. Олег все равно пока занят, так что старшие дети точно никому не помешают. Я бы и сама потом привела девочку назад, но сынишку не смогу оставить.
– Ну, что вы. Разумеется, я приду за дочерью. Тут даже разговора быть не может. Эмилия, сорок минут, поняла? И из дома с Игорем не выходите.
– Хорошо, мама.
Патриция и Павел довели быстро одевшуюся девочку до хозяйского дома, убедились, что Игорь впустил ее внутрь и закрыл дверь, после чего не спеша двинулись по тропинке к прокатному пункту и площадке подъемника.
– Мы же не пойдем наверх? – уточнила Патриция. – Ирина сказала, что нельзя, опасно.
– Конечно, не пойдем, – успокоил ее Павел. – Поверь, я не люблю пустую браваду и никогда не рискую жизнью попусту. Тем более чужой. Честно говоря, короткий период, когда смерть казалась мне лучшим выходом, в моей жизни был, но я очень быстро снова стал относиться к жизни как к бесценному дару, который нужно беречь. Признаться, я еще не все сделал. Не все долги отдал.
Какая-то непонятная горечь прозвучала в его словах, но уточнять Патриция не стала. На сегодня ей было достаточно чужих сложностей и недоговоренностей. В ее жизни и своих было вполне достаточно.
– А зачем мы тогда туда идем?
– Навес, под которым Девятов хранит технику, расположен рядом с прокатным пунктом. Кроме того, я из окна видел, что там горит свет. Если открыто – подберем тебе на завтра лыжи.
– А если заперто?
– Тогда просто погуляем.
Свет в прокатном пункте действительно горел. Дверь была открыта.
– Ау, есть кто? – Павел стянул перчатку и постучал костяшками пальцев в дерево двери. – Олег, вы тут?
Какой-то хрип был ему ответом. Патриции на мгновение стало страшно.
– Есть здесь кто-нибудь? – дрожащим голосом спросила она. – Можно нам зайти?
Павел решительно задвинул ее за спину, видимо, тоже слышал подозрительный хрип, и перешагнул через порог. Сквозь короткий тамбур он прошествовал в основную комнату пункта проката, Патриция старалась не отставать, хотя ей отчего-то было очень страшно. В комнате за стойкой сидел Олег Девятов, перед которым стояла уже почти пустая бутылка водки и граненый стакан.
Подняв глаза на вошедших, он хмуро кивнул, икнул, поднял стакан в жесте, напоминающем салют, и опрокинул его в горло.
– Ваше здоровье.
Он был окончательно и безобразно пьян. Павел шагнул к нему, сжав кулаки, но тут же остановился, словно усилием воли удержав себя от чего-то непоправимого.
– Вот же скотина.
– А вот выражаться не надо. – Девятов поднял на них глаза. Мутные, злые, страшные. – Мужик, я ж тебе ничего не сделал. Или сделал? Я не помню. Ничего не помню.
Лицо у Павла было белое-белое, словно слепленное из того снега, который они, войдя внутрь, оставили за порогом.
– Паша, пойдем, – Патриция потянула его за руку.
Патрисия тоже терпеть не могла пьяных, это неприятие таилось где-то на генном уровне, она и сама почти не пила, потому что не любила поднимающуюся даже от пары бокалов внутри муть, и других оставляла наедине с плещущимся внутри алкоголем.
– Пойдем, скажем Ирине, пусть она его заберет.
– Ирку не трожь! – взревел вдруг Девятов. – Она не виновата. Ни в чем не виновата. Все я. Сам. Один.
– О чем он говорит? – шепотом спросила Патриция у Павла. – Ты понимаешь?
– В данный конкретный момент понятия не имею, – признался тот. – Но в том, что это существо способно испытывать вину, несомненно, кроется что-то новое. До сего момента он производил впечатление совершенно бездушной скотины.
Патриция вспомнила мохнатые руки на своей груди и содрогнулась от омерзения. Все-таки Олег Девятов действительно производил впечатление крайне неприятного человека.
– Давай уйдем отсюда, – попросила она. – Мне неприятно быть этому свидетелем.
– И валите, – пьяно сообщил Девятов. – Хотя нет. Лучше я уйду.
Он слез с табурета, на котором сидел, не забыв прихватить практически пустую бутылку, прошел мимо них, задев Павла плечом, отчего тот отшатнулся, словно к нему прикоснулось чудовище, два раза ударился о дверной косяк и вывалился наружу, оставив дверь в прокатный пункт открытой.
– Ну и что нам теперь делать? – растерянно спросила Патриция. – Не можем же мы уйти, оставив все нараспашку. Наверное, надо все-таки позвать Ирину. Может, ты покараулишь, а я сбегаю.
– Подожди, – Павел схватил ее за руку. – Во-первых, он же как-то сюда попал, так что, скорее всего, ключи где-то здесь. Нужно просто их поискать. Тогда мы просто запрем дверь и отдадим ключи Ирине.
– Логично. А во-вторых?
– А во-вторых, есть смысл все-таки сделать то, зачем мы сюда пришли – выбрать тебе лыжи на завтра. А уже потом искать ключи и запирать дверь или звать Ирину Девятову. Терпеть не могу оставлять планы невыполненными, даже если они столь незначительны.
Пожалуй, с этим подходом Патриция Леман была согласна. Вслед за Павлом она прошла к стройным рядам лыж, выстроенным вдоль дальней стены. На ее непросвещенный взгляд, лыжи были все одинаковые. Ну, только если размерами ботинок отличались. Да еще цветом.
