– Император не может быть не угоден. Я ничто по сравнению с ним и…
– Не криви душой, маленькая лгунья. Сядь и расскажи, что я опять натворил!
– Вы причинили мне горе, сир! Большое горе, – ответила она, чувствуя, что к глазам у нее подступают слезы. – Ваше величество лучше поймет меня, если соизволит оказать мне честь и прочтет это письмо… Если можно назвать это письмом. – И Лаура протянула Наполеону листок бумаги.
Он взял его и взглянул с недоумением.
– Эта мазня написана Жюно? Или его секретарь выпил лишнего?
– Император может не сомневаться, это рука Жюно. Писал он. Он в отчаянии, и мне страшно.
– Почему?
– Соблаговолите все-таки прочитать его письмо, сир!
Много времени чтение не потребовало, и Наполеон бросил письмо на стол.
– Столько лет мы вместе, а Жюно до сих пор не знает меня. Я хотел его только порадовать, а заодно избежать совершенно невозможной ситуации. Нельзя разом быть на ярмарке и на мельнице. Губернатор Парижа отвечает за безопасность столицы, и в его распоряжении армия в шестьдесят тысяч человек. Первый адъютант днем и ночью находится при моей особе. Так что в один прекрасный день губернатор может оказаться предателем.
– Жюно и предательство?! Сир! Он не заслужил подобного оскорбления!
– Дело вовсе не в Жюно. Я имел в виду, что совмещение таких должностей таит в себе опасность.
– Возможно. Но если император может сделать исключение, то я уверена, Жюно его достоин. Он любит вас, сир, больше, чем брат, и его единственное желание быть с вами рядом всегда, везде и повсюду. А вы так часто бываете вдалеке от Парижа…
– Так оно и есть, но мы все не молодеем. Здоровье Жюно не из лучших с тех пор, как он получил удар саблей по голове. И потом, только он губернатор Парижа, а почти все маршалы мои адъютанты.
– А что, если, – тут Лаура расцвела улыбкой, – Жюно получит маршальский жезл с пчелами и останется адъютантом?
– Он пока еще не выиграл ни одной битвы в качестве полководца. Но вполне возможно, что этот чертов жезл он заслужит в Португалии.
– Значит, ожидаются новые сражения? – помрачнев, прошептала молодая женщина. – Значит, Тильзит…
– Оставьте Тильзит в покое! В Португалии мне нужны настоящие солдаты! Подумайте, Жюно там почти что король, и вы можете стать королевой! И чтобы покончить с этим вопросом, хочу напомнить, что образ жизни губернатора имеет мало общего с жалованьем адъютанта. Напишите ему это, когда будете отвечать на письмо.
Лаура поняла, что потерпела поражение, но не захотела уйти с пустыми руками.
– Напишите это ему сами, сир! Несколько слов, написанных вашей собственной рукой, смягчат для Жюно ваше решение. Он будет верить, что вы сохранили к нему дружбу.
– Дружба тут ни при чем!..
– Да будет мне позволено сказать императору, что он ошибается. Императору принадлежит жизнь Жюно, и это естественно для солдата по отношению к начальнику. Но вы для него много больше, чем начальник. С уверенностью скажу, что вы для него бог. И если вам понадобится, он продаст ради вас душу.
– Вы серьезно?
– Совершенно серьезно. Он готов стать снова простым гренадером, если будет опять днем и ночью рядом с вами.
На этот раз Наполеон рассмеялся.
– Боюсь, мне бы это не слишком понравилось. Днем куда ни шло! А ночью? Для чего мне ночью эта громадина?
Наполеон подошел к своей гостье, взял ее руку, поцеловал и задержал в своей.
– Но меня неизменно восхищает чертенок в юбке. С таким жаром защищать мужа, который так тебя оскорбил! Ты по-прежнему его страстно любишь?
Взгляды их встретились, и Лаура не опустила глаз, позволяя заглянуть ей в душу.
– Право, уже не знаю, сир, люблю ли я его по-прежнему, но знаю точно, что не могу видеть его несчастным.
– Что ж, это почти одно и то же. Успокойся. Я напишу ему обстоятельное письмо.
Он потрепал Лауру за ушко и вернулся к письменному столу.
– Полагаю, курьер, который привез эту жалобу еще не умчался обратно в Лиссабон?
– Он отправится туда только завтра утром. Он выбился из сил.
– Прежде чем туда ехать, пусть заедет в Тюильри и спросит Дюрока. Я напишу Жюно, что хочу его видеть королем. Думаю, ему это понравится. Он сможет называть меня кузеном. «Ну что?» – как любит говорить Тайеран[34].
Камень упал с души Лауры, и она облегченно вздохнула.
– Если речь обо мне, я предпочитаю оставаться тем, что есть: верным другом вашего величества. Мне уже приходилось видеть, как обращается император с дамами своего семейства…
– На всякий случай закажите себе диадему… С камнями, которые получили из Португалии. В любом случае она может вам понадобиться и очень вам пойдет[35].
Надеясь, что муж ее успокоился, Лаура посвятила себя заботам о детях и вернулась к привычной светской жизни под дружеским покровительством де Нарбонна, который был счастлив вернувшейся к ней веселости. Она купила себе новые платья и отдала оправить несколько присланных Жюно рубинов. И была счастлива услышать от Фонсье, своего ювелира, что они великолепны. Затем Лаура устроила парадный обед и бал в Ренси, на котором присутствовал, разумеется, де Нарбонн и… мать императора! Она согласилась прогостить в Ренси три дня, и Лаура очень обрадовалась.
