Тайны Французской империи — страница 12 из 80

(Кричит.) Они неподсудны! Прошедшие через кандалы… и через эту страшную пытку надеждой!.. В них все время теплилось: через пять лет освободят… ну не могут же… через десять лет!.. И не освободили! И загнали на край света!.. И тут дрогнуло: они поняли, что с человеком можно сделать все, что общества нет в стране… а есть власть беспощадная, всемогущая… И они уже хотели только покоя. Они женились, плодили детей… старели, спивались… и умирали от болезней, а точнее, от безнадежной силы этой власти. «Кто бросит в них камень?» Кто посмеет! (Смешок.) Но здесь‑то и скрыты тайны! Господа, вы слышите дробь барабанов! Жак поднялся на эшафот, и как положено… Он объявляет на плахе последние свои тайны!.. Наиважнейшие свои тайны! (Шепчет.) Я чувствовал… Я читал между строками писем бедной сестры… да я и сам догадывался… Коли герои устали – чего требовать от общества рабов?! Скажи, Каин, неужто Авель, загнанный тобою на каторгу, выйдя на поселение, прочел бы сочинения первому встречному, если бы… (Орет.) если бы сам не хотел, чтобы донесли! Если бы не знал точно, что донесут! Ибо в империи без доносов нельзя! У нас без доносов, как без снега, земля вымерзает! Да, Жак хотел, чтоб Хозяин захватил его сочинения. Я ждал! Я звал! Помнишь, что писал: «Проходя сквозь толпу, я сказал все, что нужно знать моим соотечественникам. Оставляю письмена законным наследникам моей мысли, как пророк оставил свой плащ ученику, заменившему его на брегах Иордана!.». Как просто, Каин!..

Да‑с, с некоторых пор, господа, я писал все свои сочинения с одним безумным расчетом: в подвалах… в тайных наших подвалах, охраняемые от уничтожения, они дойдут до тех, кто придет впоследствии на берега кровавой реки… Не найдя отзвука вокруг, я обратился к потомкам, открыв величайший способ общения с ними – через жандармов! Какова тайна?!

Мундир Государя. Этот способ устраивал и нас тоже… Но, Жак, бедный старый Жак… Тебе почти шестьдесят… Точнее, шестьдесят тебе никогда не будет. И неужели ты надеешься…

Лунин. Черт! Черт! Да, человечество жестоко… и только кровь считается! И лишь с креста достучится до сердца проповедник! В империи удачная смерть – важнее удачной жизни. Смерть у нас живая водица бессмертия!.. Но оттого‑то Авель и звал брата Каина: «Убей!» Кровью моею вы должны скрепить идеи мои! Это последняя тайна. Да прольется моя кровь! Кровь, которая вопиет! Я звал ее!.. Как я боролся за эту смерть! (Лихорадочно.) Когда я выяснил, что рыба сожрала крючок, я перестал спать. Я знал, Хозяин нагрянет среди ночи… И вот однажды залаяли собаки…


В соседней камере Григорьев поглядел на часы, встал, вышел в коридор и начал отпирать камеру Лунина. Дверь камеры отперта. В темноте на пороге Григорьев.


Лунин. «А, здравствуйте, господа! Нагрянули! Входите! Простите, что принимаю вас в кальсонах, соснул после охоты, но ведь и вы ко мне без предупреждения».

Григорьев. Полно, полно, Михаил Сергеевич!

Лунин. «А почему же полно? И что вы глазеете на стену, господин жандармский майор… Да! Там висит мое ружье – я ведь охотник! Васильич! Сними ружье! Господа боятся ружей – они привыкли только к палкам! А теперь позвольте, господа, я надену штаны и готов проследовать за вами на предмет получения пули в лоб». (Хохочет.)

Григорьев (почти кричит). Михаил Сергеевич, да опомнитесь! Да что вы опять такое говорите! Свечу‑то зажгите.

Лунин (опомнился, устало глядит на него). А‑а… (Улыбнулся, растерянно.) Я обознался… Впрочем, нет! Как же я забыл про тебя! При сокращении дробей я забыл еще об одном: Каин, Авель, Кесарь, Мария… но в моей жизни был еще жандарм. Как хорошо, ты успел напомнить. Да, в моей жизни был всегда жандарм! Дурак при губернаторе, министр при царе, а Лунин – всегда при жандарме! Какова шутка!

Григорьев. Шутить время вышло, Михаил Сергеевич, ребятки уже за стеной – готовятся.

Лунин. Так, поди, четверть часа осталось.

Григорьев. Десять минут, сударь. Но вам и приготовиться нужно, и свечу зажечь, и улечься…

Лунин (с усмешкой). Действительно, приготовиться надо. Дорога ведь дальняя!

Григорьев. Значит, часы отзвонят три – ребятки и войдут.


Григорьев возвращается в камеру к Баранову и Родионову. Нервность его возрастает, и он уже не может сидеть. Он все быстрее и быстрее ходит взад и вперед по камере. А рядом – молится священник.

Лунин задувает огарок и медленно зажигает новую свечу. Ставит ее у постели.


Лунин. Значит, и вправду… я на плахе… Быстро… (Смешок.) И вот на плахе Хозяин и Жак обменялись последними шутками. Шутка Хозяина: он не убил Жака сразу, но подвергнул заключению в ужаснейшей из тюрем.

Первый мундир. В строжайшей из тюрем.

Лунин (Ей). А в империи… тюрьму ценить умеют… Акатуй, туман, слякоть. Они ждали, что разум мой здесь угаснет! Что я сгнию здесь… и главное – тихо сойду в безвестность. (Смешок.) Но Жак тоже пошутил в ответ. Я надеюсь, господа, вы оцените мою потребность шутить в разнообразнейших обстоятельствах? Ну, читайте же, сударь! (Смешок.)

Первый мундир. Государь, нами снова были перехвачены возмутительные письма государственного преступника Михаила Лунина, хотя писать ему в тюрьме строжайше воспрещено было… Прочитавши их, я вынужден предложить Вашему величеству предпринять крайние меры к государственному преступнику Михаилу Лунину.

Лунин. А это была всего лишь шутка. Не тайна, но именно шутка: я переписал речи добродушнейшего старца Сократа и рассылал их от своего имени… И за тысячелетние слова афинского философа… исполнят то, что… (Он погружается в свою больную задумчивость. Потом вздрагивает и произносит тихо.) За дело… Пора… (Он подходит к кровати и ложится.) И все?.. Как просто… Обнимемся, Волконский… Обнимемся, Фонвизин… Обнимемся, Пущин… и друг Завалишин. (Помолчав.) И ты, Пестель… Во все дни человеческие… во времена надругательства – и креста – всегда находится тот, кто говорил: нет… В этом был смысл… (Засмеялся.) И тайна… Ах, как бьет барабан! Как оглушительно… Не надо мне завязывать глаза. Это – жмурки… Это няня прикрыла мне глаза руками… чтобы не попало мыло, и мое детское тельце…


Бьют часы.


