Рамсинга прервала свои скорбные завывания, и гул голосов уже не был слышен. Везде царило таинственное молчание. Тем не менее Тремаль-Найк не осмеливался двинуться. Единственное движение, которое он сделал — это приложил ухо к холодным камням пагоды и прислушался.
Тайный голос приказывал ему бодрствовать и остерегаться, и очень скоро он понял, что этот голос не лгал. Ближе к одиннадцати, когда тьма совсем сгустилась, до его ушей донесся странный, пока еще не определенный шум. Казалось, кто-то спускается по веревке, на которой висела лампа. Из предосторожности он вытащил пистолет и тихо поднялся, опершись на одно колено.
В темноте раздалось металлическое позвякивание: его издавала лампа, которая колебалась. Без сомнения, кто-то спускался с высоты.
Тремаль-Найк не выдержал больше.
— Кто здесь? — крикнул он.
Никто не ответил на вопрос, но звяканье прекратилось.
«Может, мне показалось?» — спросил он сам себя.
Он встал и посмотрел вверх. Там, на куполе, луна продолжала отражаться в золоченом шаре, и виднелась часть витого каната, но человека он не увидел.
«Странно!» — сказал Тремаль-Найк, начиная беспокоиться.
Он снова забился в угол, продолжая прислушиваться и осматриваться вокруг.
Прошло минут двадцать, и лампа снова начала позвякивать.
— Кто здесь? — крикнул он, выходя из себя. — Откликнись — кто здесь?
Ответом ему было молчание. Тогда он схватился за ноги гигантской статуи, вскарабкался по рукам ее и, наконец, поставив ноги на ее голову, ухватился за лампу, сотрясая канат.
Взрыв смеха разнесся в темной пагоде.
— А! — вскричал Тремаль-Найк, чувствуя, что им овладевает бешеная ярость. — Там наверху кто-то смеется надо мной? Погоди же!
Он собрал все свои силы и отчаянным рывком оборвал канат.
Лампа рухнула на пол с неописуемым грохотом, который эхо храма повторило несколько раз.
Раздался второй взрыв смеха, но не сверху, а снизу, у входа в пагоду. Тремаль-Найк бросился вниз — и вовремя. Дверь распахнулась, и высокий худой индиец, богато одетый, с кинжалом в одной руке и смоляным факелом в другой, появился на пороге.
Это был сам Суйод-хан. Адская радость освещала его смуглое лицо, в глазах сверкали зловещие молнии.
С минуту он молча созерцал чудовищную статую, за которой стоял Тремаль-Найк, с кинжалом в зубах и пистолетами в руках, потом сделал несколько шагов вперед. За ним вбежали двадцать четыре индийца, двенадцать справа и двенадцать слева. Все были вооружены кинжалами и шелковыми шнурами с свинцовым шаром на конце.
— Дети мои! — сказал Суйод-хан устрашающим голосом. — Наступила полночь!
Индийцы воткнули факелы в углубления, сделанные в камнях, и быстро размотали шнуры.
— Мы готовы!
— Этот нечестивец осквернил пагоду нашей богини. Что заслуживает он?
— Смерти! — ответили индийцы.
— Тремаль-Найк, — воскликнул угрожающе Суйод-хан, — выходи!
Громкий смех был ему ответом. Одним прыжком охотник на змей выскочил из своей засады. Казалось, это тигр выскочил из джунглей. Яростная улыбка играла на его губах, лицо было жестоким, зубы оскалены. Дикий сын джунглей проснулся в нем, готовый рычать и кусаться.
— Ах так! — взревел он страшным голосом. — Вы хотите убить меня? Ну что ж, а я вас — и я начинаю.
Он разрядил сразу оба своих пистолета, и двое из нападавших упали. Потом выстрелил из карабина и, схватив его за ствол, размахнулся им, как дубиной.
— Ну, — сказал он, — кто из вас такой смелый, чтобы напасть на Тремаль-Найка, пусть выступит вперед. Я сражаюсь за женщину, которую вы, проклятые, захватили!
Один из тугов, самый смелый и фанатичный, выступил из рядов размахивая в воздухе арканом. Но не успел он сделать и двух шагов, как страшная дубина поднялась и опустилась с молниеносной быстротой, разбив ему череп.
— Вперед! Вперед! — повторил Тремаль-Найк. — Я сражаюсь за мою Аду!
Двадцать человек разом бросились на него с двух сторон. Еще один туг упал, но карабин не выдержал этого второго удара и разломился пополам.
— Смерть ему, смерть! — вопили индийцы неистово.
Шелковый аркан упал сверху на Тремаль-Найка, захлестнув ему шею, но рывком тот выдернул его из рук душителя. Выхватив из-за пояса нож, он бросился к бронзовой статуе и быстро взобрался на ее плечи.
— Дорогу! Дорогу! — закричал он, бросая вокруг яростные взгляды.
В следующее мгновение он подобрался, как тигр, и длинным прыжком над головами тугов, попытался добраться до двери. Но не успел: две веревки обвили ему руки и ноги, больно ударив свинцовыми шарами, и повалили его.
В то же мгновение туги бросились на него, как стая собак на дикого кабана, и несмотря на отчаянное сопротивление крепко связали.
— Смерть ему, смерть! — кричали они.
Отчаянным усилием Тремаль-Найк порвал две веревки, но это было все, что он мог сделать. Новые арканы так сжали его, что дыхание пресеклось и руки онемели.
