— Собственно говоря, — продолжал молодой человек, — я пришел сюда, чтобы вернуть ваш кошелек и деньги, которые вы мне так любезно дали.
И он положил кошелек на угол низкого столика, возле которого сидела графиня. Почти весь столик был занят подносом с письмами и визитными карточками, вазой, полной свежесрезанных цветов, причем полевых, и безделушками, так что Михаилу оказалось непросто найти на нем свободное место.
— Сегодня с самого утра, — капризно промолвила Вера Андреевна, — меня забрасывают расспросами о вас. Знакомые просто не дают мне проходу и требуют подробностей о том, кто вы и как вы могли столько выиграть. Из-за этого я даже не поехала на вечер к княгине Хилковой.
— Представьте, я тоже туда не поехал, — в порыве откровенности признался Михаил.
— У вас достаточно денег?
— Более чем.
— И что вы собираетесь с ними делать?
— Еще не знаю. Может быть, поеду в Париж.
— Вы хоть что-нибудь себе купили на ваш выигрыш?
— Купил. Сургуча на двадцать с чем-то крейцеров и конвертов на дюжину крейцеров. Я хотел только один конверт, но один мне отказались продать.
Значит, после своего баснословного выигрыша он собирался отправить лишь одно письмо, сообразила графиня. Интересно, кому — уж не родителям ли?
— Вас будут осаждать с просьбами о деньгах, — сказала Вера Андреевна. — У дверей вас начнут караулить благородные вдовы и несчастные сироты, для которых вы почему-то являетесь последней надеждой. От людей, бьющих на жалость, очень трудно избавиться, поэтому даю вам совет: обратитесь в камень и не давайте ни крейцера. Никому.
Михаил хотел заметить своей собеседнице, что сама она не слишком-то склонна следовать собственным советам, но тут вошла горничная и, приблизившись к графине, сказала ей едва слышно несколько слов.
— Что ему нужно? — с досадой спросила Вера Андреевна.
— Он уверяет, что у него срочное дело.
— Хорошо, проси.
Горничная вышла.
— Если мое присутствие стесняет вас… — неловко начал Михаил.
— Нет, конечно. — Вера Андреевна взяла с подноса одно из писем и стала разглядывать конверт, но тут в гостиной появилось новое лицо, и Михаил с удивлением узнал в нем полицейского Штиглица, который совсем недавно доставил его в отель.
— Клаус Штиглиц, агент баденской полиции, — представился незваный гость, кланяясь. — Госпожа графиня, я смиренно прошу прощения за то, что мне пришлось побеспокоить вас… равно как и вас, герр Авилов, — повернулся он к Михаилу.
— Присаживайтесь, господин Штиглиц, — сказала Вера Андреевна, кладя заинтересовавший ее конверт обратно на поднос. Агент сел. — Полагаю, я имею полное право осведомиться о причине вашего появления на моей вилле.
Женщина с иным, чем у графини, характером произнесла бы последнюю фразу так спесиво, словно собиралась словесно уничтожить собеседника; но Вера Андреевна интонацией лишь обнаружила свое естественное любопытство. Хотя уже наступил вечер, в гостиной было еще достаточно светло, и Михаил разглядел, что Штиглиц (которого он плохо запомнил) не слишком молод, наполовину лыс и, судя по его брюшку, всем напиткам предпочитает пиво.
— Боюсь, что эта причина довольно драматического свойства, — немного нервно ответил агент, косясь на Михаила. — Вам знакома некая госпожа Меркулова?
— Жена генерала Меркулова? Конечно, она ведь сейчас в Бадене.
— Да, в самом деле, — пробормотал агент, облизывая губы. Он находился в явном затруднении. — Скажите, госпожа графиня, у нее были враги?
— Что означает ваш вопрос?
Агент вздохнул.
— Обычно, госпожа графиня, я работаю в казино, но сегодня… когда случилось такое ужасное происшествие… меня, так сказать, вызвали на подмогу. Дело в том, что госпожа Меркулова мертва.
— Как? — вырвалось у Михаила. — Что значит мертва? И почему вас оторвали от работы в казино? Неужели…
— Да, герр Авилов, госпожа Меркулова была убита. Кто-то подкрался к ней, когда она сидела в саду в беседке, и проломил ей голову.
— Средь бела дня? — недоверчиво спросила Вера Андреевна.
— Можно сказать и так. Все произошло около шести часов вечера. Мой коллега Брумм пытается разобраться…
— Теофилус Брумм? — переспросил Михаил.
— Да, герр Авилов. — Полицейский выдержал легкую паузу. — У нас имеются сведения, что жизнь покойной в последние дни была… э… не слишком спокойной.
Вера нахмурилась, но Штиглиц, похоже, сам не заметил своего неудачного каламбура.
— Ее муж и сын убиты горем. Они… э… рассказали нам некоторые факты, которые… которые, возможно, имеют отношение к убийству.
— Что значит — ей проломили голову? — неожиданно спросила Вера Андреевна. — Ее ударили чем-то — чем, сколько раз?
— Мы выясняем, — ответил Штиглиц, с некоторым удивлением глядя на хозяйку дома. — Насколько я понял, ее ударили сзади, она упала, шляпа слетела с ее головы, и тогда ее ударили второй раз возле виска. Орудие преступления мы еще не нашли.