Я чувствую единение с Сущим! И дух мой блуждает по пространствам и доходит до звезд!.. Я свободен.


Дверь распахивается. На пороге двое убийц, за ними Григорьев. Они медленно идут к кровати.


(Ей.) Твой черед. Я иду к тебе!


Она приближается к нему из темноты одновременно с убийцами.


На тебе тафтяное черное платье… и твой взгляд блуждал по изгибам шитья моего доломана… В окно я завидел Вислу. Ее воды бурлили под набежавшим ветром… Но вокруг нас была тишина, так отличная от беспокойства в природе. Неожиданно звук колокола потряс эту тишину. Звонили к вечерне, надо было прощаться… И тогда ты склонилась ко мне…


Она наклоняется над ним.


Я вижу! Боже мой! После стольких лет снова твое лицо! (Кричит.) Я вижу!


С воплем один из убийц бросается к кровати и хватает Лунина за горло. Безумный крик второго убийцы и Григорьева. В дверях за Григорьевым появляется бледное лицо Священника. И все обрывается. Темнота.


А потом свеча вспыхивает и освещает на мгновение женское лицо. И снова темнота и тишина. В тишине – хриплый смешок. И молчание… Потом зажигают свечи. Это в соседнюю камеру вошел Писарь. Писарь вынимает дело, раскладывает его на столе, бормоча, диктует себе и пишет.


Писарь. «После досмотра на теле скоропостижно умершего государственного преступника Лунина обнаружены были: чулки шерстяные – одна пара, порты кожаные – одни, кальсоны теплые – одни, рубашка кожаная – одна, шуба беличья – одна, платок черный шейный – один, распятие нательное серебряное – одно; кроме того, в камере найдены были часы настенные – одни, альбом сафьяновый с бронзовыми застежками – один, портрет мужской настенный – один и тридцать листов писчей бумаги, исчерканных отрывистыми словами и непонятными знаками».

Серый кардиналВзгляд на историю из Политбюро

Часть первая

Она часто называла его «Товарищ К»..

Она – его любимая жена-финка Айно. Она была в тюрьмах и лагерях пятнадцать лет. Сидел в лагере его сын. Его шурин был расстрелян. Расстреляны или погибли в лагерях множество членов финской компартии, которой он руководил.

Но уцелел он – Отто Вильгельмович Куусинен, обладавший самым великим даром участника Революции – выживать.

В шестидесятых он стал одним из руководителей СССР.

Я не знаю, как ты относишься к перестройке, дорогой читатель, но одним из главных отцов крушения большевизма был он – товарищ К.


17 мая 1964 года, раннее утро. Кремлевская больница. Перед тем как зайти в палату «товарища К»., Хрущев беседует с Андроповым.


АНДРОПОВ. Доктора сказали: сегодня к вечеру.

ХРУЩЕВ. Все подготовьте… для увековечивания. Улицу в Москве – его именем, в Петрозаводске – улицу и памятник. Похороны – в Стене.

АНДРОПОВ. Все будет сделано, Никита Сергеевич, но есть проблема. Он просит выпустить на родину ее.

ХРУЩЕВ. Я знаю. Выпустим.

АНДРОПОВ. Она сидела.

ХРУЩЕВ. А кто не сидел?

АНДРОПОВ. Она сидела пятнадцать лет. Но если бы только это. Она работала в разведке с покойным Рихардом Зорге. Некоторые товарищи, с которыми она выполняла самые серьезные задания, и сейчас работают. Между тем настроения у нее самые антисоветские.

ХРУЩЕВ. Отто тебя любит, Андропов.

АНДРОПОВ. И я его.

ХРУЩЕВ. Это его последняя воля. (Андропов молчит.) Иди. Молодой ты еще, злой.


Хрущев входит в палату товарища К. Он очень старается быть веселым.


ХРУЩЕВ. Сегодня, Отто, скажу со всей большевистской прямотой – ты бодрячок! Идешь на поправку. Главное – покой. Все болезни от нервов, один триппер от удовольствия. (Хохочет.) Ты, говорят, в нашем деле передовик. Выздоровеешь и опять за секретарш. Ленька говорит: «Раздевай и властвуй». (Хохочет.) Знаю, не любишь Брежнева, а он веселый – такие фразочки коллекционирует. «Женщина – не собака. Это собака все понимает да сказать не может, а женщина – наоборот». (Хохочет.) «Баба всегда хочет многого от одного мужика, мужик хочет одного, но от многих баб». (Хохочет.) «Потому что в одной дырке даже гвоздь ржавеет». (Хохочет.) Ну как, повеселил? А у вас, у финнов, есть анекдоты?

К. У нас есть.

ХРУЩЕВ. Давай, но короткие, длинные не запоминаю.

К. Спрашивают: «Кто такие финны?» Ответ: «Это те, которые рассказывают анекдоты про шведов..».

ХРУЩЕВ. И все?

К. «Если кто-то разговаривает слишком громко, это или пьяный финн, или трезвый швед».

ХРУЩЕВ. А подлиньше?

К. «Тойво и Матти пошли на рыбалку. Начался дождь. «Дождь», – сказал Матти. Вечером Тойво пожаловался жене: «Больше не пойду с Матти на рыбалку, устаю от его болтовни»».

ХРУЩЕВ (скучно). Смешно. Ты, главное, захоти жить. Если человек хочет жить – даже наша медицина не сможет его уморить. (Хохочет.) Ну что, пора мне уходить?

К. Пора тебе прощаться со мной, Никита Сергеевич. Ты наш договор про Айно помнишь?

ХРУЩЕВ. Как же. Мы пенсию ей дадим хорошую, квартиру дадим. Но вот как выпустить ее, твою Айно? Работала в разведке. Работала с самим Зорге.

К. Зорге на том свете.

ХРУЩЕВ. Но некоторые еще на этом. Мы с тобой люди партийные и должны думать. Я с твоим любимцем, с Андроповым, сейчас советовался. Говорит: выпускать ее опасно, у нее резкие антисоветские настроения.

К. Он обо мне заботится, боится – наговорит она про меня врагам. Ты, Никита Сергеевич, мне обещал, не забывай.

ХРУЩЕВ. Сталин часто повторял: «Обещают глупцы, а исполняют обещания идиоты». Если наверх отправишься, подтверди Господу: «Сволочь был усатый, чистый убийца». (Вздыхает.) Ладно, выпустим, раз обещал! Выздоравливай. (Уходит.)

К. Конечно, убийца. Но великий убийца. А ты лилипут. (Прислушивается. Кричит.) Сестра! Сестра!


Входит медсестра.


К. Она пришла?

МЕДСЕСТРА. Кто, Отто Вильгельмович?

К. Я слышу – она пришла! Не пускайте ее! Я не хочу ее видеть…

МЕДСЕСТРА. Да что вы, Отто Вильгельмович! Кто ж сюда придет! Здесь охраны – сто человек, наверное. Все для вашего спокойствия.


