– Выпейте, – попросила она, – согреетесь.
Душистый кофе обжигал, но Лаура проглотила его почти залпом, а вместе с кофе и коньяк, который Аделина налила ей в ту же чашку. Показалось, что она отхлебнула жидкий огонь: по телу пробежала судорога, и Аделина поспешила расстегнуть на Лауре платье и принялась растирать ее лучшим одеколоном Фарина, как известно, прекрасным средством от переохлаждения. По счастью, мадам Жюно отличалась крепким здоровьем. Хорошенько растерев, Аделина устроила ее в гнездышке из подушек, села рядом и взяла бедняжку за руку.
– Теперь вам лучше?
– Немного. Мне хотя бы тепло. А то мне показалось, что я лежу в ледяной воде.
– Теперь рассказывайте!
Почти в то же самое время Жюно Буря вернулся в особняк на Шан-Зэлизэ, ставший с некоторых пор резиденцией губернатора Парижа. Он приехал на лошади, которую позаимствовал в конюшне любовницы, и находился в прескверном настроении. Он чувствовал себя виноватым и не желал себе в этом признаваться. А если начистоту, то злился на весь мир, и в первую очередь на Каролину, которая так ловко его окрутила, сказав, что Мюрат возвращается послезавтра вместе с императором и у них уже не будет возможности так страстно любить друг друга. Предстоящие голод и лишения, потеря теплого любовного гнездышка возбудили в Александре такой пыл, что он позабыл о жене, ждущей во дворе Елисейского дворца…
Приехав домой, он не нашел жены и сразу подумал, что вскоре ему предстоит объяснение с Лореттой, как он нежно по-домашнему именовал Лауру. А как мучительно было для него возвращение его кумира-императора, присоединившего к своему венцу новые лавры – Эйлау, Йену, Фридланд – и завершившего свою кампанию подписанием мира на плоту в Тильзите. Александр ненавидел эту кампанию! Она отдалила его от императора!
Ища для себя оправданий, Жюно ухитрился разозлиться на жену. С чего вдруг она осталась его ждать, а не поехала тихо-мирно в Ренси? Она что, не знает Каролину? Не догадывалась, что красотка одолжит у нее мужа на ночь? Сыграет шутку, ведь она их обожает? Куда подевался здравый смысл Лауры? Жюно уже не называл жену Лореттой. Почему, спрашивается, она не поехала спокойно домой? Забыла, что губернаторский особняк в двух шагах? А теперь что? Им всем троим грозит гнев Наполеона, если только он узнает о дурацком приключении. А он непременно узнает. Агенты Савари, который ненавидит чету Жюно, мигом сообщат и ему, и что тогда? Уж кто-кто, а Лаура должна была подумать о последствиях своего поступка! Может, она поймет, что наделала, если он не вернется в Ренси?
Жюно злорадно вообразил себе жену, как, одна в просторной карете, она задыхается от гнева. Вспышки гнева Лауры были мгновенны, как летняя гроза, и обычно кончались смехом: она сама понимала ничтожность причины и сетовала на свою южную кровь. А еще она была такой лапочкой, что он не мог на нее долго сердиться. Так что и это недоразумение кончится, как все другие. Они посмеются и будут любить друг друга с прежним пылом.
Хотя сейчас провинившемуся супругу хотелось оказаться в просторной мягкой кровати одному, чтобы раскинуться с удобством и выспаться, не демонстрируя любовного пыла. Чертовка Каролина здорово им попользовалась!
В общем, Лаура прекрасно сделала, уехав без него. Она успеет остынуть, придет в себя. А он тем временем наберется сил дома, в особняке на Шан-Зэлизэ. А поутру непременно навестит Корвизара, у него опять головная боль, она случается всегда, когда он, так сказать, переусердствует…
Лаура не жалела, что помчалась ночью в Ренси, она выплакалась и взяла себя в руки. Дождись она Жюно во дворе Елисейского дворца, непременно устроила бы оглушительный скандал всем на радость. Особенно подлой Каролине, которая шипела бы об оскорблении ее императорского высочества, и весь позор упал бы на голову Лауры. А в Ренси она была у себя дома, и к себе она приглашала только своих настоящих друзей.
Впрочем, настоящие друзья могли приезжать и без приглашения, их всегда дожидались отведенные им комнаты. И они приезжали и уезжали, предупреждая только дворецкого. Приезжали сами и привозили с собой еще гостей, из тех, кого считали домочадцами, зная: у Жюно все они будут желанными. Простор царственного Ренси, построенного одним из герцогов Орлеанских для всех других герцогов Орлеанских, позволял подобную роскошь, что чрезвычайно нравилось Лауре. И Александру тоже. Ей, потому что она любила жить в окружении друзей, ценя сродство вкусов. Ему, потому что, родившись крестьянином в Бургундии, любил разыгрывать из себя сеньора-покровителя. А что касается приема гостей, то тут он целиком и полностью полагался на жену. Разве не текла в ее жилах капелька крови Комнинов, которые царствовали в Византии почти целый век?
Когда Лаура закончила свой рассказ, а вместе с ним и кофе с коньяком, она протянула пустую чашку горничной.
– Я бы охотно выпила еще, – сказала Лаура.
– Чего именно?
– И того и другого. Я имею в виду все вместе.
– Пейте на здоровье! А потом ложитесь и хорошенько выспитесь!
