На протяжении XIX века усилиями царизма исчезла Литва, вместо нее у нас насаждался термин «Белоруссия» — который тоже был вскоре запрещен. И хотя в последнем десятилетии XX века беларуская государственность формально возродилась, последствия двух столетий русификации оказались ужасающими. Без осознания себя как исторической Литвы не может быть по-настоящему суверенной Беларуси сегодня.
Мифы царизма и СССР.
Всю свою историю до российской оккупации 1795 года (примерно 550 лет) наша страна называлась Литвой, а народ — литвинами. Историческую память об этом целенаправленно и жестко вытравливал царизм, а затем партийные идеологи СССР.
Причин две. Во-первых, память о Литве как альтернативном Московии центре объединения земель Восточной Европы подрывала великодержавные российские мифы. В рамках этих мифов была придумана басня о каком-то «древнерусском народе» и «древней Руси», наследницей которой якобы была Российская империя. Эти мифы не только «обосновывали» захват Россией земель Литвы (Беларуси) и Руси (Украины), но одновременно служили задачам внутренней политики. Ведь, согласно мифам, свои основы Россия получила от западных соседей: государственность (от Киевской Руси), православную религию (от Киева), славянское население, которое, по этим мифам, якобы «мигрировало из киевских земель в земли владимирские», населенные финнами.
Эти мифы сегодня разоблачены наукой, но еще совсем недавно они усиленно насаждались, на них выросли несколько поколений советских людей. При Сталине беларусов вообще оградили от изучения истории своего Отечества (не было такого предмета в системе образования БССР), а первый учебник нашей истории, появившийся при Хрущеве (в 1963 г. ) оказался совершенно лживым.
Вторая причина, по которой царские и коммунистические власти пытались предать Литву забвению, заключалась в самой сути Литвы. Уж очень она не походила на ордынскую Московию (Россию), казалась «испорченной западным влиянием». Наши предки жили в сугубо европейском государстве, аналогичном Польше, Словакии, Чехии, Австрии. У нас 400 лет десятки городов и местечек жили по Магдебургскому праву, основанному на выборности всех трех ветвей власти. По своему менталитету и культуре жители этих городов были европейцами, они учились в учебных заведениях европейского типа, жили в условиях религиозной и политической свободы. На Литву-Беларусь полностью распространялось действие первой в Европе и второй в мире (после США) Конституции Речи Посполитой 1791 года, о чем сегодня напоминает, увы, только полуразрушенная стела в городе Глубокое.
Поэтому российский царизм и советский коммунизм вели борьбу не с названием «Литва» как таковым, а с его европейским содержанием. Запрет термина сопровождался водопадом лжи. Дескать, «литовцы угнетали беларусов», хотя литвины и беларусы — это синонимы. Другая ложь — что в составе Речи Посполитой Литва-Беларусь полностью утратила свою государственность. На самом деле ВКЛ сохраняло все атрибуты государственности: свою административную и судебную системы, свои законы — Статуты ВКЛ, свою армию — войско ВКЛ, свою валюту — талер, шелег и грош (последний талер ВКЛ Гродненский монетный двор отчеканил в 1794 году), свой государственный язык (до 1696 года). Все должностные посты в ВКЛ, включая самые высшие (канцлеры, гетманы, подскарбии, каштеляны) занимали местные уроженцы.
Это царизм осуществил национальный геноцид: уничтожил европейскую страну, лишил ее народ своего традиционного названия, своей религии и своего языка.
Начало оккупации.
При первом разделе Речи Посполитой в 1772 году Россия захватила себе восточные земли ВКЛ, которые назвала «Белорусским генерал-губернаторством» (Витебская, Могилевская и Смоленская губернии). Термин «белорусское» тогда еще не имел национального значения, со времен войны 1654—67 гг. московиты так называли местных жителей, присягнувших российским монархам. Как уже отмечено выше, первыми «белорусцами» были украинские казаки — их таким манером называли в Московии после Переяславского договора 1654 года.
В ходе второго и третьего разделов Речи Посполитой (в 1793 и 1795 гг.) Россия оккупировала все остальные земли BKЛ, в том числе Самогитию (нынешнюю Летуву, в царской России она стала Ковенской губернией) и непосредственно Литву — территорию нынешней Центральной и Западной Беларуси вместе с Вильней. Тут царизм учредил «Литовское генерал-губернаторство» (Виленская, Минская и Гродненская, включая область Белостока).
Таким образом, с 1795 года царизм искусственно разделил единый до того этнос литвинов на два якобы разных: на «белорусов» Витебска, Полоцка, Могилева, Смоленска, Гомеля — и на «литовцо-руссов» Минска, Бобруйска, Вильни, Гродно, Бреста. В дальнейшем политика русификации привела к переносу термина «Белоруссия» и на Литовское генерал-губернаторство (историческую Литву). А само название «Литва», ставшее запрещенным у нас, постепенно стало применяться к жемойтам Самогитии (латинский
вариант термина «Жемойтия»), хотя они к Литве никакого отношения не имели.
С самого начала этой оккупации (длившейся 145 лет для восточной части страны и 122 года для западной) политика царизма была направлена на лишение нашего народа не только политических свобод, но и своей национальной специфики. Губернаторами цари назначали исключительно русских, присылаемых из России, тогда как беларусы были принципиально отстранены от власти в своем Отечестве. Еще Екатерина II ввела правило: представителей местного этноса (включая магнатов) не допускать к власти, руководить всеми ее ветвями должны только ставленники из России (в том числе судьи и духовенство).