Медсестра уходит.

Входит Она. Молча садится у кровати.


К. Ты!

ОНА. Неужто забыл: если я чего захочу.

К. Боже мой! Ты совсем не изменилась.

ОНА. Зато изменился ты. Жалко тебя. Умирать на родине надо. В сауне посидеть на дорожку. Кожа распарена, капли на носу висят. Хорошо! И молочко наше на дорожку попить, чтобы было что вспомнить в гробу. А какие у нас сосны. Выдолби любую – и лежи себе в отличном сосновом гробу. Пахнет смолой. Такой покой тебе здесь не приготовят. Только у нас так пахнут сосны – высокие, стройные, как мое тело. Ты ведь помнишь тело Айно? Белое тело белокурой финки.

К. Женщины и сосны. Точнее, женщины, как сосны. Зачем пришла?

ОНА. Посидеть, повспоминать с тобой на дорожку. По– стариковски.

К. Но почему ты молодая?

ОНА. Тсс, это у нас впереди. Отгадки-разгадки впереди.

К. Какой-то шум. Что за шум?

ОНА. Это транспортер. Как же ты не помнишь! Ты мне сказал про него в тот день. Холодный был осенний день. И на моей душе была осень. Ваше красное правительство пало. По всей Финляндии шла на вас охота. Меня попросили дать пристанище некоему магистру философии Отто Вильдебрандту. И господин Вильдебрандт пришел поздно вечером.

Комната в ее доме. Она, ее муж и только что вошедший товарищ К.


МУЖ. Мы очень рады вам, господин Вильдебрандт. Кофе, чай?

К. Я должен сразу предупредить: моя голова оценена…

МУЖ. Видно, у вас стоящая голова, не продолжайте.

К. Вам не сказали мое настоящее имя. (Шепчет на ухо мужу.) Думаю, вам известно, что с вами сделают, если меня здесь найдут?..

ОНА. Бедный муж побледнел, но остался благороден.

МУЖ. Я ничего этого не слышал. Присаживайтесь. Будем ужинать.

К. Благодарю, но я не голоден. И мне нужна только постель. На одну ночь, на рассвете я уйду.

ОНА. Я не могла тогда оторваться от твоего лица. Боже мой, это он! Кумир!.. Твою речь о логике бури – призыв к красной Революции – я знала наизусть. И когда вы захватили власть, я повесила твою фотографию из газеты! И когда вас разгромили и тысячи бежали по льду залива в Советскую Россию, я молилась, чтоб ты уцелел. И вот ты здесь. (Ему.) Спасибо, что решились довериться нам, незнакомым людям.

К. улыбается.

ОНА. Улыбнулся. так бесстрашно. На самом деле ты хорошо знал о моем прошлом. Отец социалист. Участвовали в красном восстании мои братья и погибли. И я сделала квартиру мужа приютом для красных финнов.

МУЖ. Немного коньяка?

К. Нет-нет. Я глупый непьющий финн, пью только кофе. В жизни мне необходимы две вещи – кофе и лыжи.

ОНА. Но я уже знала о третьей. Никогда не забуду твой взгляд. Ты будто раздел меня.

МУЖ. Вы не хотите послушать радио? Сейчас начнутся новости.

К. Нет-нет, не буду вас тревожить, если позволите, я сразу спать…

ОНА. Ваша воля. Комната наверху, господин Вильдебрандт.


Она ведет его наверх, держа свечу. Входят в комнату, посередине которой стоит рояль.


К. (восторженно). Когда мне предложили переночевать у вас, я немного колебался. Но когда сказали: «У них рояль». (Садится, играет.)

ОНА. Какая странная музыка, в ней нет мелодии.

К. Это Шемберг… Мелодия – пережиток капитализма. Музыка, литература – все будет новым. Только старая поэзия, как выдержанное временем вино, останется. Рунеберг, Гете… (Играет.) С революцией в Финляндии покончено на время. Вам придется теперь скучно заниматься домашним хозяйством в счастливом буржуазном браке. Вы мечтали об этом?

ОНА. Я много о чем мечтала. В детстве мечтала поехать в Африку миссионером. Копила деньги на одежду африканским детям. Отец сказал: там жарко и дети ходят в трусиках. Спокойной ночи.

К. Вам очень не хочется уходить?

ОНА. Но ухожу.

К. А если не дам? (Улыбается. Потом вдруг беспомощно.) Я не страшный, я скучно женатый мужчина.

ОНА. Вы это говорите, чтобы.

К. Да, чтобы знали: я не буду приставать. потом.

ОНА. И чтобы потом я не надоедала вам?


Он подходит к ней вплотную.


ОНА (шепотом). Вы сошли с ума!

К. Мне нужно ответить: «Да, как только увидел тебя».? Избавь меня от пошлости. (Обнимает ее.)

ОНА. Это нельзя!

К. Это можно…

ОНА. Я сообразила, но только потом. Конечно, было можно! «Новости» идут сорок минут.

К. «Самая красивая из девиц,

Ясная и нежная, как утро.

(Бросает ее руки на плечи.)

И сомкнула руки вокруг шеи». (Целует ее, грубо задирая юбку.)


ОНА. Вот так случилось проклятое потом. Все это время я ненавидела тебя и ждала. Расставшись, не расставалась. Изучила в эти дни всю твою жизнь. Сын сельского портного. Был самым бедным и, конечно, самым умным в гимназии. Восторгался, как все ваше поколение, «Калевалой» и сам писал стихи. Женился рано – в девятнадцать лет – на сестре одноклассника. Я придумала, что брак был по безумной любви. И постаралась забыть, что жена была старше тебя на восемь лет, но из очень состоятельного семейства. Ты все делал как надо. Закончил историко-философский факультет университета – там воспитывалась вся будущая политическая элита. Конечно, социал-демократ, блестящие речи. Твои афоризмы уже повторяли.

К. Один нравился мне самому: «Настоящий джентльмен не тот, кто умеет играть на саксофоне, а тот, кто умеет играть на саксофоне, но этого не делает». В двадцать лет я мечтал быть поэтом. Но есть хитрая лесенка, по ней умные вовремя спускаются с облаков. Я стал политиком. Политику называют второй древнейшей профессией, стесняясь назвать ее первой. В политику идут те, у кого кожа нечувствительней кожи носорога.

ОНА. К тому же ты умел вовремя сбросить неподходящую кожу. И, как змея, не вспоминал о ней. В тридцать лет – депутат сейма от социал-демократов. И дальше – первая сброшенная кожа – благонамеренный социал-демократ возглавил ревущее гневом радикальное крыло партии. И в семнадцатом году восстание. Наша Революция. Я ведь пыталась писать о тебе для себя. И вот здесь у меня была путаница. Одни уверяли, что ты был против восстания – захвата власти красными финнами. Другие – что это ты все организовал… Я тогда не понимала, что правы и те, и другие! Ты истинный политик, потому что одновременно умел делать совершенно противоположные вещи. Во главе красного правительства встал тогда Куллерво Маннер, но все знали, что правительством руководишь ты.