– И как их выбирают? – почему-то шепотом спросила она у Павла. – Неужели между ними есть какая-то разница.
– Разумеется, есть, – с легкой нотой превосходства в голосе ответил он. – Скажи, ты видишь разницу между… – он замолчал, словно подыскивая сравнение.
– Сумкой Луи Виттон и Келли от Эрме? – насмешливо спросила Патриция. – Признайся, ты ведь что-нибудь подобное хотел сказать?
– Да, но понял, что для тебя подобные сравнения совершенно неестественны, – кивнул Павел. – Не потому, что я не думаю, будто ты не достойна такой сумки, просто ты производишь впечатление человека, которому совершенно наплевать на понты.
– Абсолютно, – согласилась Патриция. – Я слишком хорошо знаю, что в жизни важно, а что нет. Хотя в марках дорогих сумок разбираюсь. Профессия обязывает.
– Тогда пусть будут сумки. То есть понимая разницу между брендами, ты можешь, бросив первый взгляд на владелицу сумки, определить, к какому классу она принадлежит. Может себе позволить тяжелый люкс или выбирает качественные, но бюджетные марки. Покупает одну сумку, но настоящую или ведется на китайские подделки, чтобы казаться, а не быть. Предпочитает большие удобные модели, чтобы влезал ноутбук, или обходится клатчем, потому что носит с собой только телефон и помаду.
– Ну да, так и есть.
– Так вот и с лыжами так же. Правда, в них, помимо понтов, ценятся еще безопасность и надежность. Ты, скажем так, начинающий горнолыжник. Поэтому, первый раз вставая на лыжи, важно учитывать множество факторов. К примеру, лыжи Кайди для тебя слишком длинны. Она высокая девушка, и лыжи у нее профессиональные. При этом ты довольно хрупкая, поэтому для первого раза лыжи тебе лучше взять юниорские. Кроме того, важно учитывать, что мало кто из новичков сразу может определиться со своими пристрастиями, поэтому, выбирая между трассовыми и фрирайдовыми лыжами, для первого раза лучше выбрать трассовый универсал. У Кайди фрирайд, потому ты и упала. Ну, и последнее, новичку больше подходят мягкие варианты, жесткие лыжи выбирают профи. Кайди и Айгар – профи, ты нет. Теперь понятно?
– Пожалуй, да. Хотя сравнение с сумками все-таки не подходит. Ты говоришь про качественные характеристики, а не про понты.
– Ну что ты, – Павел вдруг засмеялся. – Понтов в лыжах тоже вполне достаточно, особенно в горных. Как я и сказал, бросив один только взгляд на лыжи, я могу сказать очень многое об их владельце.
– Например?
– Ну, например, что Айгар и Кайди – профессионалы. Горными лыжами увлекаются давно и основательно, хотя к деньгам относятся взвешенно и на ветер их не бросают. А еще я могу со всей определенностью сказать, что скромняга Аркадий Петрович лжет.
– Что? Почему?
– Да потому что, как я тебе уже сказал, дорогое лыжное снаряжение «с именем» – это всегда гарантия самого высокого качества изготовления, начиная от подобранных компонентов и заканчивая сборкой. Если у лыж ценник начинается от ста тысяч рублей, то просто беря их в руки, ты почувствуешь вес каждого вложенного в них рубля. Вот ты, работая личным помощником у бизнесмена, входящего в список «Форбс», с первого взгляда отличишь людей из «высшего общества» от простых смертных. И не только по сумке. Вот и в лыжах так же. Каждая дорогая лыжа – это практически произведение искусства: лучшее дерево не только в качестве наполнителей, но и для декоративных элементов, вставки из натуральной кожи, сложная инкрустация. Дорогие лыжи никогда не выходят из моды.
– Глупость какая, – пожала плечами Патриция. – Лыжи не могут быть с инкрустацией. На них же все-таки катаются. А значит, на первый план все-таки выходит безопасность.
– А вот тут ты зришь в самый корень, – с удовлетворением согласился Павел. – В этом-то и дело. Видишь ли, если бы наш Аркадий Петрович был обычным снобом, который впервые в жизни выбрался на горнолыжную трассу и прикупил себе первые в своей жизни горные лыжи, причем для форса взял их, просто, чтобы показать, что он очень ценит себя, любимого, не жалеет на себя денег, уважаем в обществе и имеет очень высокий статус, то он выбрал бы совсем другие лыжи. Не те, что он привез.
– Не поняла.
– Ах ты боже мой. Сейчас попробую еще раз объяснить. Если на ногах у тебя, к примеру, Stoeckli, то это то же самое, как ездить на «Феррари». Люди, желающие показать свой статус, приобретают дорогие часы, украшения, недвижимость, машины и точно так же они покупают дорогие горные лыжи. Например, каждая пара лыж Stoeckli проходит через 140 ручных операций, после чего на них ставят волшебный значок Swissmade. Это престижно, понимаешь. При этом мне такие лыжи не нужны. У меня AUGMENT, это австрийский бренд, который пока не так уж сильно известен в мире. Производство, по сути, тоже штучное – фабрика в австрийском городке Штульфельден выпускает всего около 30 пар в день, но их используют спортсмены, которые участвуют в мировых спортивных состязаниях, а также горнолыжники-любители, не стремящиеся ставить рекорды, но ценящие скоростное катание. Я отношу себя как раз к таковым, поэтому у меня именно такие лыжи. Выбирая их, я руководствовался большим количеством требований, и теперь у меня есть гарантия, что мои лыжи – именно те, которые подходят мне больше всего.