Допустим, союзники не получили бы поддержки в виде ускорения советского наступления, и немцы серьёзно потрепали бы их в Арденнах и вообще на Западе. А мы бы начали всесторонне подготовленное наступление в ранее опредёлённые сроки: на полмесяца позднее, чем начали.
Ведь это означало бы, кроме прочего, отсутствие на советско-германском фронте большого количества немецких войск, увязших в ряде операций по окончательному разгрому всё ещё очень сильной союзнической группировки.
И, прежде всего, это означало бы отсутствие перед фронтом нашего наступления прекрасных, воодушевлённых арденнским успехом танковых соединений рейха.
Мы и так – в условиях не полностью подготовленного наступления и противодействия спешно переброшенных с запада на восток германских частей и соединений – наступали почти непрерывно и быстро.
До тридцати километров в сутки!
Почти как немцы летом 1941 года.
А если бы всё у нас было полностью плановым, как задумывалось с самого начала? Смотришь, мы бы не то что до Берлина первыми дошли, но и до Рура с Касселем. И потери наши могли бы быть не такими уж и чрезмерными: ведь немецкое противодействие не было бы таким мощным, каким оно оказалось после усиления восточной группировки немцев западными подкреплениями.
На западе немцам всё равно пришлось бы воевать: силы союзников были всё же огромны – на континенте высадились миллионы только американцев. И если бы мы союзникам в январе 1945 года не помогли, бои на западе приобрели бы, скорее всего, затяжной характер и шли бы с переменным успехом.
С одной стороны, это не позволяло бы союзникам продвигаться очень быстро: воодушевлённые успехами немцы вряд ли сдавались бы им так массово, как они реально сдавались. С другой стороны, немцы не стали бы перебрасывать войска на восток, видя, что не всё потеряно на западе.
К тому же на западе и противник им противостоял неустойчивый, а значит, и успех против него был вероятнее.
То есть вместо триумфального – за счёт открытия немцами Западного фронта и повальной их сдачи в плен – продвижения союзников по Германии весьма вероятно имели бы место их топтание на месте, отходы, местные успехи то союзников, то немцев. А в целом – взаимное истощение на фоне непрекращающегося советского наступления.
И такое предположение в рамках мысленного эксперимента отнюдь не легковесно. Уже упомянутый Дж. Эрман признавал:
«… общее положение зимой 1944/45 года характеризовалось не только тем, что на Западном фронте союзники зашли в тупик, но и тем, что под угрозой провала оказались все их (жирный курсив мой. – С. К.) оперативные планы в Европе».
Да кой чёрт «оперативные»!
Если бы не своевременная, бескорыстная и благородная русская помощь, под угрозой могли бы оказаться стратегические планы англосаксов в Европе! И, весьма вероятно, оказались бы…
Так кто освободил Европу?
ОБРАТИМСЯ ещё раз к докладу заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии, генерала армии Антонова на Крымской конференции.
4 февраля 1945 года Антонов докладывал о ходе советского наступления и сообщал, что к 4 февраля нами разгромлено 45 дивизий немцев. А далее он говорил:
«Немцы будут защищать Берлин, для чего постараются задержать продвижение советских войск на рубеже реки Одер, организуя здесь оборону за счёт отходящих войск и резервов, перебрасываемых из Германии, Западной Европы и Италии (жирный курсив везде мой. – С. К.).
…Немцы будут возможно прочнее прикрывать венское направление, усиливая его за счёт войск, действующих в Италии.
…Переброска войск противника:
а) На нашем фронте уже появились:
из центральных районов Германии – 9 дивизий
с западноевропейского фронта – 6 дивизий
из Италии – 1 дивизия
Итого 16 дивизий
б) Находятся в переброске:
4 танковые дивизии
1 моторизованная дивизия
Итого 5 дивизий.
В) Вероятно, будет ещё переброшено до 30–35 дивизий за счёт западноевропейского фронта, Норвегии, Италии и резервов, находящихся в Германии.
Таким образом, на нашем фронте может дополнительно появиться 35–40 дивизий».
И прогноз Антонова относительно усиления немцев на востоке подтвердился даже в большей мере, чем предполагалось, потому что немцы всё нарастающим образом оголяли фронт на западе для того, чтобы укреплять фронт на востоке.
В феврале 1945 года Антонов высказал пожелание ускорить начало наступления союзников, чему, как он верно отметил, способствует «поражение немцев на восточном фронте; поражение группировки немцев в Арденнах; ослабление немецких сил на западе в связи с переброской их резервов на восток».
Наступление-то союзники начали и в сроки, желательные для нас, но помощь для Красной Армии была от этого не очень-то велика. Немцы на западе сопротивлялись вяло, а союзники воевали без боевого напора, и все их успехи объяснялись нежеланием немцев продолжать борьбу на западе.
Немцы начинали надеяться на сепаратный мир и уж, во всяком случае, предпочитали попадать в союзнический плен, а не в русский. Отсюда и эйфория Рузвельта!
