По мнению Плутарха, женщины крутили Антонием как хотели. Сначала Фульвия, его жена, им заправляла, потом Клеопатра. Его теория такова, что Клеопатра неизменно обводила Антония вокруг пальца и им командовала. Но есть разные взгляды на этот вопрос.
Плутарх продолжает: «Царица покоилась под расшитою золотом сенью в уборе Афродиты, какою изображают ее живописцы, а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами – будто эроты на картинах. Подобным же образом и самые красивые рабыни были переодеты нереидами или харитами» – то есть разными мифологическими красавицами – морскими богинями и богинями веселья и радости, – «и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивные благовония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам. Толпы людей провожали ладью по обеим сторонам реки, от самого устья, другие толпы двинулись навстречу ей из города, мало-помалу начала пустеть и площадь, и в конце концов Антоний остался на своем возвышении один. И повсюду разнеслась молва, что Афродита шествует к Дионису на благо Азии».
Д. К. Лейендекер. Клеопатра и Марк Антоний. 1902 г.
Антоний до этого устраивал процессию, где он одевался богом Дионисом, – но Плутарх всегда напоминает, что Антоний был не дурак выпить.
«Антоний послал Клеопатре приглашение к обеду. Царица просила его прийти лучше к ней. Желая сразу же показать ей свою обходительность и доброжелательство, Антоний исполнил ее волю. Пышность убранства, которое он увидел, не поддается описанию, но всего более его поразило обилие огней. Они сверкали и лили свой блеск отовсюду и так затейливо соединялись и сплетались в прямоугольники и круги, что трудно было оторвать взгляд или представить себе зрелище прекраснее».
Что произошло дальше, вспыхнула ли тотчас такая безумная любовь, которая через века осталась как легенда об этом удивительном циничном веке? И Шекспир будет писать о ней. И вообще любовь Антония и Клеопатры станет образцом какой-то необъятной, безумной и погибшей любви. Или же это был циничный союз двух политиков? Может быть, и то и другое – по отдельности и в любых сочетаниях. Возможны самые разные варианты.
Во всяком случае, у Антония и Клеопатры начинается бурный роман, что несколько мешает его политическим целям, потому что его жена Фульвия – очень амбициозная, волевая – пытается воевать против Октавиана. Она утверждает, что Октавиан нарушает интересы ее мужа, собирает друзей Антония и всячески настраивает их против Октавиана. И это как-то ставит Антония в неловкое положение: жена в Риме борется за его интересы, а он тут с Клеопатрой. Эту двусмысленность разрешила смерть Фульвии. И тогда Октавиан, который, конечно, был похитрее Антония, все закручивает так, что, мол, «зачем мы с тобой ссоримся? Мы же союзники. Это Фульвия нас ссорила. У тебя жена какая-то была странная. Давай все забудем». И для того, чтобы все забыть, Октавиан предлагает Антонию жениться на его сестре Октавии. Это, судя по всему, не вызывает восторга у Клеопатры. Похоже, что в какой-то момент, скорее всего, Антоний и Клеопатра совершили некий брачный обряд. Но вообще Клеопатра поняла, что Антоний – выдающийся воин, замечательный политик, очень авторитетный и популярный в Риме человек, и сделала ставку на него. А тут вдруг такое досадное препятствие: он женится на Октавии. Но Октавию превозносят все историки, современники чтили ее настолько, что после смерти она специальным решением Сената была провозглашена богиней. Все пишут, что она была какого-то невероятного характера и доброты женщина. Она воспитывает детей Антония от Фульвии, у них родится несколько своих детей, и даже детей Антония от Клеопатры она тоже будет воспитывать. И она всячески пытается примирить брата с мужем.
Однако Антоний очень быстро из Рима снова возвращается в Египет – его ждут здесь Клеопатра и война с парфянами! Он уходит на некоторое время, совершает поход, потом опять возвращается к Клеопатре. Потом у него еще будет поход в Армению. И он снова возвращается к Клеопатре. Война идет с переменным успехом, с большими жертвами и сомнительными достижениями. Но при этом, конечно, он все равно очень популярен. Даже Плутарх, который его совсем не любит, так описывает отступление Антония в Парфянском походе: «Что же касается глубокого почтения к своему императору[39] и соединенного с любовью послушания, что касается общей для всех – знатных и незнатных, начальников и рядовых бойцов – привычки ставить благосклонность Антония и его похвалу выше собственного спасения и безопасности, то в этом его люди не уступали и древним римлянам. К тому было много оснований, как уже говорилось раньше: знатное происхождение, сила слова, простота, широкая и щедрая натура, остроумие, легкость в обхождении. А тогда сочувствием к страдающим и отзывчивой готовностью помочь каждому в его нужде он вдохнул в больных и раненных столько бодрости, что впору было поделиться и со здоровыми».