Откуда столь жесткое отношение, которое не применялось к прочим субъектам империи? Видимо, оно являлось продолжением спора Московии за главенство в этом регионе. На кону фигурировали ранее захваченные и «переваренные» ею республики Новгорода и Пскова, а также Великое княжество Тверское. То есть в историческом контексте высшее руководство России стремилось навсегда ликвидировать наше государство как единственного конкурента на «собирание Руси». Именно этим мы отличались от финнов, латышей или грузин, к существованию которых царизм относился безразлично, ибо они не затрагивали основы российской государственности самим фактом своего существования.
Магнатам и шляхте ВКЛ присяга на верность царице (т. е. России) была поставлена условием сохранения владений. Например, управляющий владениями графа Храптовича писал:
«Нам угрожают /отчуждением/ владениями в случае непринесения присяги в течение месяца, а в присяге сказано, что мы добровольно, без принуждения хотим и надеемся находиться под властью России».
Еще недавно учебники истории СССР рассказывали сказку о том, что царизм якобы протянул беларусам «братскую руку помощи русского народа», «освобождая их от гнета польских и литовских помещиков». Польских помещиков в Беларуси не было, были помещики беларуские, но католического вероисповедания. На практике «освобождение» заключалось в переводе крестьян из категории лично свободных в категорию рабов (так называемых «крепостных»), И это — «освобождение»?!
Более того, стремясь ослабить позиции нашего дворянства (шляхты), царизм передал во владение русским помещикам более четверти беларуских крестьян. Начали Екатерина II и Павел I, которые подарили им около 200 тысяч ревизских (мужских) душ селян. В том числе 15 тысяч душ получил фаворит императрицы князь Потемкин (в районе Кричева), 17 тысяч — генералфельдмаршал граф Румянцев-Задунайский (вокруг Гомеля и в районе Пружан), 12 тысяч — флигель-адъютант Семен Зорич (в районе Шклова), 7 тысяч — генерал-фельдмаршал Суворов (в Кобринском повете) — за подавление восстания против русских оккупантов.
Отныне новые и старые владельцы могли делать с крестьянами то, что прежде было немыслимым в ВКЛ: могли их продавать, переселять в иные места, подвергать телесным наказаниям, разлучать супругов и детей с родителями, а крестьяне не имели права жаловаться на хозяев.
Впервые за 550 лет беларуских мужчин из числа селян и мещан стали призывать в рекруты на 25 лет службы (сначала одного на 200 душ мужского пола, с 1820 года — одного на 125 душ). Там беларусы стали пушечным мясом царского режима.
В 1810 году граф А. А. Аракчеев создал в Климовичском уезде Могилевской губернии первое в империи «военное поселение». Формально это было подразделение территориальных войск (одна рота), совмещавших военную службу с занятием сельским хозяйством, то есть военных баз. Но реально ставилась задача по формированию особой касты военнослужащих, оторванной от народа и предназначенной для борьбы с национально-освободительным движением.
К 1825 году в Могилевской губернии была развернута целая сеть таких поселений (по 60 домов в каждом, 228 нижних чинов), общей численностью в 6 пехотных полков. В те времена 4 роты составляли батальон, 3 батальона — полк. Следовательно, для развертывания шести полков требовались 72 поселения, имевшие не менее 16416 взрослых мужчин-рабов, годных к строевой службе!
«План Огинского».
В 1806 году французские войска заняли часть Польши, которая ранее входила в состав Пруссии, там было создано герцогство Варшавское. Стараясь не допустить поддержку Наполеона «своими» поляками и литвинами, царь Александр I заявил о намерении воссоздать под эгидой России Великое княжество Литовское. По поручению императора в 1811 году князья Огинский, Любецкий и граф Михал Плятер разработали проект «Положения о правлении автономным Великим княжеством Литовским».
В записке Огинского Александру I значилось: «Часть Польши, присоединенная к Российской империи, составляла некогда особое самостоятельное владение — Литву… Жители его исстари… заботились о своем праве и были верны своим монархам, отличались мужеством и любовью к отечеству. Гордые своим происхождением, литвины… сохранили свои обычаи, свой гражданский кодекс, местное управление, свое войско, верховный суд… и даже сойм, который собирался по очереди в Варшаве и Гродно…
Я уверен, что если бы со времени присоединения к России взятых польских земель была из них создана одна провинция, сохранено имя Литвы и оставлены ее давние права, и если бы из нее был создан особый край со своим управлением, или в качестве соединенной и включенной в состав Российской империи державы, то тогда иноземное вторжение проникло бы туда с трудом».
Огинский сравнивал Литву-Беларусь с Грузией — которая вошла в состав России, сохранив себя как державу, а потому была верна России, ее князья верно служили царизму во всех войнах. Здесь же ситуация была иной: царизм ликвидировал государственность ВКЛ, отстранил от власти беларусов, учинил так называемый «разбор шляхты» (перевод из дворянства в другие сословия, вплоть до крестьянского), отдал селян в рабство помещикам. Такого царизм не позволял себе даже по отношению к мелким княжествам Кавказа, Сибири и Средней Азии.
Причину особо жесткого отношения определила еще Екатерина II. Она объяснила своим приближенным, что на протяжении веков Литва являлась главным врагом Росси и, поэтому захват ее означает не переход под юрисдикцию Петербурга, а полную ликвидацию — как источника постоянной угрозы русским. Поэтому неудивительно, что, несмотря на реальную угрозу вторжения Наполеона, проект Огинского был отвергнут.