К. Есть стрелка часов, она постоянно на виду. Но есть механизм, который управляет стрелкой. Это интересней.

ОНА. А потом было ваше поражение. хотя ты обещал победить!

К. Политик, милая, должен уметь предсказывать будущее, но, главное, объяснять, почему предсказанное не сбылось.

ОНА. Мне сказали, что ты по-прежнему в Хельсинки, в подполье. Но ты не появился. И я чувствовала себя девкой. но как безумно ждала! Однажды я получила стихи.

К. (перебивая, читает).

«Ах, смотрите, ах, спасите,—

Вкруг плутовки, сам не свой,

На чудесной тонкой нити

Я пляшу, едва живой.

Жить в плену, в волшебной клетке,

Быть под башмачком кокетки,—

Как такой позор снести?

Ах, пусти, любовь, пусти!»

ОНА. Как ты угадал?! Это были мои любимые стихи Рунеберга. Как же я была счастлива! Я ходила по комнате и бормотала: «Ах, пусти, любовь, пусти».. Но у нас с твоей женой были общие друзья, и я узнала, что она получила те же строчки Рунеберга //Гете//!.. Все правильно! Казанова дарил своим женщинам одни и те же драгоценности. Тем более что за пару ювелир делал скидку. Потом сказали, что тебя убили на льду Ботанического залива. Как же я плакала тогда. И однажды, когда муж уехал в Тампере, пришел ты. Точнее сказать: «Узнав, что муж в Тампере, пришел ты».


В ее доме.

ОНА. Жив!.. Жив! (Бросается к нему.)

К. (усмехаясь). Не забыли магистра философии?

ОНА. Как я ждала!

К. Жизнь – это гигантский транспортер… Он движется над нами. И главное – выбрать нужное звено, ухватиться за него и пронестись над волчьими ямами жизни.

ОНА. Да, да!

К. Но нужно уметь соскочить вовремя и в нужном месте. Я ухватился, это звено сейчас – коммунисты.

ОНА. Ты начал меня торопливо раздевать, говоря все это.

К. Социал-демократия нынче – прошлый день.

ОНА. Да-да. Социал-демократия нынче – прошлый день. Именно! И я помогала тебе раздевать.

К. Мы основали Коммунистическую партию Финляндии. Я в ЦК!

ОНА. Ты в ЦК!.. Моя головка была безумной. Я ничего не понимала. Я только хотела. тебя!

К. В России создан Коминтерн – объединение коммунистов мира!

ОНА (сбрасывая с себя последнее). Да, да! Коминтерн! Объединение.

К. И Коминтерн не вложит меч в ножны.

ОНА (голая, обнимает его). Меч – это великолепно!

К. Пока не уничтожим капитализм и не создадим Федерацию советских республик всего мира!


Падают на кровать.


ОНА. И наступило утро после ночного безумия.

К. (одеваясь). В России идет великий эксперимент, который скоро охватит весь мир.

ОНА. Я поняла. Ты спрыгнул с транспортера в Россию?

К. Но еще не приземлился. Я в воздухе.

ОНА. Почему?

К. Мусор мешает. Вчерашние вожди Красной гвардии… они живут в роскошной гостинице «Астория», водят проституток, жируют на деньги, которые русские дают на Революцию. А тридцать тысяч голодных красногвардейцев, бежавших с ними в Россию, ютятся в грязных казармах. И насмешливо называют позорный отель «слезой социализма». Вся эта нечисть группируется вокруг Юкка Рахья… Он очень близок к Ленину. Пока есть Юкка и его свора, мне в Москве делать нечего. Но думаю… переменится.

ОНА. Но если переменится, я не увижу тебя?!

К. Если не захочешь составить мне компанию на всю жизнь.

ОНА (кричит). Хочу!


ОНА. Уже вскоре я прочитала в газетах сенсацию – «Мясорубка в Москве». Все случилось во время заседания руководства Красной гвардии.


Заседание. Несколько человек за столом президиума. В центре – Юкка Рахья.

Входит группа красногвардейцев.


КРАСНОГВАРДЕЕЦ. Мы, представители Красной гвардии, пришли заявить.

ЮККА РАХЬЯ. Кто вам позволил войти?

КРАСНОГВАРДЕЕЦ. Революционная совесть, которую вы потеряли.

ЮККО РАХЬЯ. Вы вонючая оппозиция!

КРАСНОГВАРДЕЕЦ. Ты ошибся. Мы револьверная оппозиция! Революционное средство освободиться от мусора.


Дружно вынимают револьверы, стреляют.

ОНА. Я прочла: убиты Юкка Рахья и все руководство Красной гвардии. И вспомнила твое «думаю… переменится». Неужели это ты передвинул стрелку? И, будто в ответ, вскоре получила письмо. Уже из Москвы! Это были стихи – Йохана Рунеберга.

К.

«Упорной колонной мы строимся там,

Где гибнут живые толпами.

Все новые воины к нашим рядам

Идут, примыкают с годами.

Пробитая грудь, окровавленный лоб —

Так рать наша бьется из гроба,

Ее не пугает опасность и гроб,

Не трогают зависть и злоба..».

ОНА. И вместо подписи – «Москва. Коминтерн». Я поняла: соскочил с транспортера! И собрала крохотный чемоданчик.


Ее квартира. Муж у радиоприемника слушает экономические известия.


ОНА. Я сварила тебе кофе, обед на плите. (Муж удивленно глядит на нее.) Я ухожу.

МУЖ. Когда вернешься?

ОНА. Наверное, никогда. Скажешь что-нибудь? (Он молчит.) Скажу я. Я не хочу больше тебе изменять. Я хочу вернуть себе роскошь женщины прошлого века – спать в одной и той же постели с одним и тем же мужчиной.

МУЖ. Ты хорошо подумала?

ОНА. Наверняка плохо. Но, тем не менее выбрала звено, ухватилась и лечу над ямами жизни. Прощай. (Целует его.)


ОНА. Я приехала в Москву летом. Стояла адова жара. Я отправилась в Коминтерн.

Исполком Коминтерна тогда находился в бывшем здании немецкого посольства, где недавно убили немецкого посла. Из этого здания, омытого кровью немецкого аристократа, Коминтерн собирался зажечь Революцию во всем мире. Я шла по коридору. Множество машинисток стучали на машинках. Множество мужчин и женщин с папками в руках проносились мимо – взад-вперед, взад-вперед, говоря одновременно на всех языках.

ОНА (перекрикивая шум). Простите. простите! Здесь есть финны? Простите, вы.

ЖЕНЩИНА (пробегая, перекрикивая). Итальяно!

ОНА (вслед). Вы говорите по-английски?

Женщина, не оборачиваясь, выкрикивает что-то по– итальянски и убегает.


