалуйста. А ведь это студентик посылает.
— Куда же вы их?
— Оставляю в щели калитки.
Но калитка распахнулась.
Седоватый полнеющий человек в легком красном халате молча взял из рук почтальона стопку газет и сказал:
— До свидания, маэстро. А вы ко мне, молодой человек? Я — Барильяс.
— Не знаю, к вам или нет. Я ищу...
— Заходите, заходите.
Барильяс потянул мальчика за руку и захлопнул калитку, провел Наранхо по аллее манговых деревьев к дому, поднялся с ним, отомкнул дверь ключом и втолкнул в темный коридор, оттуда — в комнату. Молодой человек, развалясь на низеньком диванчике, читал книгу. Наранхо угадал в нем сына хозяина. Комната была обставлена богато, на стенах висели старинные картины и серебряное оружие.
— Вот, — объяснил Барильяс. — Привел. Славный мальчуган. К нам прислали.
— Кто? — бегло опросил сын.
— Они, — загадочно ответил Барильяс. — Сам должен понимать. Где твой шеф, малый?
— Там, — Наранхо махнул рукой. — Через два дня приедет, а меня послал узнать насчет картин...
— А, он покупает картины? — глубокомысленно заметил хозяин.
— Нет, он художник, — придумал Наранхо. — А вы ждете художника?
— Да, конечно, художника, — отозвался хозяин. — Как зовут твоего художника?
— Сеньор Федерико...
Про себя Наранхо решил: «Крутит старик. Не знает, кто должен приехать».
— Где же он работает?
— Там, — Наранхо опять показал рукой, как говорят в Сакапа, — «в сторону гор», а горы здесь со всех четырех сторон.
— Там? — переспросил старик в красном халате. — А ты пришел или приехал?
К этому времени Наранхо окончательно решил, что Барильясы ему не нравятся, и вел дело к тому, чтобы уйти.
— Я пришел, — весело сказал он. — Иду мимо, а почтальон говорит: «Постучись сюда, — может, сеньоры и знают, есть тут художники или нет. Дом большой, богатый».
Сын хозяина вскочил с пуфа и быстро спросил Наранхо:
— Долго идет поезд от Пуэрто к столице?
И здесь Наранхо сделал непростительный промах — он ответил паролем:
— От столицы до Пуэрто столько же.
Он сразу понял, что влип. Хозяин тихо рассмеялся; сын ответил усмешкой.
— С этого бы и начинал, — оживился Барильяс.
Он подошел к шкафу, открыл дверцу, что-то поискал, и вдруг в руке его появилась плетка с свинцовым шариком на конце.
— Так где твой хозяин? — нежно спросил он. — Там?
Наранхо сделал шаг к двери.
— Она закрыта, — пропел Барильяс. — На ключ. Он подступил к Наранхо.
— Он художник, да?
Наранхо прижался к стене и со страхом следил за прыгающим шариком.
— Что же ты замолчал, кариб?
Удар отозвался в голове набатом. Перед глазами поплыло. Красный халат запрыгал языками пламени. Словно издалека послышалось:
— Где он, кариб?
Наранхо попытался открыть глаза, но правый глаз затек. Между ружейными стволами маячила голова Барильяса.
— Папа мио! Не торопитесь, — лениво предложил молодой Барильяс.
Он подошел к телефону и набрал несколько цифр.
— Алло. Это я, мой капитан. От Адальберто люди приехали. Вышлите наряд.
Каждое слово врезалось в память, как вбитый гвоздь. Наранхо зорко глянул вправо. До окна четыре шага. До забора бежать долго. Но стрелять не посмеют. Если бы старик отвернулся! Наранхо сполз на пол, пружиня тело и готовясь к прыжку.
— Что, что? — кричал в трубку молодой. — Выпустить не могу. Папа поторопился.
Старик с беспокойством прислушался к разговору и подошел к аппарату.
Наранхо бесшумными прыжками достиг окна, схватил первое, что попалось под руку — настольную лампу, ударил по стеклу и тотчас прыгнул вслед звенящим осколкам в сад. Он не слышал, что ему кричали. Добежал до забора, подтянулся на руках, обжегся о колючую проволоку и, раздирая руки и ноги, перевалился на улицу. Завернул за угол и помчался куда-то вниз, не чувствуя боли, не замечая, что оставляет кровавый след, не зная, гонятся за ним или нет.
Улицы были темные. Где-то вдали маячил свет. «Пивная кружка», — пронеслась мысль. Люди стояли у дверей и провожали взглядами бегущего окровавленного мальчика. За спиной его завыла сирена полицейской машины.
Вдруг Наранхо почувствовал сильное, ласковое прикосновение женской руки.
— Беги сюда! — услышал он.
Перед ним открылась дверь, и он упал на мягкую подстилку, впервые почувствовав острую, дергающую боль в ноге.
Он не знал, что женщины соседних домов, по молчаливому уговору, затерли следы крови; что, когда подъехала полицейская машина, в домах было темно, что в квартале, где жили мукомолы и пивовары, не нашлось предателя.
Он был без сознания. Колючая проволока помогла Барильясам.