— Нет, это непостижимо! — вырвалось у графини. — Хотя… не обращайте на меня внимания, господин Штиглиц. Я знала Натали… госпожу Меркулову, я и подумать не могла, что…
— Поскольку вы знали ее, госпожа графиня, я позволю себе вернуться к моему вопросу: у госпожи Меркуловой были враги?
— Как и у всех нас, — усмехнулась Вера Андреевна. — Почему вы сразу же заговорили о врагах? Вы уверены, что ее не мог, к примеру, убить грабитель?
— Нет. Госпожа Меркулова носила очень дорогое кольцо с бриллиантом. Оно осталось на ее пальце.
— Кто обнаружил тело?
— Ее горничная.
— Которая из горничных? Хотя нет, не отвечайте: я припоминаю, что вторую горничную совсем недавно уволили.
— Может быть, вам известно, за что?
— Может быть, — с расстановкой ответила графиня. — Натали подозревала, что муж ей неверен и что та горничная — его любовница.
— Ну, вот и первый враг, — вздохнул Штиглиц, доставая из кармана какой-то список и разворачивая его. — Горничная Аглая Дорофеева. Однако мои коллеги установили, что во время убийства она находилась в комнате на Лангештрассе, которую… э… для нее снял господин генерал. Она ждала его позже вечером и украшала комнату к его приходу. Хозяйка квартиры фрау Дитц и ее сестра видели, как она прибирается. — Он вздохнул. — Переходим к господину генералу. Мог ли он убить свою жену?
— Помилуйте! — возмутился Михаил. Он не питал к Андрею Кирилловичу никакой симпатии, но тем не менее предположение полицейского показалось писателю если не оскорбительным, то по меньшей мере нелепым.
— В свете некоторых обстоятельств, — со значением произнес сыщик, — нельзя исключить вероятности того, что он мог… гм…
— Нет, не мог, — решительно заявила Вера Андреевна. — Если вы намекаете на связь его жены с Осоргиным…
— До господина Осоргина мы еще дойдем, — самым неучтивым образом перебил хозяйку полицейский. Графиня Вильде поморщилась и, отвернувшись, стала разбирать конверты и карточки на подносе. — Итак, генерал Меркулов. Он у нас вне подозрений, потому что после того, как его жена вышла из комнаты и удалилась в беседку, он сел играть в шахматы с сыном. Сын настаивает на том, что отец никуда не отлучался. Тут, конечно, возникает деликатный вопрос о том, насколько можно доверять показаниям родственников, но герр Брумм изучил фигуры, которые остались на доске, расспросил, кто какие ходы делал и сколько размышлял над каждым ходом, и он считает, что мальчик не солгал. Таким образом, у господина генерала имеется алиби.
«Если ты знаешь, что у него алиби, и у горничной тоже, — думал Михаил, — какого черта ты явился сюда расспрашивать нас? Он ведь только делает вид, что говорит с одной графиней, его слова обращены и ко мне…»
— Третья подозреваемая — Анастасия Назарьева. По словам мужа жертвы, сегодня утром между Анастасией и его женой вспыхнула ссора, причиной которой стал уже упомянутый вами господин Осоргин. После ссоры подозреваемая вместе с семьей и прислугой покинула виллу.
— Полагаю, вам неизвестно, что Анастасия Назарьева на самом деле — дочь жертвы, — довольно резко промолвила графиня.
— Нам это известно.
— Вы уже говорили с ней? — набросился на него Михаил. — Что она вам сказала?
— Мы пока не беседовали с ней. Она сейчас на вечере у княгини Хилковой, и мы сочли нецелесообразным… э…
— Кто у вас еще в подозреваемых? — вмешалась Вера Андреевна.
— Платон Тихменёв. Между ним и госпожой Меркуловой возник спор за наследство, полученное его женой. Герр Тихменёв пытался отговорить госпожу Меркулову от процесса, который она собиралась начать, как только вернется в Россию. Теперь она мертва, и можно считать, что его проблема решена.
У Михаила похолодели руки. Неужели его знакомый, наделенный на редкость злым языком, — неужели он еще и убийца?
— Я не верю… — пробормотал писатель.
— Факты — упрямая вещь, — важно промолвил Штиглиц, — и люди чаще всего убивают из-за денег. — Он со значением прищурился. — Кажется, вы общались с Тихменёвым, герр Авилов. Он не высказывал… ну к примеру, угроз в адрес жертвы?
— Я ничего такого не помню, — хмуро ответил Михаил. — Мы с ним обсуждали в основном литературу, и еще — новости, в том числе… ну вы знаете… гибель императора Максимилиана.
— Вот как? Хорошо, мы учтем, что он не высказывался о жертве враждебно. И наконец, наш последний подозреваемый — герр Осоргин.
— А ему-то зачем убивать Натали? — не сдержался Михаил.
— Генерал Меркулов считает участие господина Осоргина весьма вероятным, — коротко ответил Штиглиц, и глаза его блеснули. — Нельзя сказать, что он не прав: ведь случается же такое, что любовники убивают своих любовниц, которые вдруг стали им мешать. Кроме того, герр Осоргин не смог или не захотел назвать, где он был сегодня около шести вечера, хотя прошло совсем немного времени.
Графиня Вильде взяла с подноса визитную карточку и помахала ею в воздухе.
— Он заезжал сюда, — объявила она и дернула за колокольчик. В дверях показалась горничная. — Тереза! В котором часу сегодня явился господин Осоргин?