Но длинноносый ему кулак показал. Тот сразу схватил несколько мышек из коробки за провода и давай бежать. Наверное, испугался, что длинноносый его догонит и всё отберёт.
Я пустился за ним, хоть и хромал. Нашёл нескользкий путь и смог обогнать. Остановился и путь ему преградил. Воришка по ледяной дорожке мчался, поэтому врезался в меня. Мы оба упали. Он встал. Потом меня поднял и спросил, не сломал ли мне руки-ноги. А то жалко ему сиротку.
Тут его друг подбежал, схватил за руку и страшно так посмотрел:
– Вот уж не думал, что ты на такое способен! А ну отдавай всё, что взял. Иначе расскажу сам знаешь кому. Пусть тебе стыдно всю жизнь будет.
Тот молча вернул мышек, глаза вниз опустил и пошёл за длинноносым. Ну и я с ними.
– А зачем было меня сироткой называть? – Мне так хотелось узнать у мышиного вора: что это он, совсем с ума сошёл?
– Так ты же из детского дома! Отсюда! Сам же сказал! – возмутился старшеклассник.
Я как будто голос потерял. Хочу сказать, а не могу. Думал, охрип. Но потом выдавил из себя:
– Так вы в детский дом мышек несли?
– Само собой! – отозвался длинный. – Я же сказал, что мы с подарками. Я сам здесь жил несколько лет назад.
Тут я понял, что за враньё мне сейчас от этих верзил достанется. Пришлось в школу бежать. Я даже автобус обогнал. Почти… В гардероб, который мы раздевалкой обычно называем, даже заходить не стал. Ворвался в класс. Весь растрёпанный. Шапка – набекрень. Куртка – в снегу.
– Мышек, – говорю, – старшеклассник детдому отдать хочет, потому что раньше там жил.
Марь Пална сказала, что я, конечно, герой, но математику прогуливать – это кошмар кошмарный. Я еле перемены дождался.
Надо было поговорить с завучем. Он же мышек ищет! Мне было страшно. В деле сам охранник замешан. Вдруг смотрю: дверь в кабинет директора открыта. Он там пальто снимает и хвалит старшеклассников:
– Ох, молодцы! Ловко мы с вами придумали! Пускай детишки радуются!
Я к нашей детективной команде кинулся, кричу:
– Приехали! Мышек похитил Андрей Андреич. Пойдёмте его стыдить. Преступление раскрыто!
Светка долго нас отговаривала, но потом сама согласилась. Мы шли к директору, как черепахи. Жутко же!
Вошли к нему и заявили, что всё знаем. И пора ему признаться в похищении мышек.
– Да с чего вы взяли? – Андрей Андреич сел в своё удобное синее кресло.
У директоров других быть не может, а то они будут в плохом настроении.
Я набрался смелости:
– Их вчера учительница и завуч искали.
– А я их ещё позавчера убрал из кабинета, – расхохотался директор. – Хотел школе сюрприз сделать. Учительница ваша на больничном сидела, ничего не должна была заметить. Но на день раньше на работу вышла. Завуч до меня не дозвонился, потому что я весь день занимался важными делами. А мышки лежали в моём кабинете. Я задержался сегодня, попросил охранника открыть мой кабинет, чтобы мальчики отнесли помощь детскому дому.
Сейчас привёз новые мышки – оптические. Чтобы вас порадовать. А вы такое обо мне подумали! Нехорошо… Ещё детективами называются.
Я подумал, что Андрей Андреич очень добрый. А я очень глупый. Всё дело испортил. Но тут парень, который шапку-ушанку не снимал, вступился за меня:
– Этот мелкий за нами следил и остановил меня. Я хотел несколько мышек продать, думал, они лишние. А этот ваш детектив не дал мне убежать. А вдруг бы я и вправду продал их? Как бы сейчас вам в глаза смотрел?
Вот уж не ожидал. Меня спасает вор! И радуется, что до конца вором не стал.
Директор посмотрел на меня внимательно и улыбнулся:
– Да ты герой, Андрюха! Спас человека от глупости! Нет, всё-таки хорошо, что у нас есть детективы. Как я горжусь своими учениками! Всеми! Не зря я вам оптические мышки покупал!
– Это точно, – выпятил вперёд грудь Вовка. – Мы такие!
А мы ведь и вправду такие. Обычные детективы. Я очень гордился, что предотвратил преступление! Это даже лучше, чем его раскрыть!
История седьмаяПохититель вдохновения
Я очень люблю стихи. Читать, конечно, люблю, а не учить. А ещё я всегда мечтал свой стих написать. Но меня, к сожалению, рифма не любит. А вот Юрка Крутиков – настоящий поэт. Он знаете что сочинил? Я, как услышал, сразу понял, что такое творение надо Марье Павловне дать услышать. Юрка не хотел, но я его на уроке математики за руку к доске вытащил.
– Вы послушайте, что Юрка сочинил! Он у нас гений, но скромный. Давай, Юрка. А примеры эти потом сам решу, – сказал я, махнув рукой на доску. – За своё плохое поведение.
Юрка поводил пальцем по зелёной доске, несколько цифр стёр. Это он так стеснялся. Руки в карманы спортивных штанов засунул. Потом быстро высунул. Одну к сердцу приложил, как будто его на поле боя в грудь ранили, а другую вперёд протянул. Глаза жалостные сделал и заговорил:
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Марь Пална сегодня в красивом синем платье пришла. Видно было, что настроение у неё хорошее. Но, как только Юрка стихи свои читать начал, сразу погрустнела. Я вначале подумал, ей Юрку жалко стало. А она вздохнула и говорит:
– Это же стихи Пушкина!