А Карлос и Хосе продолжали поджидать в кабачке своего маленького приятеля.
— Больше ждать нечего, — хмуро сказал Чокано. — Мальчишка в западне. Если не побрезгуете лежанкой пивовара, — прошу.
Дворами он провел их к себе. Ощупью открыл одну дверь, вторую. Не зажигая света, подтолкнул к скамейке и предложил:
— Садитесь, сеньоры. Кроме нас, в комнате десять человек. Люди надежные, рабочие люди. Если желаете, поговорите в темноте, — и вам и нам спокойнее будет.
Карлос засмеялся: уловка пивовара ему понравилась.
— Что ж, поговорим. Давайте представимся друг другу хотя бы по профессии. Два десятка лет я высаживал бананы для Ла Фрутера. Мой товарищ тоже пеон, бежал из зеленого ада.
— Пивовар, — раздалось в ответ.
— Дорожный рабочий.
— Пастух.
— Учитель.
— Гончар.
Карлос подвел итог:
— Хорошая компания, сеньоры. Сливки общества.
Люди рассмеялись. Разговор наладился сердечный и серьезный. Карлос рассказывал то, что знал сам, — о положении в стране. Сакапанцы рассказали о делах в своей провинции. Больше всего хотелось им узнать о том, почему американцы подобрали в президенты Кастильо Армаса.
— Удобный для них человек, — пояснил Карлос. — Самодовольный и тщеславный. Обучался у них же — на военных курсах в Канзасе. В пятидесятом году участвовал в мятеже против республики. Бежал от тюрьмы в Гондурас; жил за счет субсидий компании, получал на формирование армии интервентов полтораста тысяч долларов ежемесячно; обещал американскому послу прекратить действие аграрной реформы и начать поход против коммунизма. Ну, начало похода вы помните — наверно, в каждом городе есть свой Новено.
И опять засмеялись люди. Печальный это был смех.
— Многие мои друзья, — глухо оказал Карлос, — в тюрьмах, в концлагерях. А иных уже нет. Только что я потерял маленького товарища — он дорог мне, как сын. Если рабочие люди Сакапа помогут его отыскать, — они сделают доброе дело.
— Он сунулся к Барильясам, — пояснил Чокано.
— До сих пор за ними не водилось дурного, — сказали из дальнего угла. — Разве контрабанда...
— Сын у него гуляка.
— Зато второй парень серьезный. В университете учится.
Какое-то неясное ощущение тревоги возникло у Карлоса.
— Кто-нибудь знает его имя?
— Будто Адальберто.
Впитывающий в себя сотни имен, адресов, явок, Карлос сразу вспомнил, что Андрес называл ему имя Адальберто. Но пока решил промолчать.
Друзья Чокано обещали разыскать Наранхо, если он жив.
— А теперь поговорим о главном, — начал Карлос. — Сакапа славится своими карнавалами. Надо им такой карнавал закатить, чтобы они и нос сюда боялись сунуть.
Разговор затянулся далеко за полночь. На рассвете Карлоса разбудило легкое прикосновение руки пивовара.
— Дорогой сеньор, — сказал он жалобно. — Не хочу тебя отпускать, да в квартале начался обыск. Перейдешь к учителю.
— Не горюй, Чокано. Я еще не раз отведаю твое пиво.
— А парня нашли, — спохватился пивовар. — К хорошим людям попал. Только отлежаться придется. Рваные раны.
Хосе вскрикнул.
— Вылечим, — твердо сказал пивовар. — И Барильясов вылечим. Навеки зарекутся.
В квартире учителя Карлоса встретил Андрес.
— Сеньор Молина, — сказал он. — Я все уже знаю. Много наделал ошибок. Виноват перед партией. Что делать дальше?
— Работать, Андрес. С меньшим числом ошибок, но работать.
Три человека покидают Сакапа.
Наранхо мечется на подстилке в забытьи. «Команданте! — кричит он. — Не ходи туда!»
Туда не пойдешь, — дом Барильясов охвачен пламенем.
Сакапанцы готовятся к карнавалу. Три человека едут в столицу. Карнавал пройдет по всей стране.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГВАТЕМАЛА ВЫХОДИТ ИЗ ПОДПОЛЬЯ
18. МОЛОЧНЫЕ РЕКИ СЕНЬОРА ПРЕЗИДЕНТА
— Августовские дожди льются не иначе, как из кровавых туч, — говорили жители гватемальской столицы.
Действительно, август 1954 года выдался кровавым. Кастильо Армас не успел вылезти из женского платья, в котором он подписывал соглашение с армией, и перебежать из ванной комнаты министра связи обратно в президентский дворец, как сразу же перечеркнул свою подпись. Американский посол обещал моральную поддержку, оружие, и Армаса понесло:
5—6 августа правящая хунта начинает аресты среди руководителей восстания. Двенадцать офицеров, вопреки заверениям президента, предстают перед военным трибуналом.
7 августа армасовские банды, которые должны были быть распущены, и подразделения гвардии — второй вооруженной силы страны — окружают военно-воздушную базу «Ла Аврора», где появляются листовки с призывом проучить «лгуна в президентском кресле».