В свою очередь, почти вся шляхта Литовского и Белорусского генерал-губернаторств (то есть всей нынешней территории Беларуси и части Летувы) приветствовала Наполеона как освободителя и пошла воевать вместе с ним против России. Например, князь Радзивилл за свой счет выставил трехтысячный уланский полк, который первым вступил в Вильню.
Однако и на стороне России литвины-беларусы тоже воевали. Так, гусарские Гродненский (Литовского генерал-губернаторства) и Белорусский (Белорусского генерал-губернаторства) полки входили в состав 1-й армии Барклая де Толли. Солдаты этих полков, как и прочих «литовских» и «белорусских» подразделений носили бело-красные мундиры по цветам бело-красно-белого флага BKЛ, имели «Погоню» на своих флагах и головных уборах. Знаменитая в России женщина-офицер Надежда Дурова служила в 1811 году в Литовском уланском полку, сформированном из западных беларусов и размещенном в Гродно, где она слышала каждый день непонятную ей беларускую речь. Несколько десятков тысяч солдат-рекрутов из Беларуси участвовали на стороне России и в знаменитом Бородинском сражении, сражаясь против своих соплеменников.
При наступлении французов выяснилось, что здешнее население просто жаждало освобождения от русских. Вот что сказано в книге «Минск: исторический очерк», изданной в 1905 году в Санкт-Петербурге: «Все русское население Минска поспешно спасалось бегством… Что же касается поляков /то есть беларусов. — В. Д. /, то они и не думали бежать из города и спокойно, с радостью ожидали французов, видя в них своих будущих освободителей, и те учреждения, где преобладал польский элемент /какова формулировка — элемент! — В. Д. /, никаких мер к отправлению из Минска не предпринимали, а, напротив, приготовились к торжественной встрече французов. По выезде из города русских чиновников поляки /то есть минчане-беларусы. — В. Д. / организовали временный совет для охраны магазинов с провиантом и спокойствия жителей. Председателем совета был избран президент первого департамента минского главного суда Л. Каминский, а членами были президент второго департамента того же суда Ходзько и минский уездный предводитель дворянства И. Монюшко, а также члены городского магистрата. Благодаря заботливости членов этого совета минские магазины не были сожжены и достались неприятелю, который здесь нашел до 7500 пудов муки /120 тонн/, много овса и 1500 фунтов пороха /681 кг/. Кроме того, неприятелем был захвачен также большой запас лазаретного имущества.
Маршал Даву занял Минск 25 июня и был торжественно встречен поляками /в Минске жили беларусы и евреи, а не поляки. — В. Д./. Квартира ему была отведена на Высоком рынке (Соборная площадь) в доме, примыкавшем к костелу. Эта площадь была украшена в то время ратушей, иезуитской коллегией, униатским монастырем и православным собором. В течение двух дней войска корпуса Даву успели придвинуться к Минску и запрудили город, но, впрочем, в Минске оставался только генералитет, а войска расположились в окрестностях. 28 июня было назначено торжественное богослужение в костеле по поводу успехов французских войск и освобождения Минска от русского владычества, после этого богослужения Даву произвел смотр войскам. Первый французский губернатор Минска генерал Барбанегр был переведен в Борисов, а на его место заступил генерал Брониковский.
По мысли Наполеона, Минск должен был играть роль центрального склада провианта и сборного пункта больных, раненых и отставших».
После контрнаступления войск Кутузова осенью 1812 года «смятение населения Минска было ужасно. Поляки и сам Брониковский бежали, не успев захватить ни ценного имущества, ни даже необходимых вещей».
Как видим, согласно имперской логике автора книжки, даже в 1905 году никаких беларусов в Беларуси не существует: есть только «русские» (то есть православные московского толка) и «поляки» (католики и униаты). На самом деле сначала из Минска бежали от французов действительно русские: царская администрация, полиция и попы, которые были сюда присланы из России. А вот с их возвращением бежало от них уже коренное население Минска — который населяли отнюдь не поляки, а беларусы.
Точно так же о событиях войны 1654—67 гг. российские историки пишут, что при приближении к Минску «русских войск» (в действительности — московских) «литовцы» бежали в леса и оставили город пустым. То есть минчан в разное время называют то литовцами, то поляками — в зависимости от политической конъюнктуры российской пропаганды.
А ведь правильно разбежались: автор книжки 1905 года пишет, что русские хотели отомстить минчанам, но по факту их бегства выместили злобу на самом городе. Разрушили в полупустом городе все казенные учреждения, католические и униатские монастыри, разорили мародерством магазины и жилые дома. Автор сообщает, что общие убытки Минска от войны составили 254 тысячи рублей, в том числе за два дня погрома, учиненного в городе, «русскими войсками нанесено было убытков в 118 тысяч рублей» (46, 5%).
В книге:
«В Минске за время кампании было убито и пропало без вести 35 тысяч человек. От разлагавшихся трупов распространялись различные болезни».
Так большой кровью и полным разорением окончилась вторая попытка литвинов-беларусов (после подавленного Суворовым восстания 1794 года) восстановить свою государственность. Позже были предприняты еще две попытки, с еще более катастрофическими для нации последствиями в результате репрессий со стороны восточного оккупанта…
Национальная катастрофа 1831—1841 годов.