Зато она не обрадовалась Каролине, которая явилась на бал без приглашения. Став отныне королевой Неаполя, Каролина наслаждалась почестями и особыми реверансами, положенными иностранным королевам. Хозяйка дома была вне себя, увидев не только двор, приехавший с Каролиной, но еще графа фон Меттерниха, которого не видела у себя давным-давно и который очень ее этим задел. Меттерних, судя по всему, был очень дружен с новоиспеченным королевским величеством.
Когда он склонился к руке мадам Жюно, она ограничилась протокольным приветствием и холодно уронила:
– Император Австрии задержал ваше сиятельство, кажется, дольше, чем предполагалось.
Граф и рта не успел раскрыть, как вместо него ответила Каролина:
– Он провел в Вене всего несколько дней, но, поскольку я стала королевой, мне понадобился просвещенный наставник, дабы преподать мне этикет, положенный моему сану. И я взяла его на службу!
– Дневную и ночную, я думаю. – Лаура была вне себя и не помышляла об осторожности. – Так почему бы вашему величеству не распорядиться им и у меня в доме? Королевы, как известно, повсюду у себя.
После этих слов Лаура повернулась и пошла навстречу Екатерине Вестфальской, которая как раз вошла вместе со своим мужем Жеромом. К этой молодой паре Лаура испытывала дружеские чувства, она не заметила, как побледнел австрийский посол.
Праздник вынуждал Лауру играть роль счастливой хозяйки дома, но она вдруг опустилась в кресло и расплакалась. Де Нарбонн стоял подле нее, молча наблюдая за внезапным взрывом горя, смешанного с яростью.
Понимая, что ей захочется поговорить о своем душевном состоянии, граф взял табурет, сел напротив и взял ее руки, теребившие кружевной платочек.
– Дорогая моя Лаура, вы изменились в лице, как только перед вами появилась Каролина, но вы видитесь не в первый раз, значит, была еще какая-то причина для огорчения.
– Я ненавижу ее манеру приезжать ко мне без предупреждения! Это гнусно, в конце концов.
– Да нет, совсем не гнусно, это по-каролински, и тут ничего не поделаешь. Что можете вы, если даже мадам Кампан даром потеряла с ней время? Удивило меня, что Меттерних позволил ей собой манипулировать. Могу голову дать на отсечение, что он влюблен в вас.
– Интересный способ ко мне приблизиться.
– А как вы хотите, чтобы он действовал? Если бы он приехал один, вы бы приняли его?
– Думаю, приняла бы. Он же попросил у меня разрешения приезжать меня навещать, когда мы танцевали несколько месяцев тому назад. Она, должно быть, догадалась – бог знает как? – и поспешила завладеть им. И он не противился. Точно так же, как Жюно! Вот уж поистине неотразимая!
– Не поистине, а по внушению, умеет убедить, будто так оно и есть. К тому же сестра императора.
– Про сестру мне все время пел Жюно!
Лаура резким движением вскочила с кресла и ринулась было вперед, так что шлейф заклубился.
Нарбонн тоже встал и остановил Лауру, положив ей руки на плечи.
– Успокойтесь, пожалуйста, и выслушайте меня. А главное, будьте правдивы. У вас есть чувство к прекрасному посланнику?
– Что за вопрос? Нет!
– Могу я вам напомнить, что вы обещали быть искренней?
Лаура постаралась освободиться, но де Нарбонн держал ее крепко. Лаура гневно фыркнула – что было совсем не изящно, зато откровенно и для Нарбонна красноречиво.
– Вы невозможный человек! Хорошо! Могу сознаться, когда мы танцевали с ним до отъезда в Вену, он дал мне понять, что я ему нравлюсь и… даже больше. Мне… Мне было это приятно. Остальное вы знаете. Точнее, отсутствие остального.
– Отлично. Ничего не меняйте в своем поведении и предоставьте действовать мне. Кстати, если не ошибаюсь, я слышу трубы и барабаны. Прибыли их величества, и не мне вам напоминать об обязанностях хозяйки дома.
Через несколько минут Лаура, сопровождаемая де Нарбонном, уже встречала Наполеона и Жозефину, выходивших из кареты. Реверанс был безупречен, улыбка теплой и радостной. Лаура любила прелестную креолку, которую Наполеон сделал своей императрицей. Жозефина была сама грация, очарование и элегантность. Ей было сорок шесть – увы! на шесть лет больше, чем супругу, – но выглядела она гораздо моложе, тщательно ухаживая за собой. У нее была безупречная кожа, чарующая улыбка и прекрасные темные ласковые глаза. Жозефина с нежностью поцеловала Лауру.
– Простите наше опоздание, дорогая Лаура. Виновата я и только я. Никак не могла решить, какое украшение подойдет к моему платью.
– Ваше величество, в конце концов вы сделали прекрасный выбор. Я бы сказала, что вы сами чудесная жемчужина, – проговорила Лаура с восхищением, оглядывая туалет Жозефины – простого покроя платье из плотного белого атласа с голубоватым отливом и восхитительное жемчужное ожерелье с маленькими бриллиантиками между жемчужинами.