— Да что там такое, Шалиам? — раздраженный голос королевы заставил принцессу сбросить оцепенение и оглянуться в поисках какого-нибудь укрытия. — Посмотри, по-моему, там кто-то есть. Не хватало еще, чтоб нас подслушивали!
— Говорю же, вам, мадам, дворец полон грызунов, — успокаивающе промурлыкал секретарь, а Стасия увидела тяжелую портьеру на окне и метнулась туда, надеясь успеть спрятаться за ней.
Девушка опоздала совсем чуть-чуть. Уже задергивая за собой плотную ткань, обернувшись, встретилась взглядом с осклабившемся в ухмылке башангцем и оцепенела.
— Не так быстро, милая… не так быстро… — он шагнул к окну, и Стасия с ужасом почувствовала, как холодные цепкие пальцы больно схватили ее за плечо. Она дернулась, пытаясь вывернуться, но хватка не разжалась, а стала еще сильнее.
— Ты кого-то нашел, Шалиам-бай?
— О, как я и говорил, Ваше Величество. Это всего лишь очаровательная мышка, — липнущий к коже, сальный взгляд прошелся по ее фигуре. Пальцами свободной руки он провел по скуле девушки и слегка дернул выбившийся из прически шоколадный локон.
Принцессу замутило от страха и отвращения.
— Отпустите меня! — зажатая между окном и книжным шкафом, она мало что могла сделать для обретения свободы, но попыталась еще раз оттолкнуть противного ей человека. Тщетно. Плюгавый, худой башангец был сильнее, чем казался. — Вы не имеете права меня трогать!
— О, как вы ошибаетесь, принцесса! — почти интимно прошептал он ей на ухо, облизнув тонкие губы. — Как сильно вы ошибаетесь…
Звук отодвигаемого стула побудил его к действию. Он вытащил упирающуюся девушку в центр комнаты, под взор потерявшей терпение и вставшей, чтоб разобраться во всем самой, королевы.
— Стасия? — бровь Жардинии изумленно взлетела вверх. — Что ты тут делаешь?! Ты шпионила за мной?
— Нет! Это случайность… — принцесса вскинула опущенную было голову. Щеки ее горели, в глазах стояли слезы, но она с жаром продолжила, — но как вы можете? Он ни в чем не виноват! А вы… вы… это нечестно!
— Вот как? Что бы ты понимала в большой политике, девчонка! — глаза королевы воодушевленно сверкнули. — Я поступаю так не ради власти, не ради себя. Все это ради государства, ради величия Руазия. И если благо страны требует жертвы, то эта жертва будет принесена!
— Но ему не нужна власть! — сквозь слезы, с отчаянием пыталась доказать Стасия. — Брат всегда говорил, что не хочет править! Оставьте его в покое, и он будет тихо жить в университете, занимаясь науками.
— Сейчас не нужна, а через десяток лет вдруг понадобится. Или кто-нибудь честолюбивый решит воспользоваться его происхождением… — мачеха с сожалением смотрела на принцессу, — нет, я не могу так рисковать делом всей своей жизни. А вдруг твоему идеалисту-брату покажется, что я делаю что-то не так? Что пути, которыми я веду народ к процветанию, не те, и он решит вмешаться? Нет! Я не должна никому оставлять такой возможности.
— Ваше Величество… — прошептала Стасия, уже ни на что не надеясь.
— Молчи, он сам виноват! — не выдержала и королева. — Я предлагала ему весь мир, но он посмеялся надо мной, сделав вид, что не заметил! Это ли не измена? И он поплатится! А на твоем месте, я бы лучше думала о том, что будет дальше с тобой, а не с ним! Сидела бы тихо в своей комнате и не высовывалась, и тогда выдали бы замуж и жила бы спокойно, как полагается девушке. Так нет же! Тебе понадобилось влезть во все эти интриги! — она резко повернулась к секретарю. — И что теперь с ней делать?
— Мы можем, конечно, представить ее соучастницей преступлений брата, но… — они оба еще раз с сомнением окинули девушку взглядом. Башангец, на этот раз холодным и оценивающим, а мачеха неподвижным, змеиным, так, что мороз прошел по коже, — не знаю, не станет ли это той соломинкой, что перебьет нам хребет…
— Что ж… посмотрим. Еще есть время. Этой ночью нужно многое решить, и многое сделать. А сейчас… — Жардиния кивнула на Стасию и бросила секретарю что-то, оказавшееся небольшим ключиком, — запрешь ее в потайной комнате. Закончим с делами, и тогда подумаю, как с ней быть.
Девушка хотела что-то сказать, возмутиться, попросить… она сама не знала что, но Жардиния взмахнула рукой, странным жестом выгнув пальцы, искаженным, как от боли, голосом произнесла какую-то фразу, и Стасия поняла, что не может сказать ни одного слова. Она попыталась стряхнуть с себя руки Шалиам-бая, когда он подтолкнул ее к дверям библиотеки, вырывалась, царапалась, залепила ему пощечину, такое дикое желание освободиться овладело ею, что был момент, когда его хватка чуть не разжалась.
— У принцессы истерика, — королева слабым голосом уже отдавала распоряжения, шагнувшим в открытую ею дверь гвардейцам охраны, — она не в себе после случившегося с братом. Очень переживает, — тень сочувствия, ласковый тон. — Со всем почтением доставьте ее в мое крыло дворца. Я поговорю с Его Величеством и потом попробую ее успокоить. Шалиам-бай вас проводит.
