Да, Стасия теперь была в относительной безопасности, избавившись от ненавистного Шалиам-бая, и находясь под опекой благородного воина барона Герка, но Агния все же намеревалась сопроводить подругу до поместья Орта. Но едва все остановились на ночлег в придорожном трактире почти на границе с Эдельвией, до девушки дошли слухи о том, что казнь принца Стасия, лишенного титула и права наследовать престол, назначена на утро пятницы, то есть через четыре дня. Об этом не говорили вслух, а перешептывались, но при этом весь трактир полнился разговорами о бедном принце Стасии, каким-то странным образом оказавшемся вдруг государственным изменником.
Посетители загадочным шепотом сообщали друг другу, что процесс разбирательства неожиданно ускорен, о каких-то бумагах, якобы изобличающих принца Стасия как зачинщика мятежа против собственного отца-короля, о попытках юнца склонить на свою сторону королеву, кто-то верил во все это, кто-то называл обвинения против принца чушью. Агнию не интересовали разговоры толпы, она мучительно размышляла — проводить принцессу Стасию хотя бы до Вейста или бросить все и мчаться на помощь принцу, которому скорее всего за такой короткий срок и при непонятном ей ускорении процесса разбирательства не сможет помочь Виллем.
Девушка не переставала при этом ругать себя за мягкотелость — в последнее время она дала слишком много воли чувствам и эмоциям, которые казались забытыми столько лет. А в итоге, окончательно запуталась и разучилась принимать решения. По сути, Стасия сейчас ничего не грозит, барон Герк предан короне и сумеет защитить принцессу в случае чего. Казнь принца Стасия уже так скоро, а значит, либо Виллем не успеет спасти его, либо сам, поторопившись, попадет в лапы Жардинии, а еще хуже если Еугения… После такого церемониться с ним не будут. Если проводить Стасию до столицы Эдельвии и сразу же поехать в Истен? Успеет ли она? Не будет ли поздно?
— Добрая госпожа, вот груши в белом вине, настоечка на травах и свежая горячая выпечка, — девица-подавальщица расставляла блюда, довольно улыбаясь, — кушайте булочки, пока горяченькие они такие вкусные, а то просидите до утра, и поздно будет, остынет все.
— Что ты сказала? — забыв об осторожности, рассеянно посмотрела на девицу Агния.
— Булочки, говорю, кушайте, госпожа, пока горячие, а то до утра простоят, и поздно будет… — опешила от стеклянного взгляда зеленых глаз служанка.
— Будет поздно… — все еще находясь в своих мыслях, повторила Агния, — да, пожалуй, ты верно говоришь.
— Ну, я пойду, госпожа, еще сидра яблочного принесу, — испуганно попятилась от стола подавальщица, приняв гостью за сумасшедшую или чародейку, или то и другое вместе взятое. Она так и пятилась до кухни, не отводя глаз от странной женщины в дорожном плаще, залпом опрокинувшей в себя половину бутыли крепкой настойки.
Когда, оправившись от необычного ощущения холода по коже, девица вернулась к столику, гостьи уже не было, все яства стояли нетронутыми, а рядом блестела еще одна монетка. Подавальщица покрутила серебро в пальцах и, посмотрев по сторонам, сунула в карман, удивляясь щедрости госпожи-чародейки.
А Агния тем временем уже мчалась в Истен, не жалея ни себя, ни свою порядком загнанную верную кобылку.
— Эй, воин, ты чего тут сидишь? — сознание возвращалось медленно и мучительно. Все тело ломило. Голова раскалывалась на части. Молодой нетрезвый бас показался совершенно незнакомым.
Бродяга попытался открыть глаза и сказать хоть что-нибудь, но с губ сорвался лишь стон, а перед взором был лишь туман.
— Эээ, да ты совсем пьян, мужик, — чья-то рука поймала его тело, когда оно начало заваливаться набок.
— Постой, он вовсе не пьян, это ты пьян, как сапожник, — другой голос, более звонкий и чуть более трезвый, перебил бас. Холодные крепкие пальцы сжали запястье, и сразу стало легче. — Смотри-ка, надо же! Да он чародей!
— Ну, тебе виднее, Рим, ты у нас специалист, хотя… не намного трезвее меня, — бас залился густым смехом, видимо, считая, что сказал нечто остроумное.
— Молчи уж, пьяница, — цепкие пальцы сильнее сжали руку, сила вливалась через них в измученное тело…
«Чем это, интересно, измученное? Кто я, собственно, и где нахожусь?» — пока еще невидимый Рим сказал, что он чародей, а первый голос, что воин… это было приятно, хоть что-то знать о себе. Но недостаточно. Он еще раз попробовал разглядеть хоть что-то сквозь туман и белесую муть перед глазами.
— Эй, полегче, да ты совсем ничего не соображаешь!
Сильная рука звонкоголосого Рима помогла ему подняться, а из тумана стали проступать нечеткие фигуры. Они кружились хороводом перед глазами, вызывая тошноту.
— Дайте воды!.. Пей, — к губам прижалось твердое горлышко фляги, и он благодарно глотнул.
Жидкость опалила рот и горячей дорожкой побежала по пищеводу, обжигая внутренности. Он ожидал глоток воды и не был готов к такому эффекту. Закашлялся, задыхаясь. Резкий спазм скрутил его тело и снова уронил, на этот раз на колени — обладатель сильной руки, на которую он опирался, сам был недостаточно трезв, чтобы удержать. Содержимое желудка мучительно извергалось в придорожную пыль.