Именно колониальное насилие России стало причиной восстания 1830—31 гг. с его знаменитым лозунгом «За нашу и вашу свободу». После подавления восстания царизм предпринял целый комплекс мер по национальному геноциду. Для этого с 1831 по 1848 год работал специальный «Комитет по делам западных губерний», который разрабатывал всяческие меры по подавлению национального самосознания беларусов. Царь Николай I поручил этому комитету принять меры, чтобы «губернии, от Польши присоединенные, приведены были до того порядка, который для управления в иных российских губерниях существует».
Важнейшим мероприятием в указанном царем направлении стало введение в 1831 году российского законодательства в Витебской и Могилевской губерниях и отмена там действия Статута ВКЛ, а с 25 августа 1840 года — также в Минской, Гродненской и Виленской губерниях. В Самогитии, ставшей Ковенской губернией, Статут BKЛ не действовал.
Кроме того, с 1840 года было окончательно запрещено использовать где бы то ни было термин «Литва». До этого он еще оставался в названии Литовско-Виленской губернии (созданной путем слияния Виленской и Слонимской). Отныне «Литва» навсегда исчезла с карты Российской империи как топоним. Вместо этого термина на территорию бывшего Литовского генерал-губернаторства был распространен термин «Белоруссия». Одновременно стал запрещенным и термин «литвин», вместо него насаждался термин «белорусец».
Подводя итоги колониальных усилий за 10 лет (с 1831 по 1841 гг. ) виленский генерал-губернатор Миркович докладывал Николаю I:
«… Твердость и решимость принимаемых мер… заложили твердую основу слиянию этого края с Россией. Десять лет постоянной системы работы двинули уже русскую народность в этих губерниях на полстолетия. Перевод дворянства в однодворцев, уничтожение многих католических соборов, закон, чтобы при свадьбах православных с иноверцами все дети оформлялись как православные, введение русского языка в судопроизводство и образовательные учреждения… ликвидация… Литовского Статута останутся навсегда значимыми памятниками теперешнего царствования».
Все это — значимые памятники геноцида.
До 8% населения Литвы, с 1840 года переименованной в «Беларусь», составляла шляхта. Екатерина II лишила нашу шляхту всех политических прав, распустила поветовые соймики, запретила создание шляхетских союзов. Она же стала сокращать численность нашей шляхты путем «чистки»: из дворянского сословия были изгнаны все, кто не смог предоставить убедительных документов о возведении в дворянское сословие. Неудивительно, что именно малоимущие шляхтичи стали главной силой в восстании 1830—31 годов.
У шляхты, участвовавшей в восстании, царизм конфисковал владения и передал их русским помещикам, прибывшим из внутренних российских губерний. Чтобы предотвратить дальнейшие восстания шляхты как главного носителя национального сознания беларусов, царь Николай I по предложению «Комитета… » издал в 1831 году указ «О разборе дворянства в западных губерниях и о упорядочивании этого рода людей». «Разбор шляхты» заключался фактически в проверке ее лояльности по отношению к оккупационному режиму. Значительную часть шляхты, найденной «неблагонадежной», вместе с семьями выселили в глухие уголки Российской империи. Других лишили дворянства, перевели в мещан, а то и в крестьян. Большую часть сделали однодворцами, лишив владений, которые отдали русским помещикам из России. Одной из жертв репрессий оказался дед Янки Купалы, шляхтич Онуфрий Доминикович Луцевич, которого записали в минского мещанина.
Российские и советские историки объясняли этот произвол царизма тем, что, дескать, у нашей шляхты было «пропольское сознание», а вот у крестьян — «беларуское», поэтому «разбор шляхты» осуществлялся «в интересах беларуского народа». Это наглая ложь! На самом деле в ту пору не то что главным, а единственным носителем национального сознания беларуского народа являлась шляхта (лишь гораздо позже ее роль перешла к национальной интеллигенции). Именно шляхта — образованная, знавшая свою историю и историю своих предков, имевшая духовные и политические идеалы — выражала душу народа.
Беларуские же крестьяне (как и польские, русские, украинские) были в ту эпоху серой массой без каких-либо признаков национального самосознания. Даже в 1920-е годы во время переписи населения в Польше западные беларусы называли себя либо «местными» (тутэйшымі), либо вообще ничего не могли сказать о своей этнической принадлежности, поэтому их записывали «поляками».
Кроме того, именно крестьяне стали объектом этнических экспериментов царизма по превращению их в «русскую народность». А вот национальная шляхта всячески противилась этому, за что ее специально назвали «польской». Ведь в противном случае российским идеологам (в том числе историкам) пришлось бы объяснять, почему Россия боролась с нашей шляхтой в рамках ликвидации именно беларуского, а не польского национального сознания. А это для них крайне неприятно, поскольку речь идет о колониальной политике. Легче выдумывать басни о том, что геноцид и русификация с целью превращения литвинов-беларусов производились «в наших же интересах».
Зачем? Зачем литвинам-беларусам превращаться в «русскую народность»? Что они выиграют, утратив свой язык, свою культуру, свою историю? Это было нужно только Российской империи — чтобы обеспечить угнетение захваченных земель, выплату ими дани в виде грабительских налогов и поставку рекрутов для 47-летней войны на Кавказе, которая пожирала четверть годового бюджета царской России. Все это было в интересах России, но совершенно не в наших интересах.