ОНА (кричит). Финны! Здесь есть финны?! (Перекрикивая шум, тщетно взывает к бегущим по коридору.) Вы говорите по-английски?.. Финны… где вы? Здесь есть хоть один финн?!


Бегущий мужчина останавливается.


МУЖЧИНА (очень спокойно). Здесь много финнов.

ОНА. Боже мой, вы говорите по-фински!

МУЖЧИНА. Я говорю на всех языках. Что вам нужно в нашем сумасшедшем Вавилоне?

ОНА. Я приехала к господ.

МУЖЧИНА (мягко поправляет). Товарищу.

ОНА. Конечно, к товарищу Отто Куусинену.

МУЖЧИНА. Вот как! (Властно останавливает пробегающую женщину.) Товарищ! Отведи товарища в Секретариат. (усмехается) к самому!


Кабинет К.

К. и Она.


К. Ты!

ОНА. Ты совершенно прав – это я!

К. А как же ты добралась? Нас бойкотирует весь мир.

ОНА. Граница закрыта, но… На каблучках, через леса и реки. Любовь, дружок, и до Москвы доведет.

К. Гете писал.

ОНА. Только без стихов! Я буду думать, кому ты их еще читал.

К. Ты ревнива?!

ОНА. Я красивая женщина. Некрасивые ревнуют своих мужей, а мы, красивые, только чужих. (Хохочет.)

К. Я хочу…

ОНА. Это я знаю.

К. Я живу в Кремле.

ОНА. Удачно спрыгнул!

К. С завтрашнего дня ты тоже живешь там. Но сегодня – проблема. В Кремле проживает все правительство. В Ленина недавно стреляли, и теперь здесь помешательство: боятся покушений!

ОНА. То есть меня к тебе не пустят? Через леса и реки на каблучках. и не пустят?

К. Сегодня. Но завтра мы поженимся. (Обнимает ее.)

ОНА. Перестань!

К. Я не могу перестать. Рад бы, но не могу.

ОНА. Ну не надо, ну могут войти.

К. Никто не смеет без моего разрешения.


Вдруг входит девушка.

К. (сконфуженно). Моя секретарша.

СЕКРЕТАРША (по-хозяйски). Не забудьте, товарищ Отто, – через десять минут в актовом зале вы приветствуете товарища Айседору Дункан. (Уходит.)

ОНА. Эта смазливенькая, видимо, исключение. И если у тебя еще есть такие же исключения, объясни им всем сразу, что теперь.

К. У меня будут одни правила.

ОНА. Да. Я и мой мужчина – мы будем всегда просыпаться в одной постели.


Актовый зал. На сцене – К. и Айседора Дункан.


К. Дорогая товарищ Айседора! Капитализм, порождающий войны, кризисы, неравенство, нищету масс, стремительно приблизился к своему бесславному концу. Мировая Революция – на пороге. Отсюда, из Москвы, из штаба мировой Революции, мы приветствуем в вашем лице всех честных художников.

ДУНКАН. Дорогой товарищ Отто! Я счастлива приехать в Москву – эту Мекку мировой Революции. Тысячелетняя мечта – идеальное государство, каким оно представлялось Платону и Марксу, – осуществляется здесь, на вашей земле. Вы строите мир равенства – мечту Будды, мечту Христа… Я не взяла с собой туалетов, я приехала к вам провести остаток жизни, одетая в красную фланелевую блузу, среди товарищей, преисполненных братской любви друг к другу. Я буду танцевать для вас сегодня идею красного знамени. Идею всепобеждающей Революции, идею Коминтерна.

К. Да здравствует Всемирная республика Советов! Да здравствует мировая Революция! Да здравствует наш славный товарищ Айседора! Ура!


Приветственный рев сотни глоток: «Ура!»

Айседора начинает танцевать.


ОНА (шепчет). Интересно, как она будет ходить в одной блузе? Я видела – на улицах такие шикарные женщины, в таких шикарных платьях.

К. Да-да, мы отходим от ужасов военного коммунизма.

ОНА. А она приехала наслаждаться ими.

К. Да, у нас появился рыночный дьявол и появились капиталисты. Но это всего лишь передышка. Очень временная. Как только наладим производство, мы их ножичком – чик-чик – отрежем!


К. и Она возвращаются в кабинет К.


ОНА. Когда она начала танцевать с шарфом, шарф ожил. И уже будто двое танцуют и шарф ее обнимает. (К. обнимает ее.) Но раз – и шарф у нее под ногами. И уже она растоптала его. Как ты меня? Или я тебя? Посмотрим.

К. Но для начала всех выгоним. (Звонит в колокольчик.)


Входит все та же секретарша.

К. (торопливо). Я вас не познакомил. Моя жена товарищ Айно. А это мой секретарь – товарищ Алиса Фридмэн.

СЕКРЕТАРША (зло и насмешливо). Я понимаю, что на сегодня я свободна и могу уходить?

К. (торопливо). Конечно, конечно! (Секретарша уходит.) Наконец! (Страстно обнимает ее и… Тут же снова входит секретарша.)

СЕКРЕТАРША. Позвонили из Политического Секретариата. Велели срочно передать: нынешней ночью в Германии ожидается социалистическая революция. Вас ждут немедленно в кабинете товарища Пятницкого. (Усмехаясь, уходит.)

К. Да, надо ехать. Товарищ Пятницкий – глава Международного отдела. (Она хохочет.) Привыкай! Здесь все живут мировыми проблемами. Здесь трудно починить сортир в кабинете, но легко построить Вавилонскую башню.


Кабинет товарища Пятницкого.


К. Моя невеста, приехала из Финляндии.

(Здороваются.)

ОНА (здороваясь). Пятницкий. Здесь хорошо бы, добавить: «Дорогой товарищ, глава Международного отдела! Спешу сообщить, что в тридцать седьмом году вас вместе со всем вашим отделом успешно расстреляет другой дорогой товарищ.

ПЯТНИЦКИЙ (после рукопожатий, напряженно). Вот оно как. Невеста из Финляндии?

К. Вы можете быть спокойны. И не только потому, что она плохо понимает по-русски. Ее братья-революционеры расстреляны белыми финнами. Она с шестнадцати лет в революционном движении.

ПЯТНИЦКИЙ (важно). Пусть она взглянет в окно. Видит ли она звезды над Кремлем? Переведите.

ОНА. Вижу! Красиво!

ПЯТНИЦКИЙ. Вот такие же звезды загорятся сегодня ночью над Германией. Это вам свадебный подарок.

К. Но почему я ничего об этом не знаю? Почему не сообщали мне?!

ПЯТНИЦКИЙ. Я велел держать все происходящее в строжайшей тайне. Восстание готовил наш отдел. Верный человек сейчас подносит фитиль к пороховой бочке… Вы его знаете, вы передавали ему в Берлине царские бриллианты. Это товарищ Вальтер.


Звонок телефона.


ПЯТНИЦКИЙ. Здравствуйте, Надежда Константиновна.

