Армаса, — во всяком случае разработан план захвата военно-воздушной базы под столицей, аэропорта, оружейного склада, телеграфа. Руководители заговора хотят знать, не смогут ли другие подпольные организации отвлечь на себя часть сил армасовцев.
Карлос был взволнован. Он сразу понял возможные последствия офицерского заговора. Репрессии падут прежде всего на головы рабочих, учителей, врачей, студентов. Начнется еще один тур «охоты за красными». Но он знал, что любой удар по армасовцам служит их общему делу. Притом отговаривать закусивших удила офицеров бессмысленно, — армия давно бурлит. Но почему, почему эти люди не привлекут на свою сторону солдат, гвардию, население? Вечная трагедия офицерства в маленьких странах... Оно воображает себя владыкой мира.
Стараясь осторожно подбирать слова, он высказал все, что думал, капитану. Фернандо слушал внимательно. Потом, бледнея, спросил:
— Значит, мы будем сражаться одни, сеньор?
Карлос пожал плечами.
— Вот что, капитан Дуке. Мы давно предлагали вам идти вместе. Вы учтиво отказались. Наивно полагать, что в несколько часов мы сможем выставить армию сопротивления. Но одинокими вы не будете. На столицу движутся сборщики кофе. Бастуют путейцы. Насколько я знаю — я говорю вам больше того, чем имею право, но положение требует откровенности, — студенты готовят крупную манифестацию. Если это вас устраивает, — сражайтесь. Не устраивает, — отложите свой план, согласуйте свои выступления с нашими.
Фернандо оживился.
— Вы обрадовали меня, сеньор. Это больше, чем мы могли ожидать. Один вопрос. Если он не скромен, — беру его обратно. Как вам удается поднимать целые стада овечек и бросать их на волчье логово?
Карлос встал. Чувствуя, что обидел его, но еще не понимая, чем именно, поднялся и Фернандо.
— Капитан Дуке, — Карлос говорил спокойно, но румянец сошел с его лица и уступил место глубокой бледности, — вы просите помощи у одной из таких овечек. Я пеон, обыкновенный пеон. Как тысячи тех, кто в эту минуту сражается за свою землю. Народ не нужно поднимать. Он выше и зорче любого из нас. Его только нужно понять... Понять, что это не стадо. Когда вы и ваши собратья по мундиру подберетесь к этой истине поближе, — может быть, вам и удастся свалить Армаса.
Фернандо молча проводил своего спутника до выхода. Прощаясь капитан сказал:
— Кажется, я вторично обидел вас, сеньор. Извините. Я запомнил ваши слова и обдумаю их. Мне кажется, что вы живете в каком-то другом мире, с иными понятиями... Прощайте.
Карлос торопился. Заметив связного, он подошел к нему и быстро спросил:
— Товарищ Ривера возвращался?
— Нет, — ответил связной.
— Подросток — черноволосый, худенький, подвижный — не попадался вам на глаза?
— Нет, — снова ответил связной.
— Может быть, известия о нем были? — В голосе Карлоса прозвучала надежда.
— Нет, — в третий раз ответил связной.
Карлос серьезно обеспокоился. Посыльный вернулся от полковника Леона в десять утра и рассказал, что мальчика держат взаперти. Он подавал какие-то знаки, но полковник отправил его в комнаты. Мальчик, по имени Хусто, только успел крикнуть полковнику, что чувствует себя арестантом.
Карлос, Ривера и Роб перебрали все возможности. Остановились на том, что либо Линарес заподозрил Мигэля в пособничестве Андресу, либо Мигэль узнал такое, что заставило армасовцев его запереть. Ривера вызвался проникнуть к нему.
— Я люблю мальчика как сына, но на риск нужно идти в крайнем случае, — запротестовал Карлос.
— Это и есть крайний случай, — упрямо сказал Ривера. — В нашей среде еще сидит провокатор.
— А ты что скажешь, Роб?
Большой сильный негр с горечью сказал:
— Они хотят прикончить Мигэля... Или нас. Ривере нужно пойти.
И вот Ривера исчез и не возвращается.
А Ривера дважды уже проходил мимо особняка полковника, успев подметить и шпика в витрине, и мальчика, прильнувшего к большому оконному стеклу. Поняв, что для него вход в этот дом закрыт, Ривера решил заставить разговориться полицейского осведомителя.
Он выбрал столик по соседству, заказал фасоль в томате и бутылку муската. По тому, как осведомитель прищелкнул языком, Ривера понял, что имеет дело с лакомкой, и весело предложил:
— Разопьем бутылочку, сосед?
Осведомитель кивнул головой и пересел за его стол, но так, чтобы не терять из виду улицу.
— Кто угощает? — деловито осведомился он.
— Тот, кто приглашает, — усмехнулся Ривера.
Через несколько минут, разомлев от стакана густого, схожего с медом вина, осведомитель разоткровенничался, но болтал не о том, что интересовало Риверу.
— При сеньоре Двадцать пять,[83] — бубнил шпик, — проводилась перепись. Черт возьми, я запомнил ее второй пункт: «Носите ли вы ботинки?» Голоштанники индейцы их не носили. Я тоже ответил: «Нет». У меня тогда не было ботинок. Теперь есть. Выпьем за то, чтоб всегда были.
— У всех? — засмеялся Ривера.
