ю». Видимо, именно поэтому соответствующее реальным источникам указание на противодействие избранию Бориса Годунова со стороны Шуйских в «донесениях» изменено на сопротивление со стороны Воротынских.
Таким образом, дипломатические «донесения» Гримовского не содержат ни одного факта о событиях русской истории конца XVI в., который не был бы известен в начале XIX в. Они обращают на себя внимание другим: пространными рассуждениями о «должности» царя, власти самодержца и ее пределах, его государственных и личных качествах, критериях оценки его деятельности, «народном благе» и т. д. Содержащиеся в речах Василия-Григория Годунова и Клешнина идеи на этот счет, используемая ими терминология изобличают в авторе (авторах) «донесений» человека, хорошо знакомого с идеологией «просвещенного абсолютизма».
Он решительный сторонник сохранения «коренных законов общежития», прежде всего в той их части, которая связана с «неотъемлемостью собственности» и «личной безопасностью». Далее, по его мнению, в благоустроенном обществе каждый человек обязан быть гражданином, то есть любить Отечество, «общественные выгоды» ставить выше личных, быть нетерпимым к злодеяниям. Горе тому государству, восклицает автор словами Василия-Григория Годунова, в котором нет таких граждан: «Надлежит ожидать страшного переворота, дабы все стало паки на своем месте»45.
В речах Годунова и Клешнина при всей противоположности оценок Бориса Годунова, по существу, речь идет об одном: каким должен быть «идеальный монарх». Важнейшие черты такого монарха – кристальная честность, доброта, умение вести государственные дела с учетом мнений своих мудрых советников, постоянная забота о «благе подданных», щедрое вознаграждение последних, учет «мнения народного», энергичные и постоянные занятия делами безопасности государства.
Прежде чем остановиться на времени, авторе и, самое главное, мотивах, которыми он руководствовался при создании своей фальсификации, отметим ряд обстоятельств.
Согласно «донесениям» Гримовского, в конце XVI в. в палате патриарха перед участниками собора проходило свободное «словопрение» двух светских государственных деятелей по чрезвычайно важному для судеб государства вопросу – о кандидатуре на русский трон.
Два действующих лица «донесений» по всем правилам ораторского искусства убеждают присутствующих как бы проголосовать за или против Бориса Годунова. Земский собор 1598 г. в «донесениях» выглядит своеобразным парламентом. В этом нельзя не видеть стремления автора фальсификации подчеркнуть наличие демократических традиций в русской истории, что могло бы свидетельствовать о демократических взглядах самого автора. Однако ход и результаты заседания Земского собора в его интерпретации выглядят двусмысленно. В самом деле, присутствующие на соборе явно поступают эмоционально, под воздействием сиюминутных настроений: сначала, выслушав речь Василия-Григория Годунова, они изображают «всеобщее негодование» против Бориса Годунова, а затем, послушав Клешнина, тотчас меняют свое мнение на противоположное. Иначе говоря, автор как бы подчеркивает нестабильность «мнения народного», стихийность решения такого важного вопроса, как избрание на царство. Не было не только единодушия в этом деле, как бы говорит он, но и достаточной продуманности, взвешенности в окончательном решении. Автор подделки не склонен идеализировать демократические традиции в русской истории. Он как бы заставляет читателей «донесений» поразмышлять над тем, что стоило России свободное избрание на царство Бориса Годунова.
По существу, в «донесениях» предложены и два подхода к оценкам исторических деятелей. Если для Василия-Григория Годунова характерно оперирование нравственными категориями, то его оппонент склонен выступать с позиций гражданского и уголовного права как адвокат Бориса Годунова. В этом просматривается не только «двойное» авторство, но и своеобразный литературный прием, ответ на дискутировавшийся в первой четверти XIX в. в исторической литературе вопрос о применимости нравственных и правовых критериев при рассмотрении действий исторически значимых людей прошлого46.
Переписка членов Румянцевского кружка содержит важные детали о включении «донесений» в общественный оборот. Во-первых, уже в ноябре 1822 г. «донесения» стали известны в Москве, то есть известна дата, позже которой они не могли быть созданы. Во-вторых, появление «донесений», по крайней мере в Москве, связано с профессором политического и народного права Московского университета Д. Е. Василевским. Сын священника Калужской губернии, он родился в 1781 г., в 1805 г. по рекомендации Сперанского был направлен на учебу в Педагогический институт в Петербурге, который окончил з 1809 г. со степенью магистра философии. В 1819 г., уже будучи доктором философии, по рекомендации министра народного просвещения и духовных дел князя Голицына Василевский был отправлен на три года в Германию и Францию и по возвращении в 1822 г. стал профессором Московского университета.
