«Очень плохо нам было, когда мы… овладев Мюнхебергом, устремились в леса и пошли рывком на межозёрное пространство. Наступила ночь, и вот начался кошмар: идут волны наших бомбардировщиков и сгружают свой груз на мой штаб, на колонны и на боевые порядки 8 Гвардейского мехкорпуса и 11 Гвардейского танкового корпуса, жгут наши танки и транспорт, убивают людей. Из-за этого мы на 4 часа прекратили наступление, которое развивалось очень успешно… Только за одну ночь у меня свои самолёты сожгли около 40 машин, 7 танков и убили свыше 60 человек. Зачем нам нужны эти потери?»
Таких примеров можно привести не один – только из генеральских выступлений только на первой конференции 1946 года (потом была и вторая под руководством маршала Конева).
Беря подобные критические примеры и некритически, подло осведомляя о них читателя, современные интерпретаторы той войны внедряют в массовое сознание грязные мифы о бездарности советского генералитета. Делать это – если ты шулер от истории – не сложно. Десяток фактов, подобных вышеприведённым, и готов мифический, но, вроде бы подкреплённый генеральскими свидетельствами тезис о том, что советская бомбардировочная авиация во время Великой Отечественной войны била не столько по врагу, сколько по своим. А причина, мол, – в бездарном авиационном и попутно наземном командовании, которое не могло и не умело координировать действия различных родов войск.
Если анализировать ситуацию в целом, то станет ясно, что только что сформулированный «тезис» лжив и антиисторичен, что основной причиной тогдашних трагических «накладок» были крайне динамичная ситуация под Берлином и несовершенство тогдашней радиосвязи…
Тот же генерал Катуков упоминал о полосах фосфоресцирующей бумаги, которыми немцы в ночное время обозначали свой передний край. Хорошая придумка, но тут надо говорить, скорее, о просчётах тех, кто разрабатывает средства боевой эргономики, а не о бездарности генералов.
К тому же можно приводить и другие примеры с той же конференции, и они будут, действительно, типичными (то, что это так, видно из анализа выступлений генералов).
Представитель Генерального штаба генерал-майор Платонов, говоря о самобытности плана Берлинской операции, отмечал:
«В целях достижения тактической внезапности и введения противника в заблуждение маршал Жуков приказал за два дня до начала наступления произвести от каждой дивизии первого эшелона сильную боевую разведку усиленными батальонами с танками и поддержанных огнём 2–3 артполков на каждый разведбатальон».
И этот ход Жукова себя вполне оправдал. Начальник Разведывательного управления 1-го Белорусского фронта генерал-майор Н. М. Трусов докладывал на конференции:
«Командир 56-го танкового корпуса генерал артиллерии Вейдлинг показал:
«…то, что русские после действий своих разведотрядов 14.4 не начали наступление 15.4, ввело наше командование в заблуждение. Когда мой начальник штаба полковник фон Дуйвийг от моего имени высказал мнение начальнику штаба 11 танкового корпуса СС, что нельзя накануне русского наступления менять 20 моторизованную дивизию и танковую дивизию «Мюнхеберг», начальник штаба 11 тк СС ответил: «Я, командир корпуса, считаю, русские сегодня не наступали, значит, они предпримут наступление только через несколько дней. Такого же мнения придерживались и другие офицеры штаба, и командование 9-й армии»…».
Генерал-майор Трусов сообщил и такое – несколько неожиданное – подтверждение эффективности мер по обману противника. Накануне нашего наступления шведское радио передало, что наступление на Берлин будет осуществляться глубокими охватами с севера и юга, а на центральном участке будут вестись лишь сковывающие действия.
Лобовой удар оказался неожиданным не только для военных комментаторов шведского радио, но и для германского командования. А оно имело против советских войск на берлинском направлении и на всём вообще советско-германском фронте очень серьёзные силы.
Напомню, что к началу 1945 года германские вооружённые силы на советско-германском фронте насчитывали 3,7 миллиона человек; 52,6 тысячи орудий и миномётов; 8,1 тысячи танков и штурмовых орудий и 4,1 тысячи боевых самолётов.
СССР обладал на советско-германском фронте войсками в составе: 6,7 миллиона человек; 107,3 тысячи орудий и миномётов; 12,1 тысячи танков и самоходно-артиллерийских установок; 14,7 тысячи боевых самолётов.
Нынешние интерпретаторы-антисоветчики голословно заявляют, что советское командование было склонно завышать силы противника. Но вот немецкий «классик», Курт фон Типпельскирх, в книге «История Второй мировой войны, в главе XII «Борьба за рейх», разделе 3 «Прорыв русских на Висле» писал:
«Германский генеральный штаб сухопутных сил оценивал превосходство русских в пехоте соотношением 11:1, в танках – 7:1, в артиллерии – 20:1. Превосходство русских в авиации было также достаточно велико, чтобы обеспечить себе господство в воздухе. В целом успех немецкой обороны почти исключался, даже если предположить крайнее упорство войск и искусное управление ими. Неясен был лишь масштаб грозившей катастрофы…»
Это было написано после войны генералом пехоты (следующий чин – фельдмаршал), командовавшим с апреля 1945 года группой армий «Висла», автором монографии, считающейся образцовой. Причём далее он не признаётся, что цифры ОКХ были не то что завышены, а попросту – для серьёзных генштабистов – смехотворны.