— У меня и у тебя, — сказал шпик. — На остальных нам наплевать.
Он глянул в окно и быстро поднялся:
— Машина самого, — пробормотал он. — Что тут делать?
— Чья машина? — не понял Ривера.
— Дона Кастильо. Видишь, пума готовится прыгнуть... говорят, из чистого серебра... Его машина.
— Ну и пусть его катается, — Ривера с трудом скрыл волнение. — Нам-то что за дело? Нам наплевать. Верно?
— Верно, — отозвался шпик. — Верно то, что я засиделся с тобой. А меня ждут в одном месте. В другой раз плачу я.
Насвистывая, он вышел и стал прогуливаться возле подъезда особняка.
Ривера не понимал, зачем пожаловала сюда президентская машина, но чутье подсказывало, что ее приезд имеет прямое отношение к Мигэлю.
Он не ошибся. Мы покинули Мигэля в самый отчаянный для него момент. Он не видел выхода. Он — самый находчивый мальчишка Пуэрто! «Да помогите же мне, сеньоры прохожие! Падре, у вас такой важный вид, будто вы заглотали колокольню! Вызволите меня отсюда — и, уж так и быть, раз в год я зайду к вам на исповедь и брошу в кружку сентаво. Сеньора в машине, ну что вам стоит посадить бедного продавца газет на запасное колесо и умчать на другой конец города, — я каждое утро буду бесплатно доставлять вам свежую рабочую газету...»
Никому нет до него дела. А друзья далеко. Мигэль знает, что ему делать. Он уже давно знал, но где-то в глубине сознания гнездилась мысль, что друзья поспеют раньше, чем он пойдет на страшный риск. Но он должен предупредить своих. Должен, — а рисковать ему запретили.
Мигэль выходит из своей комнаты, пересекает площадку вестибюля и стучится к полковнику.
— Войди!
Полковник выбрит, надушен, его усы-крендели нафабрены. Мигэль знает: сейчас он спустится в кафе, съест хрустящую булочку с начинкой из пальмовой капусты, запьет ее стаканом агуардьенте и будет долго хвастать перед официанткой своими подвигами.
— Что тебе, Хусто?
Голос полковника звучит мягче, предостережения Линареса кажутся ему неосновательными, они зря мучают мальчишку. Впрочем, в Пуэрто послана фотография, и сыскное агентство с часу на час пришлет ответ: не знают ли там такого... А пока пусть посидит дома. От этого не умирают.
— Мой опекун, — Мигэль придает своему голосу торжественность, еще секунду и он запоет, — мне не нравится, как полковник Линарес обращается с наследником рода Орральде. Я вынужден обратиться к президенту. Позвольте мне от вас назвонить ему.
— Ты хочешь сказать «позвонить»?
Леон удивлен. Но в конце концов, если мальчишка имеет ход к самому президенту, почему бы не проучить этого выскочку Линареса?
— Пожалуйста. Я соединю тебя с приемной дона Кастильо.
Секретарь узнает голос странного мальчика, которого он когда-то привозил к президенту. Что, Хусто понравилось фотографироваться? У него есть новость для сеньора Армаса? О, конечно, президент всегда рад видеть своего юного друга. Кто не выпускает? Почему? Но ведь у него кольцо от самого президента? Это отличный пропуск! Кто сказал, что пропуск недействителен?
Леон прислушивался к разговору и в эту секунду замахал руками, жалобно скривил лицо, как бы умоляя воспитанника его не выдавать. Мигэль ответил:
— Враги, которые обзывают себя друзьями дона Кастильо.
Секретарь рассмеялся; словечки мальчика ему нравились. Сейчас он за ним приедет.
И вот машина президента у подъезда особняка в ожидании юного друга самого дона Кастильо. Секретарь лично поднимается за Мигэлем. Полковник Леон спешит оправдаться, домашнему аресту не он подверг Хусто. Но секретарь недовольно хмурится.
— Дон Кастильо рекомендует полковникам Линаресу и Леону направить свои усилия на задержку его врагов, а не друзей.
Можно ли полковнику проехать во дворец вместе с Хусто? Лучше не сейчас. Президент разгневан. Но он отходчив. Да, конечно, секретарь замолвит словечко в пользу дона Леона.
Полковник провожает их до машины. Агентам Линареса больше нечего делать у особняка, но им не разрешено отлучаться. И только осведомитель с белой лентой, решив, что его час пробил, нанимает такси и устремляется за президентской машиной. Он поспешил, — Мигэль его заметил.
А полковник долго стоит в странном оцепенении, потом сердито дергает себя за ус и переходит дорогу, направляясь в кафе. У входа он лицом к лицу сталкивается с человеком, который приветствует его легким прикосновением к шляпе. Полковнику не до приветствий, но ему нужно выговориться. Кажется, он видит перед собой знатока английского. Гватемалец с американской фамилией. Кезон или Кэмон... Кенон, — напоминает Ривера. Как здоровье дона Леона и его воспитанника, которому он, Кенон, имел честь дать несколько уроков фонетики в отеле Пуэрто-Барриоса?
— О, Хусто Орральде пошел в гору, — хвастает полковник, — Он дружит с самим доном Кастильо. Только что он испросил аудиенцию у...
Полковник замолкает, — аудиенция может плохо для него обернуться.