Оккупационный режим охраняла политическая полиция (прообраз НКВД) — Третье отделение императорской канцелярии и корпуса жандармов по западным губерниям. Оно в обзоре за 1830—1840-е годы сообщало, что жители «белорусских и литовских губерний» ведут себя в основном осторожно, не принимают участия в «злоумышлениях против России». Главные участники смуты — специфическая публика: «Молодые дворяне, экономы, мелкие чиновники и иные нижнего класса люди, которые или еще не умеют ценить выгоду спокойной жизни, или настолько бедны, что в случае беспорядков могут больше приобрести, чем потерять».
То есть уже тогда царизм стремился шантажировать беларусов: связать народ такими экономическими условиями, при которых борьба за свободу и национальное возрождение означала бы лишение средств к существованию, утрату собственности. В таких условиях значительная масса беларусов действительно стала «осторожной» («памяркоўнай»), единственной силой, выступавшей в защиту национальных интересов, остается только молодежь.
Одним из направлений национального геноцида была ликвидация церкви, независимой от российского Святейшего Синода — высшего полицейского учреждения в сфере духовной жизни. В западных областях Беларуси с давних пор преобладала католическая вера, в восточных — греко-православная вера Киева, с 1596 года принявшая унию с польским Костелом. Никогда беларусы не были одной веры с московитами — те откололись от истинного греческого православия еще в 1238 году, при завоевании Ордой.
Первую попытку религиозного насилия предприняла Екатерина II, издав в 1794 году указ о переводе униатов в православие, и часть униатов действительно загнали силой и обманом в Московскую церковь.
Николай I после восстания 1830—31 гг. решил вообще ликвидировать нашу церковь заодно с нашим языком. Для этого в 1835 году был создан специальный секретный «Комитет по униатским делам». Главными методами осуществления проекта стали подкуп и запугивание священников. Несогласные умерли при подозрительных обстоятельствах, а коллаборационисты согласились в 1839 году на ликвидацию униатства и переход под юрисдикцию РПЦ, что юридически оформил указ Николая I.
Этот переход сопровождался разграблением ценностей наших униатских храмов и монастырей, почти поголовной заменой священнослужителей попами, присланными из России, не знающими языка своей паствы, а самое жуткое — массовым сожжением Библий и церковных книг на беларуском языке. Отныне беларусам запретили обращаться к Богу на своем языке, издавать на нем не только Библии, но и вообще любые книги.
Со всей Беларуси свозили в Полоцк религиозные книги на беларуском языке, где их штабелями сжигали на территории епархиального управления. Лишение народа права общаться с Богом на родном языке — это, без всяких оговорок, акт религиозного и национального геноцида.
Правда, с такой оценкой не согласна нынешняя Беларуская православная церковь, остающаяся частью Московской патриархии. Ее священники, ревностно следуя указу Николая I от 1839 года, продолжают в суверенной Беларуси вести службы и обращаться к пастве на русском языке, хотя более 80% этой паствы — беларусы, подавляющее большинство которых при переписи населения назвали родным именно беларуский язык.
Почему нельзя вести службу на нашем языке? Видимо, ответ надо искать в крайне холодном отношении РПЦ и ее филиала БПЦ к нашей истории. Вот наглядный пример. Совсем недавно при строительстве огромного православного храма Всех Святых по улице Калиновского церковные иерархи из Москвы потребовали от властей Минска: переименовать улицу. Ибо, по их разумению, «православный храм не может стоять на улице руководителя восстания против царской России». Царская Россия насаждала у нас православие, а потому враги царизма — в их представлении — автоматически враги православия (тем более что Калиновский агитировал за возвращение униатства)[60].
Минская администрация оказалась в трудном положении, из которого нашла оригинальный выход. Поскольку храм возведен на углу, образованном улицей Калиновского и проездом в микрорайон Уручье, этот проезд назвали улицей Всесвятской, а строению храма присвоили номер первый по данной улице — он же и последний, так как других зданий здесь нет ни с одной, ни с другой стороны дороги.
Аналогично православная церковь усиленно навязывает беларусам в «святые» их палачей — Суворова и генерал-губернатора Муравьева. Потому что оба они из одной «команды», лишившей беларусов государственности и национального своеобразия. Не зря ведь Муравьев заявлял, что для торжества имперских интересов России один собор делает больше, чем десять русских полков[61].
После указа 1839 года царь в 1841 году издал целую серию указов, которые отняли в западных губерниях в его собственность земли и владения духовенства всех конфессий. В России царизм никогда не помышлял отнять у РПЦ ее земли и владения. В России РПЦ Москвы оставалась главным феодалом, у нас же все церковные земли и владения перешли либо в царскую собственность, либо в собственность РПЦ. Земель и владений на территории Беларуси лишились не только униаты и католики, но также иудеи, мусульмане, староверы, протестанты. По замыслу царизма, это должно было подорвать в наших землях экономические основы существования этих конфессий и утвердить одну только имперскую религию.
Запрет термина «Беларусь».
Генерал-губернатор Долгоруков в 1833 году писал Николаю I об управлении Виленской и Гродненской губерниями и Белостокской областью:
«Всюду главенствующий язык государства, как главенствующее вероисповедание… должны иметь перевес над местными говорами отдаленных, приграничных или новоприсоединенных краев. Общее владение главенствующим языком в государстве незаметно сближает разнородные его племена… и наконец сливает все инородные племена в один народ».