В действующей армии у нас тогда было всего 11 миллионов человек, из которых немцам противостояло 6,7 миллиона человек. А коллеги Типпельскирха в германском Генштабе оценивали противостоящие им силы в 3,7•11 = 40,7 миллиона человек. Интересно, были ли они знакомы с такой генштабистской наукой, как страноведение?
Реальное общее соотношение сил составляло к началу 1945 года в нашу пользу: по людям – 1,81:1, по артиллерии – 2,04:1, по танкам – 1,49:1 и по авиации – 3,58:1.
Как видим, перед нашим наступлением 1945 года по всем основным показателям, исключая авиацию, не обеспечивалось даже соотношение 3:1, необходимое для гарантированного успеха. Но избыток авиации в условиях постоянно меняющейся, динамичной наземной ситуации порой, как видим, только мешал.
Да, на участках прорыва соотношение сил было бо́льшим в нашу пользу, чем указанное выше общее соотношение сил. Но ведь искусство полководца как раз и заключается в том, чтобы обеспечить себе подавляющее превосходство над противником в нужном месте в нужное время!
Чтобы было понятнее, каким был полководческий хлеб в той войне, сообщу, что в целях обеспечения скрытности Берлинской операции командующие войсками фронтов разрешили командующим армиями ознакомить с директивой Ставки на наступление только начальников штабов армий, начальников оперативных отделов штабов армий и командующих артиллерией.
Командиры полков получили задачи устно (а ведь как уж язвят о якобы бюрократическом стиле командования Красной Армии) за три дня до наступления.
На подготовку отводилось 14–15 дней. Темпы наступления определялись для общевойсковых армий в 8 – 14 километров, для танковых – 30–37 километров в сутки. Плотность танков на участках прорыва на 1-м Белорусском фронте устанавливалась в 20–44 танков и САУ на километр, а плотность артиллерийских стволов – 300 орудий и миномётов на километр.
Ствол на три метра!
16 апреля 1945 года в 3 часа по берлинскому времени началась авиационная и артиллерийская подготовка: немецкая оборона обрабатывалась в глубину на 8 километров, а отдельные узлы сопротивления – до 10–12 километров. Но не обошлось без накладок. Та мощная разведка боем 14 апреля, которую только положительно оценил генштабист Платонов, имела и тот результат, что немцы отвели свои основные силы на вторую полосу – на Зееловские высоты, а командование 1-го Белорусского фронта переоценило результаты боёв 14–15 апреля и не заметило этого отвода.
Бездарность?
Нет, конечно!
Война – современная динамичная война, побеждал в которой тот, кто был лучше готов к любым неожиданностям, в том числе и к последствиям собственных просчётов и инициативы противника. И ко всему этому в 1945 году лучше были готовы мы.
Показательно, что о тех же авиационных казусах на научной конференции 1946 года говорилось без надрыва, без истерики, с пониманием и знанием сложной природы современных битв.
Да ведь и конечный итог битвы за Берлин был в нашу пользу. Только в полосе действий войск маршала Жукова потери немцев в период с 16 апреля по 9 мая 1945 года составили 218 691 человек убитыми и 250 534 человек раненными. Это только людские потери.
Потери 1-го Белорусского фронта составили убитыми и раненными 179 490 человек. Общие же потери трёх наших фронтов и взаимодействовавших с ними сил флота в Берлинской операции составили: 81 116 человек безвозвратно (то есть погибших и умерших на этапах санитарной эвакуации), а всего – 361 367 человек.
Где здесь те миллионные наши потери в битве за Берлин, которыми нам сегодня морочат голову «демократические» клеветники-антисоветчики – урождённые граждане СССР, к слову?
Стандартные, допустимые военной наукой потери наступающих к потерям обороняющихся принимаются равными трём к одному. То есть при умелом командовании безвозвратные потери Красной Армии в Берлинской операции могли достигнуть (взяв потери немцев только по одному фронту) не менее чем 218 691•3 = 656 073 человек.
А они были в десять раз – если учесть общие потери немцев – меньшими, чем допускает военная наука. Так бездарно или блестяще проявило себя командование Красной Армии в 1945 году?
Впрочем, можно привести и другие данные.
Вот три цитаты:
1) «Наступление… развивается недопустимо медленно… наступление может захлебнуться».
2) «9-й Гвардейский танковый корпус действует очень плохо и нерешительно…»
3) «Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно…»