Уже в наше время был снят художественный фильм «Туннель» немецкого режиссера Роланда Зузо Рихтера, посвященный подвигу Хассо Хершеля и его друзей. Этот фильм можно посмотреть в музее Берлинской стены, на том самом бывшем переходе из Восточной части в Западную у Чекпойнт Чарли. Там же выставлены экспонаты — саперные лопатки, которыми прорыли туннель, сумочка для продуктов, в которой мамаша вывезла своего ребенка, крошечный автомобиль, куда втиснулись еще двое, форма советских офицеров, в которой прошли на ту сторону без предъявления документов четверо жителей Восточного Берлина. Много там разных экспонатов, свидетельствовавших об изобретательности людей, желавших вырваться из замкнутого социалистического общества, отгородившегося от всего остального мира железным нерушимым занавесом. Сегодня уже можно назвать и такие секретные данные по этой Берлинской стене: в 1988 году ее общая длина составляла 155 км, из них 43,1 км приходилось на непосредственно Берлин. Граница, разделяющая Западный Берлин от Восточного, состояла из стены высотой 4,1 м, за которой находились 293 смотровые башни, 57 бункеров, «смертельная линия» шириной в 10 м, посты со сторожевыми собаками, патрульная дорога, а также 100-метровая запретная зона. За все время существования стены при попытке переправы с одной стороны на другую были убиты более семидесяти человек, более ста были ранены, более 3000 задержаны.
Гюнтер Шабовски
Пяти тысячам удалось перебраться без каких-либо последствий. Конец стены наступил 9 ноября 1989 года, когда по телевизору ГДР был зачитан новый закон о пересечении границы. В нем содержались некоторые послабления. Тогдашний член Политбюро ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски на международной пресс-конференции неожиданно оговорился: «Отныне граница практически открыта». Его поняли однозначно. Никаких послаблений — граница с Западным Берлином открыта. К десяти вечера тысячи восточных немцев собрались у стены на улице Борнхольмерштрассе. Пограничники их не пропускали и потребовали объяснений. Им объяснили популярно: политической стены больше нет, Гюнтер Шабовски об этом заявил официально, все это показывали и по телевизору. Пограничники вынуждены были поднять шлагбаум. И тотчас по всему городу разнесся слух, что стена пала, что граница открыта. Так, в результате политической ошибки, случайной оговорки, а может быть, и умышленного, но завуалированного заявления неожиданно пала Берлинская стена, которая просуществовала 28 лет. В эту же ночь 9 ноября 1989 года стену тотчас принялись долбить. Кто чем только мог. Как позднее подсчитывалось, в целом в демонстрации, охватившей Восточный и Западный Берлин, участвовали полмиллиона человек.
Фрагмент Берлинской стены. Современный вид
Правительство ГДР, которое, по сути, становилось в этой ситуации беспомощным, лишенным какой бы то ни было поддержки из Советского Союза, не выдержало давления демонстрантов, которое охватило всю страну, и вынуждено было полностью открыть границу к ФРГ и Западному Берлину. Тем самым оно подписало себе смертный приговор.
Откровения патологоанатома
Институт судебной медицины, расположенный на тихой улице Ханновершештрассе, заведение из разряда тех, которые берлинцы стараются обходить стороной. Чур меня, чур меня. По-немецки: Sei Unglueck an uns voibei (пусть несчастье нас минует). Появился он в начале девятнадцатого века и в народе стал называться Домом для осмотра умерших, или, по-научному, прозектурой. Туда направляли трупы не только неопознанных жертв городских несчастных случаев, самоубийц, но и погибших от насильственных действий, в том числе и преступников. В огромный подвальный зал-морг, едва освещенный свечами, покрытый белым кафелем, собирались толпы людей, разыскивавших пропавших близких. Там проводили вскрытие, затем приглашали родственников на опознание, устанавливали личность скончавшегося, определяли причину и дату смерти, в присутствии полицейских составляли протокол. По иронии судьбы предводитель рабочего движения, известный берлинский адвокат, член рейхстага, революционер Карл Либкнехт, автор научного труда «Милитаризм и антимилитаризм», пал в 1919 году от рук контрреволюционно настроенных солдат и офицеров. Его застрелили. И тело направили на обследование в Институт судебной медицины, который к тому времени был прикреплен к клинике «Шарите», созданной отцом немецкого милитаризма, прозванным солдатским королем, Фридрихом Вильгельмом I. Следом в Институт судебной медицины поступило тело другой революционерки, Розы Люксембург, которую взбунтовавшиеся солдаты утопили в шлюзе Ландверканала. Прозекторы института в присутствии уполномоченных полиции официально установили факт насильственного причинения смерти обоим. Еще одной знаменитостью, которая удостоилась попасть в Институт судебной медицины, был известный американский певец, киноартист Дин Рид, который жил в Потсдаме, много снимался на студии в Бабельсберге, но вскоре разочаровался в социализме гэдээровского толка и в июне 1986 года во время очередных съемок утонул. Ему было сорок семь лет. Патологоанатомы института склонялись к тому, что это либо несчастный случай, либо он покончил с собой. Никаких насильственных следов на его теле обнаружено не было. И все же вопросы остались. Высказывались предположения, что в его смерти виноваты представители секретных органов, которые неотступно следили за каждым шагам ненадежного американца. Вся его жизнь была под контролем, а он не любил подчиняться. Но эти высказывания и предположения к патологоанатомам никакого отношения уже не имели…
Дин Рид
Своим появлением Институт судебной медицины действительно обязан тому самому воинственному королю Фридриху, правившему в первой половине восемнадцатого века, который ввел в Пруссии всеобщую рекрутскую повинность и был, как ни странно, учредителем ныне широко известной берлинской клиники «Шарите», что по-французски означало «Милосердие к ближнему или благотворительность». Фридрих не признавал ни науку, ни искусство. Он любил командовать и приучал всех к экономии. В королевском саду удовольствий Люстгартене высаживал капусту, репу. Его же главное удовольствие жизни состояло в том, чтобы построить полки, дать каждому мушкет и под барабанный бой отправиться в поход. Но он понимал, что, если развяжет военные действия, сразу понадобятся врачи, медсестры, лекарства. Поэтому после восшествия на престол и в виду угрозы чумы, приближавшейся к Берлину, приказал в 1710 году соорудить лазарет, где бесплатно могли бы лечиться всякие бездомные, беспомощные старики, беременные женщины и проститутки. Там же, помимо лечебных корпусов, стали создавать и первые научно-исследовательские отделения, где изучались болезни, их происхождение и течение. Одновременно появился и морг с кладбищем.