Эта концепция не была новой, а лишь повторяла главное правило Орды: сначала разгромить и ограбить какой-нибудь народ, а затем присоединить его к себе к совместным походам против соседей. Именно на этом принципе безмерно росла Орда. Ну а Россия, возникшая на просторах Орды и перенявшая ее менталитет, по самой своей сути была (и остается по сей день) прямым продолжением Орды. Ее базовые принципы — «православие, самодержавие, народность» — это принципы Орды.
Что касается беларуского языка, то царские чиновники по своему невежеству видели в нем лишь диалект польского или русского языков. Хотя беларуский язык — это язык западных балтов, не имеющий общих корней ни с польским, ни с русским языками. Адам Мицкевич писал:
«На беларуском языке… говорят около десяти миллионов человек; это самый богатый и самый чистый говор, он возник давно и глубоко разработан. В период независимости Литвы великие князья использовали его для дипломатической переписки».
В рамках программы национального геноцида к 1860-м годам сформировалась система представлений о литвинах-беларусах, которая получила название «западнорусизм». Ее сторонники отрицали историчность беларусов как самостоятельного и самобытного народа, считали их региональной частью русского этноса. Одним из лидеров «западнорусизма» был М. В. Коялович, который фантазировал об «исстари русском характере края» и в книге «Чтения по истории Западной России» настаивал, что беларусы и украинцы обязаны забыть свои языки, должны начать говорить и думать только по-русски.
Эти взгляды, с одной стороны, питались стремлением царизма ассимилировать беларусов, с другой стороны — опирались на результаты этнических экспериментов царизма. Они сохранились и по сей день. На бытовом уровне они наглядно представлены в снятом в БССР фильме «Белые росы», где некий «старожил» рассказывает потомкам совершенно бредовую басню о том, что, дескать, наши предки называли себя «белыми россами». Однако ни одного человека с такой национальностью не значится ни в одном документе ВКЛ — такого народа никогда не было, как не было и народа «беларусов». До 1840 года наш народ назывался литвинами — чего создатели фильма «Белые росы» не знали, так как они не знали вообще нашей истории.
На научном уровне эти взгляды «западнорусизма» сформулировал профессор Петр Петриков (о нем я говорил в начале книги), который постулировал, что беларусы не имеют никакого отношения к ВКЛ и что история Беларуси должна быть во всех моментах увязана с историей России — через призму российских интересов. Он считал политику царизма в XIX веке по отношению к Литве-Беларуси «положительной», а наши восстания против царизма видел «негативными» для интересов беларусов, так как — дескать — они могли привести к полонизации Беларуси и потере беларусами своего языка. Парадокс в том, что при этом русификацию беларусов он считает «положительным явлением»: то есть суть дела вовсе не в том, что беларусы свой язык потеряют, а в том, чтобы они по-русски стали говорить.
Эти концепции создали у беларусов-обывателей ряд нелепых мифов: например, будто бы «Литва и Польша угнетали беларусов», привили ненависть к князьям ВКЛ и вообще к старой Литве как к чему-то совершенно чужому.
В 1860-е годы значительная часть беларуского общества не разделяла идей «западнорусизма» и стремилась к независимости от России. Национальная интеллигенция разрабатывала беларускую идею, весомый вклад в это внесли Калиновский, беларуские студенты-народники (издатели журнала «Гомон»), создатели первой беларуской партии — Беларуской социалистической громады, редакция газеты «Наша Ніва» и другие.
Третье восстание беларусов против России произошло в 1863—64 годах. Царизм снова его кроваво подавил. В мае 1863 года в Вильню прибыл новый генерал-губернатор Муравьев, который ранее занимал должность губернатора в Могилеве, Гродно, Минске.
Недавно в религиозной передаче «Існасць» на беларуском ТВ представители православия говорили, что Муравьев был «большим другом беларуского народа», так как отнимал храмы у католиков и передавал их православным, за него, дескать, мы — беларусы — молимся в храмах, и вообще его надо сделать святым для беларусов. Но, смею думать, у беларусов не написано на лбу, что они должны непременно быть православными московского толка, а не католиками или протестантами. Мы как раз отличаемся толерантностью, и хорошо знаем, что отнимать храмы у кого бы то ни было — это грех (ибо сказано «Не укради ! »). Еще в той передаче сказали, что Муравьева называют «вешателем» только злопыхатели — мол, никаким вешателем он не был.
Однако это не кто-то обозвал Муравьева вешателем — он сам себя так называл. Прибыв в Вильню, при встрече с местным дворянством на вопрос о том, не родственник ли он декабристу Никите Муравьеву, генерал-губернатор ответил, что он «не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают».
Муравьев организовал не только военно-полицейское подавление восстания, но и неслыханную антипольскую и антикатолическую пропаганду. Мятеж подавлялся чудовищным террором. Села, подозреваемые в поддержке повстанцев, сжигали дотла, имущество жителей отнимали и продавали с торгов, а жителей высылали в глухие районы России. Руководитель восстания 26-летний беларус Кастусь Калиновский был публично повешен на площади в Вильно, а кроме него повесили еще 127 человек. Организатор публичных казней Муравьев всячески стремился подтвердить свои слова, что он из тех Муравьевых, «которые вешают».
В свою последнюю минуту жизни, стоя под виселицей, Калиновский при оглашении судебного приговора, в котором его назвали дворянином, сказал: «У нас нет дворян — все равны». Это были последние слова беларуского героя.
