Он защищал диссертацию в Ростокском университете в Германии, но лично на защите не присутствовал, так как в это время находился в США. Далее Шлиман утверждал, что он написал диссертацию на древнегреческом языке. В действительности же он отправил две свои ранее написанные книги на французском, созданные на основе его путевых заметок про современные Китай и Японию, работу «Итака, Пелопоннес и Троя. Археологические исследования» и короткую автобиографию на 8 листах. Вот она-то и была на латинском и греческом языках. Вскоре после этого Шлиману присвоили степень доктора философии.
Проехав по всему миру, он осуществляет свою мечту и переселяется в Грецию, женится на гречанке, которая была моложе его на 30 лет, происходившей из довольно достойной, но обедневшей семьи. У них родилось двое детей. Шлиман называет дочку Андромахой, как звали жену великого Гектора, защитника Трои, а сына – Агамемноном, как звали царя Микен, предводителя похода ахейцев на Трою. И это была не единственная из его экстравагантных выходок. В их доме в Афинах, – а он в это время мог себе позволить любую роскошь – на окнах не было занавесок. Он сказал: «У древних греков занавесок не было, и у нас не будет». Зато всю мебель в доме сделали под его рост, а как там будут его жена и дети усаживаться на такие стулья – ему было совершенно неважно. Он переименовывал всех слуг, также давая им имена гомеровских героев. Он говорил, что не хочет запоминать, как зовут того или другого слугу, а вот героев Гомера он не забудет никогда. Шлиман непрерывно перечитывал Гомера, повсюду возил с собой «Илиаду», «Одиссею», без преувеличения знал их почти наизусть.
Вооруженный этими знаниями, Шлиман отправился на поиски Трои – некогда независимого города, подчинявшегося царю Приаму и расположенного в Малой Азии.
К XIX веку большинство историков понимали, что Троя находится где-то на территории тогдашней Османской империи, где-то в Малой Азии, неподалеку от пролива Дарданеллы. Удачное расположение на важнейших торговых путях и было источником ее легендарного богатства, – но где именно, никто точно не знал. Было несколько мест, о которых говорили: «Ну, вот примерно здесь была Троя». И Шлиман отправился по этим местам. Поиски происходили примерно так: он к примеру приезжал в одно место, проводник ему сообщал: «Здесь была Древняя Троя». «Ага, – рассуждал Шлиман, – а вот у Гомера написано, что на берегу стояли ахейские корабли и лагерь ахейцев, и когда ахейцы отправлялись на битву, они иногда несколько раз за день перемещались туда-обратно. Значит, лагерь находится где-то близко. Но здесь море далеко. Это не то место». Согласимся, рассуждение немного смешное: береговая линия меняется, и в той же Малой Азии древний город Милет стоял на берегу моря, а теперь оказался далеко от моря. Море ушло. Но Шлимана это не заботило, он был абсолютно убежден, что все должно быть, как у Гомера. – И отправлялся в другое место, где проводник говорил: «Ну, это вот точно Троя». «Ага, – соглашался Шлиман, – ну да, от моря вроде недалеко, равнина большая. Похоже. Но вот у Гомера написано, что рядом с Троей било два источника: один холодный, другой горячий». «Ох, – говорит проводник, – вот здесь 39 источников». Но у Шлимана наготове термометр – его вообще сильно занимала температура воды. Когда в Афинах крестили его ребенка, он чуть не сорвал крестины, желая, к крайнему негодованию священника, измерить температуру воды в купели. И теперь Шлиман измеряет температуру во всех 39 источниках, и обнаруживает, что все они одинаковые. Конечно, за прошедшие тысячелетия все могло измениться, но Шлиман непреклонен: «Нет, это не то». И отправляется дальше, в деревню Гиссарлык, про которую тоже с незапамятных времен говорили, что, может быть, здесь, под холмом (или в древности на холме) находилась великая Троя.
Наконец глазам Шлимана открылось место, удивительным образом отвечавшее описаниям Гомера. Но Шлиман был не первым, кто возлагал на Гиссарлык большие надежды. На почве любви к Гомеру он подружился с Фрэнком Калвертом – британским дипломатом в Османской империи, предпринимателем и большим любителем древностей. Калверт даже приобрел для проведения раскопок часть холма Гиссарлык еще до знакомства со Шлиманом. Вот только средств для проведения масштабных раскопок у него не хватало. Он-то и убедил Шлимана окончательно в перспективности раскопок именно в этом месте. Шлиман повел поиски с размахом, недоступным Калверту, так что их сенсационным результатом мы обязаны его интуиции и авантюристической жилке (и отчасти – его готовности нарушить договоренности с османским правительством, о чем и не помышлял законопослушный Калверт).
Шлиман нанял местных жителей, и они начали копать. Первые же раскопки показали, что под холмом Гиссарлык скрывается древний город. На сегодняшний день подавляющее большинство ученых считают, что интуиция не обманула Шлимана, что Гиссарлыкское городище – это действительно гомеровская Троя.