— Воды, олухи! А не коньяка! И слугу позовите, пусть поможет.
— Действительно… ик… зачем блевать благородным коньяком… ик… на дорогу… — еще какой то голос. — Дайте лучше, я выпью это саааам…ик…
— Рой, не испытывай мое терпение, позови лакея. И принесите же, кто-нибудь, воды!
«Сколько же их? Целая компания, — мысли текли отстраненно и независимо, пока приступ рвоты сотрясал тело, — А так же, — кто я и что мне делать дальше?»
Те же руки снова дали опору, чтоб подняться, едва стало легче.
— Пирис, помоги мне отвести его в карету! — Риммий продолжал отдавать распоряжения.
— Милорд, неужели вы возьмете с собой этого бродягу? — этот голос принадлежал человеку постарше и был совершенно трезвым. Для разнообразия.
— Не рассуждай! Не твоего ума дело!
— Что я скажу вашему отцу? Что вы подбирали всех бродяг на дороге? Давайте я отведу его в селение и оплачу лекаря, раз вы такой щепетильный, но брать его с собой… сударь…
— Молчи, я сказал! Делай как велено!
— Ты и, правда, берешь его с нами, Рим? — первый нетрезвый бас снова дал знать о своем присутствии. — Может Пирис прав? Заплатить лекарю в селе и дело с концом…
— Я не обязан объяснять свои поступки. Я плачу за путешествие, если кто забыл! — Римова рука куда-то направляла, и бродяга шел за ним, не сильно задумываясь. Все еще мутило, память и четкое зрение не желали возвращаться, так что ему было все равно куда идти, — А ты, Рой, ослеп? Не видишь, что это не просто бродяга? Благородный чародей не должен сидеть в пыли на обочине.
— Ой, какой миленький! Только чумазый, — низкий и грудной голос, не более трезвый, чем все остальные, но на этот раз женский. — Рим, он же поедет с нами в Латуссу?
— Поедет, поедет. Худо ему пока, так что не приставайте к человеку, девочки, — Риммий со слугой, почти на руках втащили его в экипаж, где уложили на что — то мягкое.
— Симпатичный… я бы не против познакомиться с ним поближе…
— Лиса, сказал же, не трогай его. Лучше напоите водой, только осторожно.
— Не переживайте, милорд, мы его живо на ноги поднимем, — раздалось жеманное хихиканье и бродяга почувствовал, как голова его укладывается на что-то теплое и мягкое… на чьи-то колени.
Сладкий запах цветов заполонил все вокруг. Зрение потихоньку возвращалось, хотя головокружение все еще мучило. Совсем близко, но еще нечетко, он вдруг увидел миловидное женское личико. Серые глаза смотрели участливо и чуть лукаво.
— Плохо тебе? Ничего, мы тебя быстро оживим, — к губам прикоснулся край какой-то емкости, и в горло полилась, на этот раз самая настоящая вода, принося облегчение.
— Тихо, болтушки, — холодная ладонь Риммия взяла за руку, снова передавая живительный поток сил, — пусть поспит пока. Лиса, приглядишь.
Глаза сомкнулись сами собой, и он погрузился в целительный сон.
Только, незаметное для посторонних, прикосновение к руке вывело его из воспоминаний. Тиберий давал знак, что официальная аудиенция закончена, видя, что племянник не реагирует на завершение обмена любезностями с ее величеством. Кассий едва заметно вздрогнул, в душе упрекая себя за невнимательность. Хотя… эта встреча пустая формальность. Ее величество дала понять, что со стороны Руазия по отношению к княжеству ничего не изменится.
Вечером он вышел на улочки города, напоенные запахом моря, и снова окунулся в эту непередаваемую атмосферу древних камней. Да, этот город слишком уносил его в прошлое. Надо же, сколько лет он гнал от себя все эти мысли и образы, но достаточно было всего лишь легкого толчка, и дни юности обрушились на него неудержимым потоком, грозя утопить. И сейчас, после встречи с королевой Руазия, гуляя по вечернему Истену, он не мог остановить этот поток, прокручивая в памяти те дни…
Он плохо помнил его, то далекое лето, да и вообще следующие два года. И не потому, что сказывалась потеря памяти. Просто после встречи со скучающим герцогским сынком Риммием Харалом и его друзьями, дни слились в одну яркую пеструю ленту.
На следующий день, после того как он очнулся на дороге, Кассий проснулся почти здоровым и в нормальной постели. Комната была светлой и чистой, кровать, на которой он лежал, мягкой и удобной, но все эти прелести не вызывали в его памяти никаких ассоциаций. Все это казалось чужим и незнакомым. И он по-прежнему не помнил, кто он и как оказался на той обочине.
— Нет, Рим, я не дам его будить! Человек болен и должен хотя бы элементарно выспаться, прежде чем ты подвергнешь его допросу, — из-за двери донесся тот самый вчерашний женский голос, под звуки которого он засыпал.
Воин сделал попытку сесть на кровати, но слабость позволила лишь слегка приподняться и опять уронила его на подушки. Дверь открылась, и в комнату проскользнула высокая девичья фигурка. Не сразу заметив, что человек на кровати уже не спит, девушка повернулась к нему спиной, устанавливая на столик у распахнутого настежь окна поднос, уставленный посудой. Расправила легкие занавески, которые растрепал ветер, смахнул