В своих воззваниях к беларускому народу Калиновский писал: «Народ… целым единством иди воевать за свое человеческое и народное право, за свою землю родную». Именно Калиновский сформулировал идею демократического народного государства — ему принадлежат слова, которые так часто повторяют сегодня политики России: «… не народ создан для власти, а власть для народа».
Точное число погибших при подавлении восстания неизвестно. Помимо 128 повешенных (считая и Калиновского), Муравьев около тысячи осудил на каторгу, свыше 12 тысяч сослал в глухие районы России.
Муравьев инициировал очередной «разбор» шляхты. Он запретил шляхте собираться вместе по нескольку человек даже на семейных праздниках. Были изгнаны со службы все чиновники-католики (они занимали кое-где низшие должности), на их место привезли из России русских служащих. Им отдали сотни конфискованных имений. Военное положение в Беларуси сохранялось до 1870 года.
Был закрыт Виленский университет, в очередной виток вошла разнузданная беларусофобия: запрещалось абсолютно все, что имело национальный характер. Вершиной деяний вешателя Муравьева стал запрет терминов «Белоруссия» и «белорусы». Отныне был введен новый термин «Северо-Западный край» (который по сей день используют православные священники, тоскующие по «золотым временам» Муравьева). За употребление термина «Белоруссия» всякий, сказавший или написавший это слово, на первый раз наказывался штрафом. Злостных нарушителей ждало тюремное заключение.
Забавно читать у российских историков, что «Россия всегда тянула руку братской помощи беларусам», сажая при этом беларусов в тюрьму за то, что они посмели произнести название своей Родины. Национальный геноцид дошел до маразма: царизм запретил термин «Белоруссия», который сам же и придумал для замены слова «Литва».
Этот запрет создал еще один барьер в возрождении национального самосознания: теперь приходилось бороться за возвращение термина «Белоруссия», а не «Литва». Наше национальное сознание стало похожим на матрешку: внутри «Северо-Западного края» находится «Беларусь», а внутри Беларуси — «Литва» и история BKЛ. Далеко не все эту «матрешечную структуру» понимали, в том числе создатели Беларуской Народной Республики, продолжавшие отделять беларусов от литвинов, хотя это синонимы.
Попытки национального возрождения.
В 1915 году в Вильне было создано Беларуское товарищество помощи жертвам войны, где ведущую роль играл Вацлав Ластовский. Именно он издал в 1910 году свою знаменитую «Краткую историю Беларуси». Знаменитую, прежде всего тем, что впервые за время российской оккупации беларуский историк рассказывал об истории Беларуси на беларуском языке и с точки зрения Беларуси, а не России.
Однако книга Ластовского (ставшего позже видным политическим деятелем и ученым, он был расстрелян при Сталине, реабилитирован в 1988) — на мой взгляд — содержала немало мифов и натяжек, которые объяснялись и малой изученностью темы, и царской цензурой. Так, род Миндовга Ластовский именует «литовским», хотя Миндовг был королем Пруссии. Под Литвой автор понимал жемойтов и Жемойтию (Самогитию), хотя те Литвой никогда не были. Народ беларусов Ластовский считал «жившим в Литве», хотя никаких «беларусов» в ВКЛ не было, а были литвины, являвшиеся этносом беларусов, титульной нацией Литвы. Одним словом, книга Ластовского закономерно впитала в себя измышления «западнорусизма», причем в главе о XIX веке он — по соображениям цензуры — обошел и три восстания беларусов, и то, как литвинов переименовали в «белоруссов», а потом запретили и это название.
Тогда же, в 1915 году, в Вильне был создан Беларуский народный комитет — именно он во время германской оккупации вернулся к идее возрождения ВКЛ. Комитет выступил с инициативой объединения беларуских (то есть литовских) и жемойтских земель в одно государство с соймом в Вильне. Но в планы Германии не входило создание такого государства, даже в виде автономии, поэтому этот исторический шанс освобождения от России остался нереализованным. В 1916 году родилась идея создания «Соединенных Штатов Европы» в составе Латвии, Летувы, Беларуси и Украины. С данной идеей беларуская делегация во главе с Ластовским выступила на международных конференциях народов России в 1916 году в Стокгольме и Лозанне.
Как показало будущее, такой союз мог бы спасти эти страны от агрессии армии Троцкого. Более того, к нему, перед лицом угрозы со стороны РСФСР, вполне могли присоединиться Польша, Финляндия, Грузия, Армения и Азербайджан. Он неизбежно вступил бы в войну с РСФСР — и, полагаю, победил бы свою бывшую метрополию, где власть большевиков держалась только на терроре и демагогии. Вся история XX века могла пойти иначе — но, увы, предложение беларусов не было принято. В результате РСФСР и Польша пожирали раздробленные осколки Российской империи.
История показала, что беларуский проект Соединенных Штатов Европы 1916 года был спасением для бывших колоний России. Трагедия в том, что этот проект не был реализован — мы не смогли в одиночку противостоять Империи, которая ранее нас всех точно так же по одиночке «собирала»: произошло «собирание номер 2».
Что касается беларуской нации, то ее путь к возрождению оказался гораздо более трудным и долгим, чем у всех соседей. Царизм сумел расколоть беларуский народ на православных (якобы русских) и католиков (якобы поляков), что не оставляло места самому этносу беларусов.
Газета «Наша Ніва», редактором которой был в 1914 году Янка Купала, боролась с этим расколом — вот с чего начиналось наше национальное возрождение. А. И. Луцкевич писал в этом издании, что «пока костел и церковь не сделаются в Беларуси беларускими, народ наш всегда будет делиться на две части». Подчеркиваю: это писала «Наша Ніва» еще в 1914 году!