Мы по праву называем Шлимана гениальным археологом, но с точки зрения современной археологии он делал вещи по меньшей мере странные. Сегодня археологи работают очень-очень медленно. Они прекрасно знают, что даже самая маленькая находка может оказаться бесценной. Это может быть бусина, подобная тем, что находили при раскопках Древнего Шумера. Эти бусины, сделанные из сердолика с геометрическими узорами, которые находили прежде только в Индии при раскопах древнейшего города Мохенджо-Даро, породили кучу разных теорий о том, что шумеры пришли из Индии, как они торговали с Индией… Всего-навсего крошечная бусинка! Но не будь ее, – и этих теорий, тоже бы не возникло.
В Денисовой пещере на Алтае нашли даже не косточку от мизинца – фрагмент, фалангу мизинца первобытной девочки. Что может рассказать крошечная косточка? Но когда проанализировали ее ДНК, оказалось, что это особый вид первобытных людей. Не неандертальцев, не Homo sapiens. Судя по всему, девочка из Денисовой пещеры была потомком женщины-неандертальца и мужчины-денисовца. Одна маленькая косточка рассказала об этом, и теперь мы можем говорить об отдельном виде денисовских людей.
Именно для того, чтобы не пропустить ни бусинки, ни косточки, ни кусочка керамики, сегодня археологи очень медленно снимают слой за слоем, расчищая кисточкой, работая аккуратно, непременно и тщательно фиксируя местоположение каждой находки. В каком месте нашли тот или иной предмет, где он лежал, как лежало тело, если речь идет о погребальных курганах, – все это может очень многое рассказать археологам.
Отчасти можно оправдать Шлимана тем, что в то время современные способы раскопок только-только зарождались. Многие из них проводились с нарушением методики, много было страстных археологов-любителей, которые и не подозревали о каких-либо правилах раскопок. Шлимана гнала к цели его одержимость Троей, жажда получить сенсационный результат. Со временем он стал улучшать качество работ: к 1872 году уже делаются зарисовки, фотофиксация находок, фиксация глубины залегания найденных предметов; позже пригласят профессионала В. Дёрпфельда, который будет качественно описывать стратиграфию. А пока исследовательская лихорадка гнала его вперед и кричала: «Ну же, копаем!»
Нанятые рабочие начали врезать глубокий шурф в недра холма. Шлиман все еще представлял себе Трою как роскошный город из его детской книги: с огромными дворцами, с храмом Афины в центре, с украшениями из золота. Он думал, что вот-вот ему откроется эта великая, блистательная Троя. В реальной Трое и в самом деле были храмы, было поселение, были дворцы… вернее, богатые дома. Но ничего похожего на рисунки в детских книжках. Древние города были очень маленькими. Население великих Афин, куда более могущественных, чем Троя, в период наивысшего их расцвета, со всеми приезжими, с купцами, которые там жили, – составляло, вероятно, от 50 до 100 тысяч человек. Надо сказать, что Афины по тем временам считались мегаполисом. Троя была, конечно, намного меньше. По самым щедрым расчетам там могло бы проживать 10 тысяч человек, и жизнь их была крайне далека от того великолепия, которое воображал Шлиман. Он (а возможно, и сам Гомер![16]) не представлял себе, как реально выглядели города в описанную в «Илиаде» эпоху. Его рабочие сносили слой за слоем: вот какие-то камни, какая-то керамика… Они все это выкидывали. В погоне за своей мечтой он просто проскочил гомеровскую Трою, спустившись в более древние слои. К счастью, вслед за Шлиманом в Трою пришли и другие, в основном немецкие, археологи, и они как раз работали очень аккуратно, очень тщательно, и Троя была раскопана очень хорошо. Но начало этой находки, пусть и во многом по-дилетантски, положил Шлиман, и главное здесь произошло перед самым концом раскопок.
Шлиман был разочарован: ничего особенного не найдено – какая-то керамика, какие-то камешки… Ну, какую-то плиту с изображением бога Гелиоса нашли, что вообще, конечно, замечательно, но он-то жаждал отыскать… останки Троянского коня! Оружие Ахилла! Его доспехи, сделанные Гефестом!.. По сравнению с этим его находки выглядели ничтожными. Как он сам описывает, уже пришла пора закрывать раскопки, а ничего особенного так и не было найдено. Рабочие по инерции продолжают копать, сам Шлиман, ни на что особенно уже не рассчитывая, отправляется с женой на прогулку вокруг холма и вдруг замечает в земле, у самой поверхности, какой-то блеск. Они стали раскапывать ямку, из которой им блеснуло нечто. И… это было золото!
Они обнаружили то, что сейчас с придыханием называют золотом Шлимана, а Шлиман всегда называл кладом Приама, потому что был уверен, что эти вещи принадлежали царю Приаму, правителю Трои. На самом деле эти вещи были сделаны намного раньше того времени, когда, вероятно, была Троянская война, – если она действительно была. Но для Шлимана такого вопроса не существовало. Разумеется, эта прекрасная диадема, эти изумительные золотые украшения – это то, что принадлежало Приаму, возможно, его жене Гекубе – это царские вещи!