Суйод-хан, который бестрепетно взирал на эту отчаянную борьбу одного человека с двадцатью, приблизился к нему и несколько мгновений с сатанинской радостью смотрел на поверженного врага. Беспомощный Тремаль-Найк яростно плюнул в него.
— Нечестивец! — воскликнул Сын священных вод Ганга.
Он выхватил свой кинжал и поднял его над пленником, который презрительно смотрел на него.
— Дети мои, — сказал жрец, — какого наказания заслуживает этот человек?
— Смерти! — ответили туги.
— Так пусть придет смерть.
— Ада! Бедная Ада! — видя занесенный над собой кинжал, воскликнул Тремаль-Найк.
Но лезвие убийцы, вонзившись в его грудь, оборвало этот крик. Он сомкнул глаза, и предсмертная дрожь пронизала все его тело. Поток алой крови хлынул из раны, заливая одежду и растекаясь по камням.
— Кали! — воззвал Суйод-хан, повернувшись к бронзовой статуе. — Прими от меня эту новую жертву!
По его знаку два туга подняли несчастного Тремаль-Найка.
— Бросьте его в джунгли на съедение тиграм, — проговорил этот ужасный человек. — Так погибнут все нечестивцы!..
Глава 7КАММАМУРИ
Расставшись с Тремаль-Найком, Каммамури направился к реке, следуя по следам индийца, шедшего впереди. Однако, чувствуя угрызения совести, верный маратх оставил своего хозяина неохотно. Не без оснований он боялся, что Тремаль-Найк совершит какое-нибудь безумство и потому через каждые десять шагов останавливался в нерешительности, размышляя, не повернуть ли, несмотря на запрет хозяина, назад.
Как он мог вернуться к себе в хижину, если хозяин остался в этих проклятых джунглях, где врагов столько же, сколько бамбука вокруг него? Это было для Каммамури невозможно.
Не прошел он так и полмили, как решил отправиться обратно по своим собственным следам и нагнать безрассудного Тремаль-Найка.
— В конце концов, — сказал себе верный маратх, — товарищ всегда может на что-нибудь пригодиться. Смелее, Каммамури, и будь настороже.
Он повернулся на пятках и снова направился к западу, не помышляя больше об индийце, который уходил от него к реке. Но не сделал он и двадцати шагов, как услышал отчаянный вопль:
— Помогите! Помогите!
Каммамури вздрогнул.
— Помогите! — прошептал он. — Кто же это зовет на помощь?
Он прислушался, приложив руку к уху; ночной ветерок, дувший с запада, донес до него громкий свист.
— Там что-то случилось, — с беспокойством пробормотал он. — Кричат в полумиле отсюда, в том направлении, куда пошел мой хозяин. Может, там кого-то убивают.
Страх попасть в руки тугов были силен, но беспокойство победило. Он взял карабин под мышку и направился к западу, осторожно раздвигая бамбук. В тот же самый миг раздался выстрел.
Услышав его, маратх почувствовал, как кровь заледенела в жилах. Он слишком хорошо знал карабин Тремаль-Найка, чтобы ошибиться.
— Великий Шива, — прошептал он, сжав зубы. — Хозяин защищается.
Мысль, что Тремаль-Найку угрожает опасность, придала ему необычайную храбрость. Отбросив всякую осторожность, забыв, что туги, возможно, выслеживают его, он бросился бежать к тому месту, откуда раздался выстрел.
Через четверть часа он добрался до поляны, посреди которой виднелся какой-то длинный пятнистый предмет, шевелившийся в траве. Он издавал громкий свист, свойственный змеям, когда они рассержены.
— Это питон! — воскликнул Каммамури, который, привыкнув к частым встречам с подобными гадами, нисколько не испугался.
Он собрался уйти, чтобы не попадаться на глаза змее, когда заметил, что рептилия рассечена, а рядом с ней лежит человеческое тело.
Волосы зашевелились у него на голове.
— Неужели это хозяин? — в ужасе прошептал он.
Он схватил карабин за ствол, приблизился к змее, которая корчилась от ярости, истекая кровью, и размозжил ей голову.
Потом подошел к телу, которое не подавало признаков жизни.
— Хвала Вишну! — воскликнул он с огромным облегчением. — Это не хозяин.
Действительно, это был тот самый туг, который, напав на Тремаль-Найка, оказался в кольцах питона. Бедняга был неузнаваем после страшных тисков рептилии. Это была масса скрученного и окровавленного мяса.
Каммамури наклонился над ним.
— Бедняга умер мгновенно, — проговорил он с невольной жалостью. — Ну что ж, ведь он один из тех, что гнались за нами — я вижу на его груди таинственную татуировку. Ему уже не поможешь, а пока позаботимся о том, чтобы нас не обнаружили.
Легкий шорох бамбука пригвоздил его к месту. Он быстро залег и распластался в траве, застыв неподвижно, как труп, что лежал рядом.
Шорох тут же прекратился, но это не успокаивало. Индийцы терпеливы и способны выслеживать свою добычу много часов подряд, и Каммамури, сам индиец, не мог этого не знать.
Он лежал притаившись, еще некоторое время, потом осторожно поднял голову и огляделся. Тут же тонкий свист прорезал воздух, и шелковый аркан сжал его шею.
Он сдержал крик, готовый вырваться из груди, схватил рукой веревку, мешая ей сдавить горло, и снова упал в траву, забившись, как бы в предсмертной агонии.