С тех пор за редкими исключениями все идет хуже некуда. Начать с короля Жозефа. Добродушный эпикуреец не сомневался, что его добродушия вполне достаточно для того, чтобы завоевать симпатии новых подданных, как он завоевал их у неаполитанцев. Но он забыл одну мелочь: он занял место принца, которого хотели видеть королем испанцы. К тому же у него не было хороших советников. А еще англичане заняли Кадикс и не собирались оттуда уходить.
Да, были испанцы, смирившиеся со свой судьбой, и большей частью это были сливки общества. Народ вместе с Сан-Хуаном и Миной вел неустанную партизанскую войну, прячась в засадах, нападая на солдат-одиночек, чьи изуродованные трупы потом находили их товарищи. А французы? Маршалы, оставленные Наполеоном воевать на этой земле, ревновали друг к другу и друг друга ненавидели. А главное – ни у кого из них не было гения Наполеона.
Только он умел подчинить все и вся своей воле, без него любые усилия уходили в песок.
После отлучения Наполеона папой дела пошли еще хуже. Восстание охватило всю страну, вынудив маршалов защищаться: Сульта на севере Португалии, в Галисии Журдана, Виктора и Нея, которые между собой были почти что в ссоре. Массена должен был осуществлять общее руководство, но его никто не собирался слушаться. И он проводил вечера, беседуя с Лаурой. А Наполеон прислал его с единственной целью, он должен был примирить враждующих маршалов.
Массена повезло, он присутствовал на бракосочетании императора и эрцгерцогини Марии-Луизы в Компьени. И какое же это было необычайное зрелище!
– Значит, он все-таки на ней женился? – вздохнула Лаура, которая в глубине души надеялась, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помешает этому союзу. Но нет, новый брак состоялся, и отныне вместо императрицы Жозефины будет молодая, свежая австриячка, в которую, как говорят, Наполеон влюблен без памяти.
– Встреча должна была состояться в Компьени, в замке, который заранее отремонтировали по приказу императора, – рассказывал Массена, наслаждаясь внимательной слушательницей, на которую к тому же было так приятно смотреть. – Однако накануне приезда император, не находивший себе места от нетерпения, решил вдруг отправиться встречать невесту сам, чтобы увидеть ее без прикрас официальной встречи. Несмотря на ужасающую погоду, он поспешил невесте навстречу, взяв с собой одного Мюрата. Они направились в Суассон, где эрцгерцогиня должна была провести последнюю ночь и где император уж точно мог увидеть ее в натуральном виде.
– И как же оделся его величество? – поинтересовалась Лаура.
– Как обычно. Мундир полковника и серый плащ. Зато король Неаполя блистал золотом, увенчав голову султаном, секрет изготовления которого известен только ему. Султан, мне кажется, был вполовину его роста. Для такого случая Мюрат счел необходимым принарядиться. Не мне вам рассказывать, до какой степени он тщеславен. Тем более что от границы принцессу везла его жена Каролина.
– А кто ездил в Вену для совершения символического брака?
– Бертье, он среди нас самый заслуженный и первым получил маршальский жезл. Дело не в том, что его достославная фамилия стоит первой в списках по алфавиту – только он воевал в Америке и участвовал в битве при Рошамбо. Он князь Нефшательский и Ваграмский, так что естественно, что выбор пал на него. А что касается встречи, то она случилась совсем не такой, как предполагал император. Представьте себе, что в Курселе, небольшом городишке неподалеку от Суассона, у императорской берлины сломалось колесо. И вот наши герои бредут дальше пешком, как простые горожане. Его величество был разгневан, но в основном на дождь, который не желал прекращаться. Наконец вдали показался кортеж принцессы. Император, оставив Мюрата с его плюмажем под прикрытием церковного портала, встал посреди дороги, заложив руки за спину, как привык. К тому времени спустился туман, и он вполне мог погибнуть под копытами, но его узнали гусары, сопровождавшие карету.
– Император! Император! – вскричали они в один голос, и к ним тотчас же присоединился господин де Сейсель, главный камергер. Карета остановилась, а его величество уже подбежал к берлине, запряженной восьмеркой лошадей, в которой ехала та, кого он так ждал. Он сам открыл дверцу, не дожидаясь слуг. Внутри сидели две женщины, одна из них ему поклонилась.
– Его величество император, – представила его королева Неаполя.
Император улыбнулся, увидев рядом с Каролиной крупную светловолосую девушку с розовыми щеками, с голубыми немного навыкате глазами, длинноватым носом и пухлыми хорошо очерченными губами, словом, типичную Габсбург.
Впрочем, что мне вам ее описывать? Вы сами ее увидите, как только вернетесь в Париж.
– Она вам не понравилась?
– Почему? Она свеженькая, пухленькая, со временем грозит сильно растолстеть. Лицу ее недостает выразительности.
Но в этот миг она покраснела, как рак, а жених провозгласил:
– Мадам, мне необыкновенно приятно вас видеть!
С этими словами он забрался в карету, сел между сестрой и невестой и приказал:
– А теперь быстро в Компьень! Без остановок!
Каролина запротестовала:
– Сир! Нас ждут в Суассоне! Знатные люди города приготовили для нас ужин, прием…
– Поужинают без нас. Я хочу, чтобы мадам уже сегодня была у себя дома!