Стасия заходилась в молчаливом крике. Невозможность ничего сказать, ощущение чужих рук на своих плечах, полная безнадежность положения — отчаяние полностью затопило ее, и принцесса утратила контроль над собой, и правда погрузившись в безумие истерического припадка, так мастерски вызванного у всегда спокойной девушки.
Когда два гвардейца вынесли сопротивляющуюся Стасию из комнаты, не менее измученная применением чар, Жардиния устало опустилась в кресло.
— Ваше Величество, — оставшийся с ней секретарь склонился над ее плечом, — вам что-нибудь нужно? Может воды?
— Быстрее! Запри и возвращайся, — прохрипела королева сквозь стиснутые зубы. — Я долго не смогу продержать заклинание.
— Как скажете, мадам.
— И без глупостей! Времени больше нет, и так задержались. Нас ждет король.
Она почувствовала тянущую боль и неприятное онемение в левой ноге. Машинально перевернулась и тут же, множество маленьких иголочек, грызущих конечность, которую она так неудачно отлежала, привели ее в чувство.
Стасия не помнила, как ее сюда несли, не помнила, сколько пролежала на толстом мохнатом ковре, устилавшим комнату от края до края. В памяти осталось только чувство безнадежной и бессильной ярости, которой она предалась бурно и самозабвенно, полностью отключившись от окружающей действительности. Сейчас девушке было очень стыдно за поведение, недостойное дочери короля. Она не могла понять, чем оно было вызвано: то ли пониманием, что рухнувший внутри нее мир никогда не вернется снова, то ли чародейством мачехи.
Надо же, никто и подумать не мог, что Жардиния обладает силой! Чародей не мог стать правителем, так же, как правитель государства не мог стать чародеем. Это был непреложный закон, который соблюдался всеми странами континента. Даже Башанг и страны, находящиеся еще дальше на восток, придерживались этого правила. А тут, королева одного из крупнейших государств, каким-то образом оказывается чародейкой! Впрочем, Стасию сейчас больше всего ужасало то, что это от нее не скрывали, а демонстративно использовали чары.
Она поднялась с ковра и огляделась. Комната была совершенно незнакомая, хотя они с братом в детстве облазили весь дворец. Небольшая, квадратная, она была обставлена вполне комфортно, хоть и без претензий на роскошь. На, уже замеченном девушкой, толстом ковре стояла широкая кровать черного дерева, накрытая покрывалом цвета вина. Небольшой столик с письменными принадлежностями и два изящных стула дополняли гарнитур.
Может быть потому, что уже была ночь, она не сразу заметила — окон в комнате не было совсем.
«Должен же быть какой-то выход, — Стасия подергала дверь. Ощупывая резные панели стен, обошла всю комнату, — все не может закончиться вот так…». Никаких результатов. Стены как стены, дверь даже не шелохнулась. Тревога снедала принцессу. Девушке казалось, что пока она сидит тут, беспомощная и бессильная, что-то страшное и невозвратное сделают со Стасием. То, что уже не поправить никогда и никому. Она боялась даже представить что.
Комкая кружевной платочек, принцесса кружила по комнате, изредка присаживаясь на стул, где не могла спокойно просидеть ни минуты. Вскакивала и снова мерила ногами комнатку.
Обрывки мыслей кружили в ее голове так же бессвязно. Ей вспоминался смеющийся брат, с обожанием глядящий на Агнию. Как он тогда вытащил ее в круг под барабаны и лихо отбивал ногами ритм. А она, Стасия, с восхищением смотрела на извивающуюся в диком, чужом танце пару и запоминала движения стройных тел, чтоб зарисовать дома.
Как они ездили на прогулки за город и на море. Сколько эскизов, иллюстрирующих прошедшую осень и зиму, она сделала! И никакой фальши, неискренности, никакого коварства не чувствовалось в поведении возлюбленной Стасия. Художница обязательно бы увидела это. Казалось, что Агния совершенно искренне наслаждается их обществом. Позже, когда Стаси начала рисовать ее портрет, то почувствовала некоторую неловкость своей модели, но это чувство быстро прошло. Принцесса поняла, что стеснение было вызвано тем, что Агния узнала, кто они с братом. И опять стало все как раньше. Только временами, Стасия ловила странный, без причины печальный взгляд девушки, и тогда ей казалось, что Агния старше и мудрее их со Стасием и вообще кого бы то ни было.
Снова и снова Стаси перебирала воспоминания прошедших месяцев. Память подбрасывала ей странности, которые она не замечала и от которых отмахивалась. Какие-то мелкие детали, которым не придавалось значения тогда, но которые теперь выросли до огромных масштабов, и девушке казалось, что она сходит с ума, выдумывая все новые и новые.
А потом Агния внезапно уехала и не вернулась. Хотя брат ждал ее. Он никак это не показывал, ничего не говорил даже сестре, но принцесса слишком хорошо его знала, видела в каждом жесте, в каждой недосказанной фразе… Сначала он не слишком хотел идти на бал. Но в самом начале вечера, настроение Стасия резко сменилось. Он был весел и радостен. Да что там! Он ликовал. Всегда спокойный и уверенный, молчаливый, как-будто занятый своими мыслями, в тот вечер он лучился счастьем и восторгом. Сестра видела его таким только изредка, с ней наедине, ну еще когда они гуляли с Агнией.