Манчади трясся, рыча, точно тигр; глаза его налились кровью.
— Держи крепко, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк.
Душераздирающий крик вырвался из груди упрямца.
— Довольно… довольно… — проговорил он прерывающимся голосом.
— Ты скажешь? — спросил его Тремаль-Найк.
Манчади скалил зубы, кусал себе губы, но все еще молчал, хотя огонь продолжал жечь его мясо. Прошло еще несколько секунд. Второй вопль, громче первого, сорвался с его губ.
— Хватит!.. — прохрипел он. — Это слишком…
— Теперь скажешь?
— Да… скажу… хватит… Помогите!
Тремаль-Найк одним рывком отодвинул жаровню.
— Говори, негодяй!
Манчади взглянул ему в лицо глазами, полными страха и ненависти. Отчаянным усилием он сел, но тут же повалился на спину с хриплым стоном и остался лежать неподвижно со страшно искаженным лицом и перекошенным ртом.
— Он умер? — испуганно спросил Каммамури.
— Нет, без сознания, — ответил Тремаль-Найк.
— Нужно действовать осторожно, хозяин. Если он умрет раньше чем признается, нам будет мало проку.
— Он не умрет так скоро, уверяю тебя.
— Он скажет?
— Нужно, чтобы сказал. Ты слышал, что Ада, возможно, умирает? Я узнаю об этом все, даже если мне придется выпустить его мерзкую кровь каплю за каплей.
— Не верь, хозяин. Негодяй мог и солгать.
— О я не переживу ее. Если моя бедная Ада умрет, я последую за ней добровольно. Как жестока моя судьба! Любить, быть любимым, и не иметь возможности сделать ее своей! Но я добьюсь своего, клянусь всеми богами Индии!
— Смотри, хозяин, наш пленник начинает приходить в чувство.
Душитель действительно приходил в себя. Дрожь пробежала по его телу; он медленно поднял голову, покрытую большими каплями пота, и наконец открыл глаза. Он открыл и рот, как бы желая что-то сказать, но из горла вырвался лишь хриплый звук, похожий на приглушенный стон.
— Говори! — приказал Тремаль-Найк.
Тот не отвечал.
— Видишь этот огонь? Если ты не развяжешь язык, я снова начну пытку.
— Говорить?.. — прорычал Манчади. — Ты хуже, чем убил… ты меня искалечил… я не могу больше ходить… Убей меня, если хочешь… но я не буду говорить. Я ненавижу тебя… а твоя Ада… умрет!.. Я радуюсь, зная, что она испытывает те же самые муки… Мне кажется, я слышу ее вопли… Я вижу ее, привязанную к пламенеющему костру… Суйод-хан ухмыляется… туги пляшут вокруг… Кали улыбается… Вот пламя окутывает ее… Ах! ах! ах!..
И негодяй разразился сатанинским смехом, который слился с первым ударом грома, потрясшим всю хижину до основания.
Тремаль-Найк, как безумный, бросился на индийца.
— Ты лжешь, негодяй! — завопил он. — Это невозможно, невозможно!
— Это правда… твоя Ада будет сожжена…
— Скажи мне все! Я приказываю тебе!
— Никогда!
Обезумев от гнева и отчаяния, Тремаль-Найк снова схватил душителя, чтобы бросить к огню, но Каммамури остановил его.
— Хозяин, — сказал он, — этот человек не вытерпит второй пытки и умрет. Огня недостаточно, чтобы заставить его говорить; попробуем железо.
— Что ты хочешь сказать?
— Предоставь действовать мне. Он заговорит — вот увидишь.
Маратх прошел в соседнюю комнату и вскоре появился, неся что-то вроде сверла, на конце которого были приделаны две спирали из закаленной стали, с остриями, отстоящими на сантиметр друг от друга.
— Что это такое? — спросил Тремаль-Найк.
— Штопор, — отвечал маратх. — Сейчас ты увидишь, как я орудую им, и, клянусь тебе, что ни один человек, даже самый сильный и упрямый, не устоит перед ним.
Он схватил правую ногу душителя и приложил к ступне обе спирали.
— Смотри, Манчади, я начинаю.
Две стальные спирали вонзились в плоть. Маратх увидел, как лицо пленника мгновенно покрылось холодным потом.
— Продолжать? — спросил он его.
Только дрожь пробежала по телу Манчади. Каммамури снова взялся за пытку. Пленник испустил отчаянный крик.
— Признавайся, или я продолжу, — сказал маратх.
— Нет… не надо… Я признаюсь во всем…
— Я знал, что ты заговоришь. Поспеши, если не хочешь, чтобы я взялся за другую ногу. Где Дева пагоды?
— В… подземельях, — еле слышно прошептал Манчади.
— Поклянись своей богиней, что не лжешь.
— Клянусь в этом… Кали.
— Теперь дальше. Какая опасность ей угрожает? Говори все.
— Мне приказали… Ах собаки…
— Продолжай.
— Ада приговорена… Кали осудила ее на смерть… Твой хозяин любит ее… она любит его… Нужно, чтобы умер один из них… Меня послали сюда… чтобы убить его… Я промахнулся…
— Ну же! Говори! — воскликнул Тремаль-Найк, ни пропустивший ни слова.
— Не видя меня… они догадаются, какая судьба… меня постигла… узнают, что ты… еще жив… А нужно, чтобы один из двоих… умер… Ада в их… руках… она умрет… на костре… Кали осудила ее…
— Нет! Я спасу ее!..
Злорадная ухмылка показалась на губах пленника.
— Туги… сильны, — сказал он.
— Но Тремаль-Найк сильнее. Слушай меня, Манчади. Я знаю, что священный баньян ведет в подземелья. Мне нужно знать способ, как спуститься туда.
— Я сказал все… довольно. Можешь убить меня, я и так уже при смерти… но я не… скажу больше. Дай мне умереть…
— Мне продолжать? — спросил Каммамури.
— Я узнал все, что нужно, — сказал Тремаль-Найк. — Я отправляюсь!
— Прямо сегодня ночью?
— Разве ты не слышал?.. Завтра может быть слишком поздно.
— Ночь сегодня темная и бурная.
— Тем лучше: я проберусь незаметно.
— Хозяин, плыть сейчас на Раймангал — это все равно что идти навстречу смерти.
— Нет, Каммамури, меня не остановят все громы и молнии. Дарма!
Тигрица, сидевшая в соседней комнате, подошла и потерлась о ноги хозяина.
— Пошли в лодку, моя хорошая, и готовь свои когти.
— А я, хозяин? Что делать мне? — спросил Каммамури.
Тремаль-Найк подумал немного и сказал:
— Этот человек еще жив и, возможно, не умрет. Стереги его: он может понадобиться.
— Ты хочешь плыть без меня?
— Ты же не можешь следовать за мной. Если бросить этого несчастного одного, завтра он умрет.
Тремаль-Найк взял карабин, два пистолета, нож, подсумок с патронами и вышел из хижины быстрыми шагами. Тигрица скользнула следом, ее рычание смешалось с воем ветра и раскатами грома.
— Ну и ночка! — сказал Тремаль-Найк, взглянув на бурные облака. — Но это меня не остановит.
Внезапно он услышал за спиной одиночный выстрел, а вслед за тем громкий лай Пунти.
«Что там такое?» — удивленно спросил он себя.
Он обернулся и увидел, что Каммамури бежит за ним следом. Маратх был вооружен до зубов и нес на плече весла.
— Что случилось? — спросил охотник на змей.
— Каммамури отомстил за Агура, — ответил маратх.
— Ты что, убил Манчади?
— Да, хозяин. Этот человек нам мешал. А я не мог отпустить тебя на Раймангал одного.
— Каммамури, ты знаешь, что мы, возможно, никогда больше не вернемся сюда, в джунгли?
— Знаю, хозяин.
— Ты знаешь, что на Раймангале нас ждет смерть?
— Знаю, хозяин. Ты идешь, чтобы спасти женщину, которую любишь, а я иду за тобой. Лучше умереть бок о бок с тобой, чем остаться одному в джунглях.
— Ладно, мой храбрый Каммамури, пошли! Пунти постережет нашу хижину.
Глава 14НА РАЙМАНГАЛ
Ночь и в самом деле была бурная. Огромные валы облаков, громоздясь, как морские волны, бежали по небесному своду. Резкие порывы ветра налетали на пустынный Сундарбан, срывая листья с деревьев и заставляя волноваться необозримое море бамбука. Время от времени синеватые молнии разрывали ночную темноту, освещая бледным, мертвенным светом этот хаос перепутанных ветром растений. Они сопровождались такими могучими раскатами грома, что гул его, казалось, перекатывался до самого Бенгальского залива.
Дождя не было, но небесные шлюзы вот-вот должны были открыться и обрушить на джунгли тропический ливень.
Охотники и сопровождавшая их тигрица в несколько минут достигли берега Мангала, воды которого неслись, волоча упавшие в них массы бамбука и множество древесных стволов.
Несколько минут они прятались в тростниках, ожидая, пока молния осветит противоположный берег, затем, убедившись, что никто не следит за ними, быстро спустились к реке и столкнули лодку в воду.
— Хозяин! — сказал Каммамури. — Как ты думаешь, мы встретим тугов вдоль реки или в окрестностях Раймангала?
— Наверняка. Но что за важность? Я чувствую в себе столько сил, что могу сражаться с целым войском.
— Знаю, хозяин, но нужно действовать с осторожностью. Если они нас заметят и поднимут тревогу, это помешает нам высадиться.
— И что ты предлагаешь?
— Обмануть их.
— Как?
— Предоставь мне действовать, и мы подкрадемся совсем незаметно.
Тут же на берегу маратх нарубил длинного бамбука и накрыл лодку таким образом, что она сделалась похожей на груду тростника, плывущую по течению.
— Вот так, — сказал он, забираясь внутрь с Тремаль-Найком и Дармой. — Туги и не заподозрят, что под тростником лодка, а в лодке два человека и зверь.
— Хорошо, Каммамури, поплыли, — торопил Тремаль-Найк, снедаемый нетерпением. — Каждая минута для меня, точно кинжал в сердце: я весь дрожу при мысли о той страшной опасности, которая угрожает Аде. Как ты думаешь, нам удастся спасти ее?
— Думаю, да, хозяин, — ответил Каммамури, направляя лодку на середину реки. — Эти люди, наверное, надеются, что негодяй сделал свое черное дело.
— А если мы опоздаем?.. Я не переживу такой катастрофы.
— Успокойся, хозяин. Кто знает, может, Манчади преувеличивал.
— А вдруг это правда? О моя бедная Ада!..
— Тихо, хозяин, нас могут услышать.
— Да, Каммамури — молчу.
Тремаль-Найк улегся на носу рядом с тигрицей, а Каммамури на корме, с веслом в руке, пытаясь управлять лодкой.
Ураган удваивал свою ярость; ветер страшно ревел в джунглях, гром грохотал без остановки, а среди облаков беспрерывно сверкали прихотливые зигзаги молний.