– А как же прием в Суассоне? – спросила Лаура.
Массена рассмеялся.
– После того как бедняги простояли несколько часов под дождем, промчавшаяся мимо императорская карета их не порадовала.
– Неужели он не остановился хоть на секунду, чтобы поблагодарить их?
– Нет. Вернее, выезжая из города, карета остановилась на секунду, и страшно недовольная королева Неаполя вышла и пересела в другую. Лицо у нее было при этом не описать какое. И кареты тут же двинулись дальше.
– Император пожелал избавиться от Каролины? Но почему? – Глаза Лауры, обращенные на Бертье, блестели, как две звезды.
– Немного терпения. Самое интересное впереди, равно как и ответы на все вопросы. Когда кортеж прибыл в Компьень, все придворные, предупрежденные двумя эстафетами, ждали его при полном параде. Было влажно, но дождь уже перестал. Наполеон спрыгнул на дорожку, с совершенно счастливым лицом повернулся к карете и подал руку невесте, помогая ей выйти. Реверансы и поклоны помогли скрыть улыбки, если не откровенный смех. Невеста была краснее свеклы, бархатный плащ был накинут наизнанку, а ток из перьев попугая нелепо съехал набекрень.
– Вы хотите сказать, что…
– Император не стал дожидаться приезда, чтобы отведать венскую сдобочку. Так оно и было, можете мне поверить. Всем нам было предложено ужинать где захотим, а жених с невестой пожелали, чтобы ужин подали в их покои.
– В парадные покои, разумеется?
– Ничего подобного. В покои невесты, после чего его величество заглянул к кардиналу Фешу, желая удостовериться, что брак, заключенный в Вене, считается действительным. И удостоверился, потому что сразу после этого принял ванну, оросил себя одеколоном и в одном халате отправился прямо к своей жене.
– И что же?
– Что значит «что же»? По мне, все яснее ясного. На следующее утро император был веселее синицы и сказал одному из близких друзей: «Женитесь на немке, дорогой, это лучшие женщины в мире: нежные, добрые, простодушные и свежие, как розы. Она делает все смеясь!» Вот вам, пожалуйста! Иными словами, он нашел свое счастье на берегу Дуная, и, когда она подарит ему наследника, он будет в раю… А мы с этих пор можем считать Австрию своим верным другом. Стало быть, жить в мире. Признаюсь вам, что в моем возрасте я был бы рад насладиться мирной жизнью. И посмотреть на собственные владения вблизи, а не издалека.
– На Эсслинген, например. Я вас понимаю: в сражении не до красот пейзажа. А Эсслинген, обагренный кровью Ланна…
– Надеюсь, вы не считаете, что это придало ему особую красоту? Я не замечал за вами жестокости, госпожа герцогиня, – оскорбился Массена.
– Нет, я вспомнила о нем с состраданием. И счастлива, что встретила друга в этой разоренной стране. Прекрасно знаю, что вы носите все ваши титулы заслуженно и что вы принимали участие во всех кампаниях императора, и поэтому хочу вас спросить, почему Наполеон, прежде чем наслаждаться столь сладким медовым месяцем, решил любой ценой разорить Испанию и Португалию, которые ничем ему не угрожали? Почему затеял это именно тогда, когда подписал долгожданный мирный договор? Во Франции праздновали мир, а здесь в это время умирали от холода зимой, от жары летом, ожидая смерти от голода или от ножа партизан. Сколько пало несчастных, похороненных где придется. Император заботится всеми силами о наследнике, но подумал ли он хоть минуту об осиротевших детях, умирающих от истощения, как тот младенец, которого мы нашли с Аделиной? Этому повезло, мы выходили его и отдали в монастырь к сестрам, заплатив за его содержание хотя бы на несколько лет вперед. Своего я буду растить на шелке и в бархате… Но я спасла хотя бы одного на этой проклятой земле!
Охваченная гневом и волнением, Лаура расхаживала взад и вперед по гостиной, сложив на груди руки. Массена смотрел на нее сначала с удивлением, но постепенно проникся пониманием и сочувствием.
– Моя дорогая Лаура, позвольте мне эту фамильярность, поскольку я спокойно мог бы быть вашим отцом, – забудьте на время о вашем благородном сердце и займитесь всецело вашим ребенком. Отныне я чувствую его уже членом моей семьи. Я не могу считать вас неправой, но…
В эту минуту Жюно ворвался – иначе он не умел – в гостиную. Но жена даже не заметила его вторжения и продолжала ходить взад и вперед.
– Что с ней такое? – спросил обеспокоенный Жюно маршала, наклонившись к нему.
– Она пожелала, чтобы я рассказал ей о бракосочетании императора.
– И что же?
Массена неопределенно махнул рукой.
– Ну а дальше… Ее расстроил контраст: наши местные ужасы и Париж, в котором праздник следует за праздником…
Лаура ждала от Жюно пламенной речи о непогрешимости императора – в политике, на войне и вообще всегда и всюду, которая поставила бы на место Массена, но Жюно ограничился пожатием плеч, налил себе стакан воды, выпил одним глотком и со вздохом сказал: