Чиганго не мог нарушить традицию ради спасения сына. Он заручился поддержкой верховного вождя Чисбити, собрал отряд «хондо» из семидесяти копьеносцев и велел вождю по имени Чирисери задержать Мандузу. В дальнейших событиях сам Чиганго не принимал участия, но от него и не ждали, чтобы он сам разжег погребальный костер для своего сына.
Одним ранним утром Мандузу вызвали из его хижины. Должно быть, он подозревал о цели прихода «хондо», потому что поджег хижину и попытался скрыться за дымом и пламенем. Его жене удалось убежать, но Мандузу поймали и связали. Некоторое время его несли, привязанного к шесту. К концу пути ему разрешили идти самому, и четыре человека сопровождали его до места, известного под названием «Ньяма Кунгва» — «Мясо для ворон». Там один из стражей держал его, в то время, как трое других собирали кучу дров. Мандузу вновь привязали веревкой из коры к шесту и положили на этот погребальный костер. Подкинули сухой травы. Традиция требует, чтобы огонь зажигался древним способом — трением. Так и сделали, а потом четыре человека покинули это место под предсмертные крики Мандузы. В ту ночь пошел обильный дождь, убедив всех членов племени в том, что сделано правильное дело. Несколькими днями позже мимо того места, где была принесена жертва, проезжал сотрудник Британской южноафриканской полиции. Он заметил обуглившиеся человеческий череп, ребра, кости и древесную золу. Расследования привели в полицейский участок жену Мандузы. Было арестовано семь человек, и после предварительного изучения дела в Маунт-Дарвине, они предстали в Солсбери перед председателем суда сэром Кларксоном Тредголдом и присяжными. Обвиняемыми были верховный вождь Чисвити, жрецЧиганго, вождь Чирисери и еще четыре человека, которые непосредственно сжигали Мандузу.
В суде всем стало ясно: обвиняемые не могут понять, почему их судят. В жертву был принесен, думали они, виновный человек, дождь пошел сразу, как они и ожидали, и поэтому ни один из них не считал, что совершил зверское убийство.
Свидетели обвиняемых показали, что у этих африканцев была иллюстрированная Библия, изданная на языке машона, в которой была картинка, изображающая Авраама, готовящегося принести в жертву своего сына Исаака. Таким образом, их единственные познания в области религии белого человека могли служить как бы оправданием подобных актов жертвоприношения, подобных тому, которое они совершили.
Сэр Кларксон Тредголд спросил дававшего показания специалиста по местным обычаям, ведется ли систематическое обучение этих туземцев обычному праву (закону белого человека). «Нет, не систематическое, — был ответ». Они узнают наши законы в основном лишь тогда, когда их нарушают», — заметил на это Кларксон Тредголд.
Один свидетель-африканец заявил: «Когда человек соблазняет богиню дождя, он должен быть сожжен живьем. Это — единственный способ вызвать дождь. И так было у нас в течение веков». Другой свидетель-африканец подчеркнул, что приказание дал верховный вождь, и они не осмелились не подчиниться вождю.
Когда судья спросил Чиганго, хочет ли он что-нибудь сказать, он ответил: «Я просто следовал обычаю племени».
Защита обвиняемых просила, чтобы их рассматривали как «виновных, но невменяемых, так как их аргументация незрелая».
В четыре часа дня в среду, 23 мая 1923 года, присяжные удалились, чтобы вынести свой приговор. В это время несколько белых людей, которые жили в районе Маунт-Дарвина, собрались у полицейского участка, чтобы услышать информацию о приговоре, когда она по телефону поступит за сто пятьдесят миль из Солсбери. Капрал Трент, сидевший на дежурстве, зафиксировал тогда самую странную беседу, которая когда-либо попадала в архивы полиции. Вошел Кусеквенья, сын Чиганго — огромный дикарь ростом в шесть футов. Он положил на пол свои копья и поздоровался: «Мамбо!».
Капрал Трент спросил у него, что привело его сюда.
«Я бы хотел знать, что случилось с моим отцом и другими людьми», — заявил Кусеквенья.
«Никто не знает, — объяснил Трент. — Приговор придет по телефону, и мы все его ждем». Когда они разговаривали, было десять минут пятого.
«Я могу сказать вам, — заметил Кусеквенья с легкой улыбкой, — Моего отца не повесят, как не повесят никого из остальных людей. Мой дух говорит мне. Один вернется в свой крааль через семь дней. Мой отец вернется до того, как выпадет первый дождь».
Затем зазвонил телефон. Лицо капрала Трента изменилось, когда он услышал, что ему сказали, а на лице Кусеквеньи появилось выражение триумфа.
«Чисивити оправдан, — повторил Трент. — Все остальные приговорены к смерти, но их очень рекомендовали помиловать, и судья дал им понять, что смертный приговор будет заменен».