К. (ей). Жена товарища Ленина.

ПЯТНИЦКИЙ. Да, все готово. От руководства Коминтерна туда послан товарищ Радек. Мы держим с ним непрерывную связь. С минуты на минуту ждем от него сообщения о начале восстания. Нет, пока не сообщайте Ильичу. Пусть это будет нашим подарком.

(Кивнув на Айно, подмигнул К.) Губа у тебя не дура! Переведи ей: «Ильич серьезно болен. Нет, «серьезно» не надо. Скажи ей так: «Товарищ Ленин немного прихворнул. Но победа Революции в Германии поднимет его с постели».

ОНА. Так началась удивительная ночь. Наша первая ночь в Москве. Мы сидели в кабинете Пятницкого – в окна был виден Кремль, горели кремлевские звезды. Но звонка Радека из Берлина все не было.

ОНА (шепотом). Долго нам ждать?

К. Это Революция, милая, а не сеанс в кинотеатре.

ОНА. Секретарша беспрерывно приносила кофе и сигареты. Как я узнала потом – джентльменский набор комин– терновца. Пятницкий и Отто беспрерывно курили и пили кофе. В клубах дыма лица стали призрачны.


Звонок телефона.


ПЯТНИЦКИЙ. Опять она. Поговорите с ней вы, Ильич вас любит.

К. Здравствуйте, Надежда Константиновна, это Отто… Пока никаких известий.

ПЯТНИЦКИЙ. Но скоро будут – скажи ей!


Однако К. молча кладет трубку.

Бьют часы.


ОНА. Наша свадебная ночь начала исчезать.

ПЯТНИЦКИЙ (Отто). Вижу, вижу. Такая женщина. Понимаю! Ты ждешь засунуть, товарищ, а вот мы ждем Революцию.


Часы бьют пять раз.


ОНА. Звезды над Кремлем погасли. Рассвет.


Пятницкий звонит. Входит секретарша.


ПЯТНИЦКИЙ. Пошлите телеграмму товарищу Вальтеру.

СЕКРЕТАРША. Уже посылали, и не одну.

ПЯТНИЦКИЙ. И…

СЕКРЕТАРША. Не отвечает.

ПЯТНИЦКИЙ. Тогда телеграфируйте товарищу Радеку два слова: «Что происходит?»


Секретарша уходит.

Все молча ждут. Возвращается секретарша.


СЕКРЕТАРША. Ответ товарища Радека. (Передает телеграмму Пятницкому.)

ПЯТНИЦКИЙ (читает). «Ничего!»


Кабинет К.

ОНА. Мы вернулись в твой кабинет.

К. Неужели? Наконец-то.

ОНА. Боюсь, как только начну раздеваться, войдет она!

К. Она не войдет. Сегодня воскресенье!

ОНА. Ну и где же? (Оглядывается. Всю длину кабинета занимают стол и шкаф.)

К. Будем по-революционному – на полу! Здесь целый шкаф протоколов Секретариата… (Открывает шкаф и вываливает на пол бумаги.) Их положим вниз. А сверху – воззвания к народам Востока. У них бумага помягче. (Сбрасывает рулоны со шкафа.)

ОНА. Опытный. Часто пробовал?

К. Какое прекрасное ложе! Я буду любить тебя среди воззваний к народам – призывов к мировой Революции. Твое тело будет возлежать посреди великой Истории.

ОНА. Да, именно на ней разместится моя роскошная задница. Кстати, что с немецкой революцией? Я так и не поняла.

К. Мерзавец товарищ Вальтер всех надул. Я предупреждал. Я был в Берлине, передавал ему царские бриллианты. В конспиративной квартире застал картину: валюта – повсюду. Фунты торчали из книг. Валютой набиты чемоданы, папки. В ночной горшок под кроватью он положил царские бриллианты. Ну, иди ко мне.


ОНА. Еще одна безумная ночь. Я заснула на рассвете. Во сне слышала небесную музыку, под нее с шарфом танцевала одинокая Айседора. А на следующий день мы с тобой расписались.

К. Это небыстрая процедура для обычных людей.

ОНА. Но для выдающихся революционеров – мгновенная. Так я начала постигать новую жизнь, точнее, ее главное правило: «Все люди здесь равны, но некоторые намного равнее». Сразу после брака мы поехали в Кремль. Несколько часов я заполняла множество анкет с хитрейшими вопросами. И, наконец – пропуск! Надо же, я в Кремле! Транспортер свое дело сделал! Но квартира была средневековая, со сводами. Говорят, во времена Ивана Грозного здесь находился застенок. Никогда не бывала в такой мрачной квартире. Здесь я впервые увидела его.


Квартира К. в Кремле. Она и К.

Входит Сталин.


СТАЛИН (усмехаясь, без приветствия). Что за баба?

К. Жена… из Финляндии. Она плохо говорит по-русски.

ОНА. Никогда не видела тебя таким предупредительным.

СТАЛИН. И что же случилось в Германии, дорогой?

К. По нашему сигналу небольшие группы рабочих, вовлеченные в эту авантюру, начали действовать. В Берлине напали на полицейских, но были легко рассеяны. В Гамбурге выступление рабочих было подавлено тотчас и беспощадно. Участники в тюрьме, есть убитые. Мы потеряли много преданных людей. В Саксонии и Тюрингии.

СТАЛИН. Это я все знаю! И что же с организатором? Куда делся этот сукин сын товарищ Вальтер?

К. Он человек товарищей Пятницкого и Зиновьева. Вчера, в судьбоносную ночь, он внезапно исчез.

СТАЛИН. Ты, сказали, встречался с мерзавцем?

К. И, приехав, я докладывал о безобразной обстановке хранения огромных средств, которые получал от нас товарищ Вальтер.

СТАЛИН. И что же?

К. Товарищ Зиновьев сказал, что он, глава Коминтерна, ручается за этого человека, и попросил меня не вмешиваться не в свое дело.

СТАЛИН. Впредь сообщай о подобных вещах лично мне. Сколько ему передали?

К. Точно не знаю.

СТАЛИН. Неправильный ответ.


К. молча пишет что-то на листе бумаги и после передает его Сталину.


СТАЛИН. Рад, что не ошибся в тебе, товарищ. Что касается Вальтера, который внезапно исчез. Позавчера его видели в Венеции. Но вчера нашли в канале. Постарайся, дорогой, чтобы все наши хорошие друзья за рубежом узнали о судьбе товарища Вальтера и запомнили: шутить с нами не нужно. Мы продолжим переправлять драгоценности в Берлин. Ильич по-прежнему верит в революцию в Германии… Товарищ Юровский из Гохрана придет к тебе.

К. Если даже забросаем Германию драгоценностями, ничего не выйдет.

СТАЛИН. Внимательно слушаю.