Руководствуясь этим единственно правильным соображением — с точки зрения интересов Государства и Народа — сегодня президент Украины Виктор Ющенко поставил целью объединение всех православных церквей Украины в единую Украинскую православную церковь. Как известно, эта его идея вызвала дикий вой возмущения в Москве. Еще бы! Московским политикам надо, чтобы народы бывших колоний оставались разобщенными — тогда сохраняется надежда на возвращение их под власть двуглавого орла. Аналогичная задача неизбежно стоит и перед Беларусью, если беларусы хотят сохранить свое Государство и себя как нацию.
О беларуском языке Франтишек Богушевич в сборнике «Дудка беларуская» писал:
«Много было таких народов, что утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли. Не оставляйте же мовы нашей беларуской, чтобы не умерли! »
Увы, оставили. Государство себя называет «беларуским», но этот язык не используют ни чиновники, ни государственные учреждения. Не говорит на нем и народ. Отношение к некогда красивому языку, испорченному российскими и затем советскими реформами русификации, — пренебрежительное и негативное. Большинство населения боится политиков, говорящих на беларуском языке, а еще больше боится их предложений сделать беларуский язык главным в Беларуси.
Если бы Янка Купала попал из 1914 в 2008 год, то оказался бы у нас в положении какого-нибудь папуаса. Он привык говорить с людьми на своем родном языке, а тут его встретило бы отчуждение и полное неприятие такой «манеры» как «дурного тона», «вычурности» или «деревенщины». Он безмерно радовался бы тому факту, что наконец существует независимое от России и Польши национальное государство — да вот «национальным» назвать его трудно, ибо народ не говорит на своем национальном языке.
Мы, как писал Ф. Богушевич, и есть сегодня те, кто «утратили прежде язык свой, так же, как человек перед смертью, у которого язык отнимается, а потом и совсем умерли». Нет языка — нет нации, нет страны и государственности, нет своих властей.
То же самое утверждал знаменитый русский писатель Константин Паустовский (1892—1968):
«По отношению каждого человека к своему языку можно совершенно точно судить не только о его культурном уровне, но и о его гражданской ценности. Истинная любовь к своей стране немыслима без любви к своему языку. Человек, равнодушный к своему языку, — дикарь. Он вредоносен по самой своей сути, потому что его безразличие к языку объясняется полнейшим безразличием к прошлому, настоящему и будущему своего народа».
Какие точные слова применительно к современным беларусам! Все начинается со своего языка. Нежелание говорить на нем означает нулевую полезность человека как гражданина, ибо без осознания ценности языка нет осознания ценности своей нации и своей страны. Равнодушие к языку означает равнодушие к прошлому своего народа — значит, и к его будущему. Именно к этому стремились авторы концепции «западнорусизма».
Итоги российской оккупации Литвы -Беларуси.
Вся наша история XIX и XX веков показала, что «западнорусизм» — это крайне реакционная и лживая идеология, созданная царизмом исключительно с целью феодального закабаления нашего населения, превращения нас в слуг восточного соседа. Царизм и затем советские власти два века подряд превращали беларусов в дикарский народ, лишенный своего национального облика — ради подавления естественной тяги к свободе и самоуправлению.
Давайте посмотрим, что дал нашему народу пресловутый «западнорусизм», отрицающий нашу память о Литве и навязывающий ложные представления о беларусах как этносе то ли полуукраинском, то ли полурусском.
С российской оккупацией мы утратили свою государственность, сохранявшуюся в конфедеративной Речи Посполитой. Мы лишились права беларусов управлять своей страной (ранее были канцлеры-беларусы, теперь стали русские генерал-губернаторы, ранее были сеймы нашей шляхты — теперь их запретили, 3 мая 1791 года мы приняли вместе с поляками прогрессивную Конституцию — она была запрещена). Мы лишились своей армии (наш народ стал пушечным мясом для царизма). Мы лишились местного самоуправления: в течение 300 лет около 100 городов и местечек Беларуси избирали свою исполнительную, законодательную и судебную власть — все это было запрещено как «ненужное».
Наши крестьяне впервые в своей истории сделались рабами феодалов. Наша исконная национальная вера была запрещена, вместо нее насаждалась религия восточного соседа. Все книги на нашем языке штабелями сжигали «западнорусисты». Наш язык был запрещен и для разговора с Богом и для книгоиздания. Нашу шляхту разогнали как носительницу национального сознания, затем точно так же «западнорусисты» уничтожали нашу национальную интеллигенцию. «Западнорусизм» запретил сначала наши названия «Литва» и «литвины», ввел вместо них «Белоруссию» и «белорусов», а потом запретил и эти фантастические названия, заменив на «Северо-Западный край».
В СССР все противники «западнорусизма» как государственной идеологии большевизма в отношении нас были названы «буржуазными националистами» и физически уничтожены. Как будто только у России есть «монополия» на нечто национальное типа Минина и Пожарского, а у других ее нет — наших «Мининых и Пожарских» русские объявляли «буржуазными националистами».
Как видим, именно «западнорусизм» являлся в течение 200 лет главным тормозом нашего социального и цивилизационного развития. И сегодня в суверенной Беларуси самой главной задачей является борьба с идеологией «западнорусизма». Нам жизненно необходимо вернуться к своим истокам, к нашей Литве.