На землю мтувара вновь пришло лето. Октябрь принес пыль, а ноябрь был таким жарким, что белые не могли спать. Декабрь был засушливым, и полиция напомнила мтувара, что не допустит приношения в жертву людей. За несколько дней до Рождества полиции сообщили, что Чиганго освободили в виду слабого здоровья и что он находится по пути домой. Ему на одну ночь предоставили хижину в полицейском лагере Маунт-Дарвин; затем прибыли носильщики и отнесли его на соломенной подстилке в родной крааль.
Та ночь принесла гром, далекие молнии, и наконец, крупные капли дождя. В течение тридцати часов иссушенная земля жадно впитывала воду. Урожай был спасен. Через три дня после своего возвращения Чиганго умер. Все эти факты взяты из архивов Британской южноафриканской полиции. Тот, кто верит в возможность чтения чужих мыслей, найдет поддержку в этой невероятной истории, случившейся в дебрях африканского буша, ибо присяжные вынесли приговор как раз в тот момент, когда Кусеквенъя входил в полицейский участок Маунт-Дарвин. Пророчество Кусеквеньи может выглядеть загадочным до тех пор, пока вы не сведете случившееся к простому совпадению. Дождь был чистым совпадением, несмотря на веру Джона Гантера в колдовство.
Интересен заключительный штрих, взятый мной из личной записной книжки покойного сэра Кларксона Тредголда. Хорошо образованный судья не поверил в историю, будто «богиня дождя» Неческва была соблазнена. Эта история была лишь религиозным вымыслом, рожденным необходимостью найти человека для жертвоприношения. Мандуза, который встретил свою смерть в пламени костра, был невиновен.
Последней из великих «королев дождя» в Трансваале была Муджаджи, старуха, о которой слышал даже Райдер Хаггард. Много лет спустя после того, как она была описана в одном из романов писателя, генерал Смэтс говорил о ней как о «женщине, которая произвела на меня впечатление силой своего характера и неуловимыми властными манерами — женщине, которая действительно была королевой».
Ее соплеменники из небольшого народа ловеду называли ее «Изменяющей Облака». Когда-то ловеду жили к северу от Лимпопо, но примерно в 1500 году они переселились в предгорья Соутпансберг, принеся туда с собой и культ королевы дождя.
Издавна уже повелось, что, достигнув преклонного возраста, королева дождя должна была передавать свои секреты дочери или другой молодой женщине, а затем совершать ритуальное самоубийство, приняв яд. Миссионеры убедили Муджаджи нарушить эту суровую традицию, и она умерла своей смертью. С тех пор у ловеду сменилось несколько «королев».
Нынешняя Муджаджи воцарилась в качестве королевы дождя в самом начале нашего века, и из года в год ее репутация и влияние росли. Она унаследовала глиняные «дождевые горшки», которые содержали снадобья, предназначенные для того, чтобы разверзнуть небеса.
Она приказывала устраивать «танцы дождя» и барабанный бой. Два этнографа, которые наблюдали за этой церемонией, писали, что чистые серебряные тона свирелей создавали впечатление колокольного перезвона. Вне сомнения, Муджаджи была наиболее удачной королевой дождя. Бывали времена, когда земля страдала от избытка дождей, и тогда к ней приходили вожди и робко просили ее послать сухую погоду.
Мой приятель, большой знаток южноафриканской природы Т. К. Робертсон, побывал несколько лет тому назад у Муджаджи и попытался выведать у нее ее секреты. Он разделяет мою точку зрения, что всегда должно существовать какое-то разумное объяснение, лежащее вне области волшебства. Мне думается, теория, которую он составил о приемах Муджаджи, верна.
Робертсон обратил внимание, что крааль Муджаджи построен на гребне горы, один склон которой обращен на юго-запад, другой — на северо-восток. Северо-восточный склон покрыт лесом из саговника, древнего и необычного растения. Это вероятно, самый большой лес этих причудливых растений в Южной Африке, и ботаники подчеркивали, что климатические условия там должны быть исключительными, чтобы такой лес смог сохраниться в виде целой рощи. Саговник чаще всего растет на склонах, открытых влажным ветрам с Индийского океана, и очень чувствителен к переменам погоды.
«Муджаджи и ее предшественницы — королевы дождя, очевидно, очень внимательно наблюдали за поведением саговника, — говорил мне Робертсон. — И им часто приходилось говорить людям, что еще не пришло время вызывать дождь. Но вот в один прекрасный день они замечали перемены в листве саговника и другие признаки приближения дождя и разрешали приступать к церемониям».
Робертсон привел мне и другой пример, обнаруживающий чувствительность к изменению погоды. О нем рассказывал ему доктор Т. Г. Нел, биолог из национального парка Крюгера. Весной стада антилоп импала разбредаются, и самцы ревут и устраивают бои — это признак того, что наступает пора брачного сезона. Как-то однажды туземцы сказали доктору Нелу: «Дожди в этот сезон запоздают — импалы не ревут».
В том году весной была большая засуха. Брачный сезон наступил позже, и к тому времени, когда у антилоп появились детеныши, выпали дожди и поднялась трава, необходимая для кормящих телят самок.