Остаются неясными два вопроса. Первый: действительно ли Василевский обладал, как пишет Калайдович, оригиналом записок Гримовского – ведь в 40-х гг., как отмечалось выше, они хранились в библиотеке В. Пусловского? Вопрос второй: Калайдович говорит о том, что речь в защиту Бориса Годунова говорил дьяк Клементий, тогда как и в «донесениях» Гримовского, и в письме Карамзина к Малиновскому упоминается окольничий Клешнин. Была ли здесь ошибка Калайдовича (хотя в это поверить трудно), или же перед нами прямое указание на доработку «донесений» Гримовского? В настоящее время ответить на эти вопросы невозможно.
«Донесения» Гримовского, и прежде всего речь Василия-Григория Годунова, произвели сильное впечатление на читателей в России. Вплоть до выхода X – XI томов. «Истории государства Российского» Карамзина русская общественная мысль не знала столь яркого публицистического, выполненного по всем правилам ораторского искусства изобличения Бориса Годунова. «Донесения» стали известны общественности до выхода этих томов, развивая, как нам кажется, те двойственные оценки Бориса Годунова, которые были даны Карамзиным в его ранней работе «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице», опубликованной на страницах «Вестника Европы» в 1803 г.
В «Исторических воспоминаниях» Карамзин своеобразно попытался рассказать читателям о Годунове. С одной стороны, он высоко оценил государственную деятельность Бориса Годунова до и после его избрания на русский престол. С другой – он не отрицает властолюбия Годунова, даже говорит о его жестокости. Вместе с тем будущий историограф поместил в этой статье любопытный пассаж. Размышляя над могилой Годунова, он писал: «Кто не остановится тут подумать о чудных действиях властолюбия, которое делает людей великими благодетелями и великими преступниками? Естьли бы Годунов не убийством очистил себе путь к престолу, то история назвала бы его славным государем; и царские его заслуги столь важны, что русскому патриоту хотелось бы сомневаться в сем злодеянии: так больно ему гнушаться памятью человека, который имел редкий ум, мужественно противоборствовал государственным бедствиям и страстно хотел заслужить любовь народа! Но что принято, утверждено общим мнением, то делается некоторого рода святынею; и робкий историк, боясь заслужить имя дерзкого, без критики повторяет летописи. Таким образом история делается иногда эхом злословия… Мысль горестная! Холодный пепел мертвых не имеет заступника, кроме нашей совести: все безмолвствует вокруг древнего гроба! Глубокая тишина его прерывается только благословениями или проклятиями идущих мимо и читающих гробовую надпись. Что есть ли мы клевещем на сей пепел; естьли несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием или враждою?…Но я пишу теперь не историю; следственно, не имею нужды решить дела и, признавая Годунова убийцею святого Димитрия, удивляюсь небесному правосудию, которое наказало сие злодейство столь ужасным и даже чудесным образом»47.
Нетрудно заметить, что «донесения» в речах Василия-Григория Годунова и Клешнина, по существу, иллюстрировали эти противоречивые размышления Карамзина о принципах оценки деятелей прошлого. Более того, в «донесениях» мы обнаруживаем заимствования из статьи Карамзина. Именно здесь упоминались «приятная наружность» Годунова, его «мудрая деятельность, благоразумная политика в рассуждении иностранных держав, правосудие внутри государства, ласковое обхождение с боярами и щедрость к народу», которыми он «заслужил общее уважение и любовь». Именно здесь Карамзин заметил, что почти все преступления Бориса Годунова – «мнимые», которые кажутся ему «нелепостями, достойными грубых невежд, которые хотели злословием льстить царствующей фамилии Романовых». Все эти оценки мы легко находим в речи Клешнина.
С другой стороны, и в речи Клешнина обнаруживаются параллели со статьей Карамзина, который также говорит о «хитрости», «страстном властолюбии» Бориса Годунова, «слабости» царя Федора, которая открыла Борису «дальнейшие виды властолюбия», его «беспокойной подозрительности в рассуждении некоторых знатных фамилий», «терпимости к шпионству» и т. д.
В речи Василия-Григория Годунова есть и почти прямое заимствование из статьи Карамзина:
Карамзин48
Будучи только 17-м членом Тайного Совета (он состоял из 31 человека), он сделался единственною его душою: одних удалил, других преклонил на свою сторону и властвовал в России.
«Донесения»49
Управляя всеми государственными делами сам, ничего себе не приписывал; все относил к царскому Тайному совету, из тридцати одной особы состоящему, на коем долженствовали быть рассматриваемы всякие учреждения, касательно внутреннего благоустройства. Но мужи, долженствовавшие заседать в сем совете, означали одно лишь отвлеченное число, из коего делал он полезное для себя извлечение; занимая 17-е место на бумаге, представлял на самом деле лицо первого государственного человека.
Если верно наше предположение об использовании анонимным фальсификатором статьи Карамзина, нетрудно определить крайнюю раннюю дату создания «донесений». Статья Карамзина увидела свет на страницах «Вестника Европы» в 1803 г. Второй раз она была опубликована в 9-м томе «Сочинений Карамзина», вышедшем в Москве в 1820 г. Таким образом, 1803 – 1822 гг. – наиболее вероятное время написания «донесений».