После Второй мировой войны клиника «Шарите», как и входящий в нее Институт судебной медицины, оказалась в Восточной части города (недалеко от Бранденбургских ворот) и буквально примыкала к Берлинской стене. Центральный семнадцатиэтажный корпус клиники, которой принадлежат еще несколько других медицинских институтов, виден издалека. Все эти медицинские лечебные и научные учреждения входят в ведомство Берлинского университета. Сегодня клиника «Шарите» считается по праву одной из крупнейших в Европе, в ней работают свыше пятнадцати тысяч врачей разного профиля, одновременно могут лечиться свыше семи тысяч пациентов. Здесь создают новые лекарства, внедряют оригинальные методики избавления от разных недугов. Естественно, качество лечения, процедуры — все на европейском уровне. Однако, несмотря на высокое качество медицинского обслуживания, во все времена среди наиболее известных пациентов почти никогда не было высших представителей власти. Их не было ни в период Веймарской республики, ни в годы правления нацистов, ни в период построения социализма на немецкой земле. Не считая, конечно, краткого пребывания Эриха Хонеккера, когда он перестал быть уже генеральным секретарем и спрятался на лечение в «Шарите», желая избавить себя от предстоявшего ареста. Там и обнаружили у него раковое заболевание в начальной стадии. Как правило, партийные функционеры имели либо собственных семейных врачей, либо пользовались иногда другой привилегированной клиникой, «Бух». Но если в «Шарите» не обращались именитые пациенты, то находились врачи, которым были интересны болезни руководителей государства. И на всякий случай они заводили собственные досье, куда заносили свои наблюдения. Хонеккер был не очень интересным пациентом, а вот Гитлер… Но он никогда не был пациентом «Шарите».
Клиника «Шарите»
Бывший директор Института судебной медицины, профессор Отто Прокоп, доктор медицинских наук, специалист по проблемам крови, известнейший патологоанатом Германии, почетный член медицинских академий Токио, Лейпцига, ряда других городов, автор свыше 600 научных публикаций, среди них двухтомного «Атласа анатомии преступлений», старейшина клиники «Шарите», знает невероятное количество фактов из историй болезни многих известных политических деятелей Европы, в том числе Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Дина Рида, Гитлера, Сталина. С 1956 года он ежегодно участвовал во вскрытии 1500 трупов. Поэтому, по его словам, человека изнутри он знает гораздо лучше, чем снаружи. И если не брать в расчет мозг и нервную систему, то великие смертные ничем особенным не отличаются от смертных простых. Его архив по старинке состоит из сотен папок, куда он складывал публиковавшиеся в разные годы медицинские данные.
— Наш Институт судебной медицины, как научное и учебное заведение, становился в начале девятнадцатого века, точнее, в 1833 году, тогда он назывался Домом для осмотра умерших, — рассказывал мне профессор. — Всех скончавшихся от болезней переносили в морг, рядом было кладбище. Из города на каретах медицинской помощи, чаще на обычных извозчьих дрожках доставляли жертвы несчастных случаев, самоубийц. В день десятки, порой сотни трупов. Всем этим хозяйством надо было серьезно заниматься, иначе появились бы эпидемии. Кстати, в Москве службу «Скорой медицинской помощи» еще в 1826 году пытался организовать тюремный врач, немец по происхождению Федор Петрович Гаазе, но его ходатайство, где он доказывал удобство такой службы на примере Берлина и Гамбурга, отклонил генерал-губернатор князь Д.В. Голицын. Тогда при каждой полицейской части Москвы имелся свой лекарь, и это посчитали достаточным. Так вот, в начале двадцатого века в нашей берлинской прозектуре установили специальные машины по производству аммиака и соорудили стеклянные перегородки. Теперь каждый мог прийти и в нормальных условиях отыскать пропавшего близкого человека. И постепенно из прозектуры родился Институт судебной медицины, научное и учебное заведение.