Возможно, сомнительный успех восточных походов Антонию еще и простили бы, если бы он разбил парфян, если бы он получил для Рима новые территории, то, вероятно, признание римского народа было бы на его стороне. Но Антоний все время возвращается к Клеопатре. У них рождается несколько детей. Он отдает в управление своим детям те земли, которые вообще римляне считают своими. Римляне с нарастающим изумлением видят, как он «объявил Клеопатру царицею Египта, Кипра, Африки и Келесирии при соправительстве Цезариона, считавшегося сыном старшего Цезаря… затем сыновей, которых Клеопатра родила от него, он провозгласил царями царей и Александру назначил Армению, Мидию и Парфию (как только эта страна будет завоевана), а Птолемею – Финикию, Сирию и Киликию», – беспощадно фиксирует Плутарх. А в эти годы идет подспудная пропагандистская война между Антонием и Октавианом. И все это, конечно, играет на руку Октавиану, а Антоний очень заметно ему проигрывает. В хитрой политике он не был так силен, как Октавиан. Что он может поставить в упрек Октавиану? Что тот обижает Лепида, отнимает у него территории и преследует его? Эка невидаль. Что Октавиан – приемный сын Цезаря, а Цезарион якобы родной и, таким образом, настоящий наследник? Так власть в Риме не наследуется. А у Октавиана много очень сильных козырей. Во-первых, Антоний обижает сестру Октавиана, Октавию. Она живет в его доме в Риме, у них есть дети, а он все больше времени проводит в Египте, у него там дети от египтянки. И он этой иноземной царице, грубо говоря, продает интересы Рима. Он детям от нее дает римские земли! И вот это по-настоящему больно било по чувствам римлян.
Октавиан пытается демонстративно забрать Октавию из дома Антония, та наотрез отказывается уезжать. Говорит, что она из последних сил пытается мирить брата и мужа. Она ездит на встречу с Антонием. Но не очень там все у них получается. И Антоний в результате приказывает ей уехать из своего дома. Октавиан ее с радостью принимает. Для него это все очень удачно складывается.
Именно из этой эпохи идут многочисленные рассказы о невероятной роскоши Клеопатры, о том, как она жемчуг растворяла в уксусе, о том, как они с Марком Антонием затевали какие-то странные экстравагантные празднества, а потом, переодевшись простолюдинами, шли бродить по Александрии и заходить в какие-то кабаки, и Антоний дрался там с кем-то. Наверное, в этом есть какая-то историческая основа, но не исключено, что очень многие мифы о Клеопатре, о ее развращенности, о ее невероятной роскоши, специально распространялись Октавианом.
А Октавиан уже в это время демонстративно показывает себя как сторонника старых республиканских нравов. Потом, когда Октавиан станет единоличным правителем Рима, это проявится особенно сильно. Вот Антоний там жирует на Востоке – он попирает суровую чистоту древнеримских нравов, разрушает скрепы. Это было очень существенно для римлян. Очень строгие нравы, скромность в жизни, в еде, в одежде, строгое поведение. Это все ассоциировалось с республикой. Настоящие республиканцы именно так себя и вели. Настоящие матроны никогда не выходили замуж после смерти мужа – одномужние матроны больше всего ценились в Риме. Сами ткали ткани, в которые одевали все свое семейство.
Я. де Брай. Пир Антония и Клеопатры. 1669 г.
Но вот Октавиан показывает, что у него все именно так! Он скромно одевается, он скромен в еде, в своих привычках. Он защитник старых нравов. Потом, когда он будет уже править, он запретит мужчинам и женщинам сидеть рядом в цирке, чтобы случайно не прижимались к чужим женам. Он вышлет собственную дочь из Рима за дурное поведение. Но это будет позже. А пока Антоний неизвестно чем занимается, а он, Октавиан, настоящий республиканец и поборник старых добрых нравов. Поэтому очень может быть, что многие рассказы про Антония и Клеопатру преувеличены, но определенно не все.
Конечно, очень неприятное впечатление в Риме произвело то, что Антоний, победив армянское войско, устроил в Александрии парад, победное шествие. Это не называлось триумфом, но, по сути дела, это был именно он. Именно так прежние полководцы-победители входили в Рим, эта церемония была неразрывно связана именно с Римом. А тут он со своим войском входит в Александрию, причем сам он одет как бог Дионис, за ним разряженная свита, за ним ведут пленников, за ним везут разные трофеи, Клеопатра вместе с ним наслаждается победой. Вот тут он сам дал сильные козыри в руки Октавиану, позволив ему говорить: «Вы видите? Он там в Александрии триумф производит, как в Риме». Но, по сути дела, Октавиан был прав. Антоний действительно пытался совершить то, что произойдет через три с половиной века, когда император Константин фактически перенесет столицу на Босфор, в Константинополь. Константинополь позже будет называться Новым Римом. Потому что Восток тянул своими богатствами, своей мощью. И Антоний, в сущности, хотел сделать то же самое. Он сделал своей столицей Александрию – один из величайших городов Древнего мира, мало в чем уступавший Риму. И, может быть, по количеству торговых путей, связей и стратегическому положению в тот момент даже превосходивший Рим. И вот, кто знает, может быть, удержись здесь Антоний с Клеопатрой, – и центр мира перенесся бы в Александрию. А для тех, кто сейчас пожимает плечами и говорит: «История не знает сослагательного наклонения», я могу сослаться на знаменитого философа XVII века Блеза Паскаля, который разве что немного иронизировал (а может быть, и нет), когда сказал: «Будь нос Клеопатры чуть покороче, облик Земли стал бы иным». То есть, получается, вот у Клеопатры был длинный красивый египетский нос. А будь он чуть короче (греческий, или курносый, или нос картошкой), – Марк Антоний любил бы ее меньше, и тогда, может быть, они не проиграли бы битву при Акциуме (о которой речь пойдет ниже), и тогда остались бы владыками мира, и вся история мира пошла бы по-другому. Кто знает? Во всяком случае, центр мира запросто мог сместиться на Восток, к этому все шло. Но этого не произойдет.