К. Не на тех опирается Коминтерн. Все эти фрондирующие либералы средних лет, болтливые профессора не полезут на баррикады, не подстрелят полицейского, не сядут в тюрьму. Для всего этого нужны мальчишки – глупые, одержимые, бросившие ученье и даже семью. Вот их можно воодушевить, направить к великой цели. Но чтобы они поверили, нужны не красоты наших ораторов, а банальные общедоступные слова, которые легко усвоят мозги юнцов. Они потом станут их убеждением на всю жизнь. Нужна долгая подготовка. Но Ильич верит в неминуемую быструю мировую Революцию.

СТАЛИН (усмехаясь). А ты? Скажи, дорогой, не стесняйся: ты веришь в мировую?

К. Я о ней. мечтаю.

СТАЛИН (смеется). На этот раз верный ответ. Пожалуй, она только в мечтах и останется. (Уходит.)

ОНА. Кто это был?

К. Единственный ответственный человек в нашем сумасшедшем доме. Сталин.

ОНА. Прошу тебя, не грузи меня русскими фамилиями. Я знаю только тех, кого знает весь мир: Ленин и Троцкий – вожди русской Революции.

К. Революция умирает. И Троцкий, герой-любовник Революции, уже не нужен Истории. Символично, что другой вождь, Ленин, тяжело болеет. Он умирает вместе с Революцией. История и Власть теперь делаются в кабинетах. И должность Генерального секретаря партии, которую занимает этот рябой грузин, станет должностью Вождя. Он сколотил «тройку»: Зиновьев – вождь Коминтерна, где ты будешь работать, его сподвижник Каменев – влиятельнейший член Политического бюро и он сам, Сталин, – вождь «тройки»… Они теперь решают все. Хорошо запомни это имя – Сталин.

ОНА. Почему я никогда о нем не слышала?

К. Потому что он тоже не стрелка. Он механизм, двигающий стрелку.

ОНА. Сталин. Повтори имена остальных из «тройки»?

К. Остальных, поверь, запоминать не надо.

ОНА. Что это значит?

К. Это значит, что наступает второй акт драмы под названием «Поле битвы после победы принадлежит мародерам». Вчерашним вождям пора покидать сцену. Кстати, вечером к нам придет особый гость. У нас есть кусковой сахар?

ОНА. Да.

К. Он пьет чай только вприкуску. И обязательно хлеб с маслом. Он принесет новые бриллианты для немецких коммунистов. Он тоже – История Революции. Он руководил расстрелом царской семьи. Но об этом его не спрашивай. Он ненормальный. Если начнет рассказывать, не сможет остановиться до утра.

ОНА. И он пришел. Черный человек с черными волосами, черной бородой и в черной кожаной куртке. Такие тогда носили чекисты.

Входит Юровский.

Он молча вынимает драгоценности из портфеля.


ЮРОВСКИЙ. Пиши, товарищ Отто: «Шесть бриллиантов. «Шесть» – словами. Получил. Подпись. Нитка жемчуга – одна. Количество жемчужин – тридцать восемь». Пиши, пиши!.. Первоклассный жемчуг с тела царицы. Вся была обвита нитями жемчуга. И здесь ставь подпись: получил!


К. подписывается. Юровский начинает пить чай, оглушительно хрустя сахаром.

ЮРОВСКИЙ. Вальтера ликвидировали. А что толку? Ни денег, ни бриллиантов. Успел продать, паскуда. Такие бриллианты – им цены нет! С великих княжон лично снимал… Как похожа ваша квартира на тот подвал. Такие же своды.

ОНА. И а ошибку, спросила: «Какой подвал?»

ЮРОВСКИЙ. Небось хочешь услышать правду, товарищ? То, что я сейчас расскажу, не знает никто. Партийный секрет! Со мной уйдет. Разбудил я царскую семейку ночью, говорю: «Так и так, обстрел города идет. Для безопасности пожалуйте все в подвал». В подвале выстроил всю семейку, будто для фотографии. «Дескать, в Москве просят фоты, потому как есть слух, будто вы сбежали». Они знали, что я фотограф. Встали (обращается к К.) Если не трудно – встань под сводом. (К. становится.) Вот так Николашка стоял. А царица вместе с наследником рядом сидели, дескать, ноги у них больные. Ты, гражданка, сядь рядом с мужем на стул. Вот так! И как встали – я им приговор. И тотчас стрельнул из «Маузера» (выхватывает пистолет) – в царя!

К. Ты что?! (Прячется.)

ЮРОВСКИЙ (размахивая «Маузером».) Не боись! Царь – навзничь, фуражка в угол отлетела. За мной стала палить команда. Ладно! (Прячет «Маузер», вздыхает.) Беспорядочная вышла стрельба. Царица упала следом, потом – слуга царский, врач. Но с детьми повозились! Девиц никак ликвидировать не могли. Помещеньице малюсенькое, метров тридцать. А пули так и отскакивают, так и отскакивают от девиц и летают по подвалу. Одного из нашей команды даже поцарапало.

ОНА. Он хрустел сахаром. А мне казалось – кости хрустят.

ЮРОВСКИЙ. Палим, палим. Слуг всех уложили, а девицам ничего – живы! Малец-наследник с кресла сполз, по полу ползает – прямо раздавленный таракан. Я в дым вошел и двумя выстрелами в голову покончил с его живучестью. А девицы все живут. На коленях стоят у стены, руками головы от пуль защищают. Наконец и они упали. Еще сахарку мне… Спасибуля тебе, товарищ… Начинаем выносить на носилках трупы. И тут расстрелянные девицы поднимаются в носилках – совсем свели с ума. Начинаем докалывать штыками. И опять, твою мать, загвоздка – штык в них не входит. Испугались наши, думают: точно Бог. Только когда хоронили и одежду сжигали, поняли. Мы их раздели, и вот тут в корсажах сверкнуло. В корсажи оказались зашиты бриллианты. Они бронированные бриллиантами были, оттого пули и отскакивали. А царица вся нитями жемчужными обмотана. Видать, бежать готовились. Лично снимал эти драгоценности с царицы и дочерей. (Показывает.) Вот эти, самые крупные, снял с Татьяны. Бронированные оказались девицы, бронированные. Баба у тебя жалостливая, слезу пустила. Видать, дохлая революционерка. Объясни ей, товарищ, что такое революционная необходимость. Однако (глядит на часы) пора и честь знать. За чаек спасибо. Бывай, товарищ! (Уходит.)

ОНА (к К.). Когда ты мне все перевел. Как же девочек, слуг, больного ребенка.

К. Гражданская война! Ленин сказал: «Нельзя оставлять их живыми, нельзя оставлять врагам живого знамени». В это время люди бежали из партии, а неизбежность расправы за царскую кровь вновь сплотила партию. Все поняли: впереди победа или смерть.

ОНА. Я редко видела тебя только ночью. Но зато ночью.