– Спать, когда мой муж кувыркается в постели с Каролиной?!
– Посмотрите на часы! Он уже поднялся с ее постели.
– Ты так думаешь?
– Думаю, что вы достаточно хорошо изучили его привычки. Сейчас он уже дома, на Елисейских Полях, или даже скачет сюда к нам.
– Ничего подобного! Ты не знаешь Каролины! Он, должно быть, выжат как лимон и скорее, я думаю, крепко спит у себя в постели, набираясь сил. Если верно, что император возвращается или уже вернулся, то нельзя появиться перед ним с зеленым лицом. Я уж не говорю, что господин Мюрат I все, что угодно, только не верный муж, но при этом сам он не потерпит, если вместо великолепного плюмажа у него окажется пара рогов.
– Послушайтесь лучше меня, отдохните как следует, а потом обсудите все с господином графом де Нарбонном.
Мадам Жюно встрепенулась:
– Нарбонн? Он здесь?
– Приехал, примерно через час после того, как вы уехали.
– А почему ты мне сразу не сказала? Пойди сходи за ним!
– Что у вас за манера будить весь дом? Сначала нашего младенчика, теперь господина графа, который тоже в чем-то подобен малышу! Вы только вспомните, сколько ему лет! Конечно, он не выглядит на свой возраст, но несколько часов сна ему не повредят. Совет, который вы так спешите получить, будет куда разумнее, если он даст его на свежую голову.
– А я спешу получить совет?
– Если нет, то вы меня очень огорчите. Господин граф – человек мудрый, понимающий, изучивший людей как никто… Всех – и мужчин, и женщин. Не пустое дело стать приближенным императора, побывав военным министром у бедняжки Людовика XVI, быть близким другом господина Талейрана и все-таки понравиться его величеству Бонапарту. Он великий дипломат, ваш близкий друг.
– Да, он мой друг! Никогда не забуду, как он ответил Наполеону, когда тот в начале своего царствования упрекнул его мать, старую герцогиню де Нарбонн, за то, что она ему не симпатизирует. Граф сказал: «Потому лишь, сир, что она готова вас обожать». Великолепно, правда же? Прекрасный ответ, достойный сына Людовика XV[5]. Но ты права, пусть он выспится. Я не хочу, чтобы он увидел меня с таким ужасным лицом, – прибавила Лаура, взглянув на себя в зеркало.
– Вот именно, – подхватила Аделина. – Вы не уродина, вы хуже.
И едва успела увернуться от запущенной в нее хозяйкой щетки для волос, серебряной с инкрустациями слоновой кости.
– Да как ты смеешь, фурия?! – обиделась Лаура. – Ты забыла, что не всю правду нужно говорить в лицо? Подай-ка мне стакан холодной воды и раздень меня. Мне, в самом деле, нужно немного поспать. Очень хочется хорошо выглядеть, когда Жюно вернется. А он вернется непременно, – прибавила она, стараясь убедить саму себя.
– Куда ж он денется! – меланхолично отозвалась Аделина, принимаясь расстегивать колье на молодой хозяйке.
Лаура обожала драгоценности, и ей всегда их было мало. И если неверный муж хотел заслужить прощение, то, по мнению Аделины, ему стоило бы перед тем, как возвращаться в Ренси, заглянуть к Нито, королевскому ювелиру, и выбрать какое-нибудь украшение, которое смягчило бы обиженную супругу. Не обращая внимания на цену, Лаура одинаково любила жемчуг и бриллианты, а среди цветных камней – рубины, которые, пламенея теплыми огоньками, подчеркивали ее экзотическую красоту. «Камер-дама» так и видела сережки с рубинами, что красиво покачиваются вдоль ее изящной шейки. Ничего не скажешь, были бы к месту. А к сережкам можно подарить и браслет. А вот парадные украшения ни к чему, диадема там какая-нибудь или массивная парюра. Обладательница утонченного вкуса, Аделина не терпела тяжелых украшений. Интересно, только ей пришла в голову мысль о драгоценностях?
Украшения отправились в ларец, и Лаура сняла с себя газовое белое платье, расшитое золотыми пайетками, к ним так шло золотое с жемчугом колье, в котором она выезжала. Платье она сменила на легкую просторную ночную рубашку из батиста. Быстренько расчесала щеткой густые черные волосы, на которые обычно тратила не меньше получаса, и улеглась в постель… Постель была такая большая, такая пустынная… Слезы снова навернулись Лауре на глаза, но были жестоко подавлены и сменились пусть некрасивым, зато действенным шмыганьем носом. Аделина невольно улыбнулась.
– Ну-ну-ну! Плакать мы больше не будем! – сказала она. – Даже если генерал не появится сегодня утром. Мы не будем забывать, что граф де Нарбонн уж такой разборчивый господин, а к нам питает особую симпатию.
По счастью, природа одарила мадам Жюно бесценной способностью засыпать и просыпаться по своему желанию. Не прошло и пяти минут, как она, усталая до невозможности, спала, как младенец.
Разбудил ее топот лошади, скакавшей галопом, и она, еще в полусне, вскочила и подбежала к окну как раз в тот миг, когда ее супруг спрыгнул на землю и передал поводья конюху, прибежавшему на шум. Генерал вошел в замок.
В тот же миг в спальню вбежала взволнованная Аделина.