Печенькин вскочил:
– Крутиков стихи Пушкина придумал. Молодец!
– Стихи Пушкина мог написать только сам Пушкин, – Марь Пална почему-то улыбалась.
Наверное, потому, что Вовка Печенькин, как обычно, ерунду говорит.
– А что ж ваш Пушкин не написал эти стихи, если сам мог? – упрямился Печенькин.
– Он их и написал, – спокойно ответила Марь Пална.
Печенькин совсем разошёлся:
– А почему он их никому не показал, если написал?
Марь Пална рассмеялась:
– Ребята, это письмо Татьяны!
Тут я совсем думалку сломал. То она про Пушкина, то про Татьяну… А гений-то – Юрка.
– А почему ваша Татьяна везде письма разбрасывает? – не успокаивался Вовка. – Значит, Пушкин стих сочинил, а Татьяна письмо написала Юрке?
Учительница улыбаться перестала. Или устала. Она сказала, что Юра прочитал отрывок из письма Татьяны. А Татьяна – героиня романа Пушкина. Роман в стихах называется «Евгений Онегин».
Я даже на бумажку это всё записал. Потому что такое сложно запомнить.
Антон в это время вырезал снежинку из тетрадного листа. Это он к Новому году готовился.
– Эх, ты, Юрка, – сказал Антон, любуясь на свою снежинку, – зачем стихи воруешь?
Юрка объяснил, что он не воровал, а просто тренировался красиво читать стихи. Ему сестра помогала. Вот она его и научила письму Татьяны. Юрка подумал, что это стихи старшеклассницы Татьяны, которая с его сестрой дружит. А когда я Юрку услышал случайно на перемене, он зачем-то соврал, что сам всё сочинил. Наверное, надеялся, что Марь Пална никогда не угадает, что это за строчки такие.
В общем, зря я Крутикова рекламировал. Потому что он не поэт. А примеры мне за весь класс решать пришлось. Сам обещал.
На перемене Юрка совсем загрустил. Сказал, что был детективом, а стал мошенником. Пока мы шли до класса информатики, я решил успокоить друга.
– Это не ты мошенником стал, – говорю, – это я тебя мошенником сделал. Но мы всё исправим. Напиши своё стихотворение.
Юрка почему-то ещё больше расстроился. Я решил, что сам сочиню и подарю ему стих. Сел на подоконник. А горе-поэт рядышком встал. Я ручку задумчиво погрыз. Но стих от этого не писался. И тут меня вдохновение посетило перед самой информатикой:
Бездыханная мышка лежит на столе.
Но врача не зову ей я.
Потому что таких миллион на земле.
Потому что она – компьютерная.
А компьютерная не может дышать.
Так зачем же врачей вызывать?
Эта мышка здорова!
Я показал Юрке, что у меня получилось. Тот посмотрел на стихотворение и заявил:
– Рифма у тебя страдает.
А страдал я. Потому что столько сил потратил на этот стих, а Юрка ещё нос воротит.
– Ладно, – говорит, – возьму хоть это. А то ни одной строчки в голову не идёт. Такое чувство, что она вся теперь Пушкиным забита.
– Нет уж, – я рассердился и открыл дверь в класс информатики: – Видишь, какие у нас столики красивые, мониторы плоские? Мышки теперь оптические. Вот садись за замечательный компьютер и печатай свой стих, раз мой не нравится.
Тут рядом возник Вовка. Он поблагодарил меня, что я дверь открытой держу, и хихикнул:
– Давай, Юрка! Тебя тогда точно все засмеют. Лучше объявление напиши: «Пропало вдохновение. Особых примет не знаю, потому что оно меня не посещало».
Мимо нас как раз шестиклассник Егор Каретов пробегал, известный школьный поэт. Рыжий и всегда лохматый. Обычно мы говорим, что он проезжает. Дразнимся так. Он же Каретов. Но потом нам достаётся. Он нас снежками у школы обстреливает. Так вот Каретов услышал нас, остановился, чёлку свою длинную набок рукой отодвинул и глазища вылупил.
– Тоже? – спрашивает.
– Что «тоже»? – не понял я.
– У вас тоже пропало вдохновение? Я тут одним ухом услышал.
Я подумал, что, если бы Егор слушал двумя ушами, он бы понял, что это просто шутка была.
– Мне на новогоднем огоньке выступать с песней, а у меня вдохновение пропало, – Каретов почесал коленку. – Вот что теперь делать? Не могу же я петь о Восьмом марта или Дне Победы. Если только о дне победы нового года над старым! И вообще, мне надо кучу стихов для всех написать. Директору обещал. А теперь вот вдохновение потерял.
Антон пальцем погрозил:
– Ты нас не обманывай! Нельзя вдохновение потерять. Оно же… Его потрогать нельзя. Это тебе не шоколадка с узюмом!
– Изюмом, а не узюмом! – рассердилась Светка. (И как девчонки всегда так неожиданно подкрадываются?) – И, между прочим, вдохновение у многих бывает. А иначе бы Пушкин ничего не написал…
– Только не надо про Пушкина! – закричал Юрка.