Союзники «наступали», однако вермахт не только не перебрасывал резервы на запад, но, напротив, постоянно снимал с Западного фронта боеспособные соединения и бросал их в «мясорубку» Восточного фронта.
Увы, эта «мясорубка» перемалывала не только германские, но и советские войска.
Война есть война. Особенно, когда оба противника воюют по-настоящему.
Спору нет, союзники имели огромный перевес в наземной технике, не говоря уже об авиации. Но даже в апреле 1945 года реальный боевой дух союзных войск был не так уж и велик.
Что же до перевеса в авиации, то «ковровые» бомбёжки войск, а не городов никогда не бывали очень уж эффективными. «Буханье по площадям» – занятие мало успешное.
Полезно ещё раз провести краткое сравнение поведения в 1945 году союзников во время мощного январского удара немцев по союзникам на Западе и и русских во время мощного мартовского удара немцев по ним в районе озера Балатон в Венгрии.
Союзники тут же рухнули и тут же запросили помощи у Сталина. А русские с ситуацией справились сами. Причём в Венгрии положение было намного тяжелее: был шире фронт, удар наносился с трёх сторон и т. д.
Как известно, союзники разгромили и пленили 176 дивизий стран германского блока, а советские вооружённые силы – 607 дивизий и уничтожили 75 % боевой техники врага. Это соотношение и показывает, кто и какой внёс вклад в освобождение Европы: вклад англосаксов составил примерно пятую часть от вклада России. И даже меньше, если учитывать, что против нас немцы сражались и в самом конце войны ожесточённо, капитулируя неохотно, чему свидетельство – Будапешт, Кенигсберг, Шнайдемюль, Берлин… А союзникам немцы с какого-то момента сдавались «пачками», не говоря уже об итальянцах, которые тоже пошли в «общий зачёт» англо-американских «успехов».
И ДУМАЕШЬ сегодня: а, может, не стоило нам начинать наступление в 1945 году, не полностью подготовившись? Может, стоило дать немцам возможность устроить англосаксам второй Дюнкерк, а уж потом ударить по измотанным этим успехом немцам всей силой? Смотришь, мы дошли бы не до Шпрее, а до Ла-манша.
Может быть, так бы надёжнее вышло!?
Но что поделаешь: Сталин был человеком неистребимого внутреннего благородства и рассчитывал, что хотя бы капля такого же благородства отыщется если не в сердцах политиканов типа Черчилля, то хотя бы в сердцах народов Европы, Советскому Союзу обязанных своим освобождением. Каждый ведь судит о других по себе.
Сталин, жертвуя заманчивыми возможностями освобождения Европы и разгрома рейха на собственных условиях, надеялся на благодарную память народов. Он надеялся на то, что Европа и весь мир будут вечно помнить о вторичном примере воинского и политического благородства русских…
В первый раз подвиг русских воинов в Первую мировую войну обеспечил тогдашним нашим союзникам по Антанте «чудо на Марне» в 1914 году. Во второй раз форсирование сроков русского наступления в 1945 году обеспечило союзникам по антигитлеровской коалиции «чудо в Арденнах»…
Увы, Европа забыла оба этих благородных союзнических акта России. Европейцы, освобождённые русскими и приветствовавшие русских в 1945 году, не смогли передать эстафету благодарности внукам и правнукам. Европейцы оказались недостойны надежд Сталина.
Вместо благодарной памяти – мелкая дрянь гнусной лжи, подлость исторического беспамятства и как итог – нынешние обвинения Европы в адрес как самого Сталина, так и Державы, им созданной и возвеличенной. Той Державы, которая освободила Европу в жестокой и кровавой борьбе с врагом.
Впрочем, отставим патетику в сторону и ещё раз обратимся к документам. Напомню, что, когда на Крымской (Ялтинской) конференции Черчилль выразил благодарность Красной Армии за зимнее наступление 1945 года, Сталин заметил, что это было «выполнением товарищеского долга» и что «согласно решениям, принятым на Тегеранской конференции, советское правительство не обязано было предпринимать зимнее наступление».
Сталин подчеркнул, что Советское правительство «считало это своим долгом, долгом союзника, хотя у него не было формальных обязательств на этот счёт», и что он, Сталин, «хочет, чтобы деятели союзных держав учли, что советские деятели не только выполняют свои обязательства, но и готовы выполнить свой моральный (жирный шрифт мой. – С. К.) долг по мере возможностей».
Тактичный Сталин употребил формулу «по мере возможностей», но советский народ выполнял в 1945 году (как, впрочем, и в 1944-м году, и в 1943-м, в 1942-м, в 41-м годах) свой союзнический долг чаще всего сверх всяких разумных возможностей. На той же Крымской конференции в тот же день 4 февраля 1945 года за столом переговоров велись такие речи, что, читая стенограмму от 4 февраля, не знаешь, что делать: смеяться или злиться?