К. Зато ночью!.. А днем Москва плавилась от солнца. Большевистские вожди бежали от московской жары на Черное море, во дворцы великих князей. Наслаждались комфортом, употребляли восторженных девушек-коммунисток. Только рябой грузин работал в нестерпимо жаркой Москве. Транспортер двигался, и я опять схватился за верное звено. Я связал себя с ним с самого начала. Я с удовольствием выполнял его задания в Коминтерне, хотя выслушивать их было нелегко – от него всегда сильно пахло потом. Ленин в это время много болел. Он уже не мог сражаться с оппозицией. Ему нужна была послушная партия. И по заданию Ленина в это жаркое лето Сталин перетряхнул всю партию… Теперь по всей стране сидели партийные руководители, назначенные им. Он создал преданную гвардию руководящих партийных чиновников. Помню, когда я приехал в Россию в девятнадцатом году, Ленин мечтал, чтобы партийные руководители и члены правительства получали столько же, сколько получают рабочие. Но Сталин покончил с этой утопией. Пока Ленин тщетно боролся с инсультами, Сталин позаботился о щедром материальном вознаграждении партийцев.

ОНА. И, главное, вождей партии и Коминтерна.

К. Нет, вожди партии и вожди Коминтерна уже с начала Революции жили в особых условиях. Сталин позаботился о людях, самых важных для власти, – о руководителях второго ранга, о тех, кто составляет съезды партии, – о партийной гвардии. Благодаря ему они получили большие зарплаты, лечились в особых поликлиниках, жили в отдельных квартирах, когда вся страна жила в коммунальных. Их было тысяч двадцать! Партийная номенклатура! Он родил ее, а она вознесла его! Жаркое лето двадцать второго года. Историческое лето.

ОНА. В Кремле трудно было принимать гостей. Это была долгая церемония – выписывать пропуска. И мы переехали в гостиницу «Люкс» – в ней жило много коминтерновцев. Рядом в номерах поселились дети Отто от первого брака, приехавшие в Россию, – две дочери и сын.

К. Герта – моя любимица, истинная марксистка. Она вскоре вышла замуж.


В квартире.


ОНА. Как удивительно мы живем! Никак не могу привыкнуть. У нас бесплатная машина с бесплатным шофером. Бесплатная квартира, бесплатная дача и даже бесплатная домработница, которой платит государство.

К. Тебе не нравится?

ОНА. Я пытаюсь понять, как это может быть в стране равенства… И что это за удивительный магазин, в котором наша домработница покупает продукты?

К. В первые дни после Революции был жестокий голод. Ленин открыл этот магазин. Здесь отоваривались вожди партии и самые активные ее члены. Все, кто был особенно ценен для партии. Называлось это «спецпитание в спецмагазине».

ОНА. Но и сейчас люди в Москве живут голодно. Зато в вашем…

К. В нашем!

ОНА. В спецмагазине я точно в раю – икра, рыба, конфеты, фрукты, спиртное. Наша домработница неграмотна, но там и не надо. В магазине всю эту роскошь отпускают без денег.

К. Ну почему же? В конце месяца вычитают из моей зарплаты.

ОНА. Смехотворную сумму!

К. Да, там такие цены.

ОНА. Коммунистические. Кроме спецпитания у нас есть спецлечение – особая поликлиника. Просто…

К. Коммунизм!

ОНА. Абсолютно. Но где же прославленное равенство, ради которого сделали Революцию? Мне кажется, и Герта не может этого понять.

К. Герта поймет так, как ей объясню я. (Насмешливо.) Постарайся понять и ты: мы все идем в долгожданный коммунизм. Но кто-то должен войти туда первым.

ОНА. Мы!

К. Да, мы пришли первыми, чтобы готовить приход других.

ОНА. Ты это серьезно?

К. И ради этих других, которые уже поднимаются во всем мире, я работаю день и ночь. Разрабатываю тактику грядущей мировой Революции! И потому о таких, как я, заботится партия.

ОНА. По вечерам к нам приходили такие же люди, живущие в коммунизме…

Здравствуйте, Григорий. Это глава Коминтерна Зиновьев. Рады, что вы пришли, дорогой Николай!.. Это Бухарин, большой друг Отто. «Любимец партии» – так прозвал его Ильич. Здравствуйте, дорогие любимцы партии. Хочу сообщить вам, что всех вас расстреляют. Впрочем, это я могла сообщить почти всем. Мы окружены призраками – каждый из них с пулей в сердце. Ты дружил с ними.

К. Милая, в политике не дружат. А если дружат, то дружат против кого-то. Мы все тогда дружили против Троцкого. И во главе нашей дружбы стоял рябой грузин. Он по-прежнему был механизмом, который вращал нашу стрелку. В этот момент у больного Ленина наступило улучшение. Как и положено истинному вождю, Ильич воспринимал партию как жену. И вдруг он открыл: пока болел, жену увели. И кто? Его тень, преданный раб, которого называли «левой ногой Ленина». Партия теперь подчинялась Сталину. Ленин взревновал! Он никогда не любил Троцкого, но позвал его. Два вождя большевистской Революции, два кумира объединились – бороться против Сталина.

ОНА. Как ты испугался!

К. Наступало слишком интересное время. Как говорят китайцы: «Не дай нам Бог жить в интересные времена».

ОНА. И ты моментально вышел из игры. Из нашей квартиры тотчас исчезли и Зиновьев, и Бухарин.

К. Но, оказалось, я поспешил.

В кабинете Сталина. Сталин и К.


СТАЛИН. Обычно анекдоты сочиняет народ, но у нас в партии есть свой сочинитель – товарищ Радек. На днях товарищи рассказали его последний анекдот: «У товарища Ленина случился новый удар. Товарищ Сталин приезжает к нему в Горки. Ленин говорит: «Чувствую, батенька, умираю». Сталин: «Тогда, Владимир Ильич, отдайте мне власть».

Ленин: «Рад бы, да, боюсь, народ за вами не пойдет». Сталин: «А вы не бойтесь. Кто не пойдет за мной – пойдет за вами»… Чаще рассказывай этот анекдот, он очень правдивый. Кстати, полезно понять его и самому Радеку. Большой любитель Троцкого этот Радек… Ты с ним близок?

К. Очень далек.

СТАЛИН. Верный ответ. Любит товарищ Радек ссать против ветра. И еще. Это пока сверхсекретная информация. Но с товарищем Лениным случился новый удар. Мы все должны быть готовы к уходу величайшего орла Революции, и встретить его уход следует сплоченно.

ОНА. Так что они все опять появились у нас.


Трибуна. 2 февраля 1924 года. На трибуне появляется Сталин.


СТАЛИН. Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам высоко держать и хранить в чистоте великое звание члена партии. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь. Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь. Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам хранить и укреплять диктатуру пролетариата. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы не пощадим сил и с честью выполним эту твою заповедь.


В кабинете Сталина. Сталин и К.


СТАЛИН. Рабочие настойчиво просят не отдавать Ильича земле. Хотят оставить его с пролетариатом навечно.

К. То есть как. навечно?

СТАЛИН. Мумифицировать дорогое тело. Трудная научная задача! Но нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики. Нетленный Ленин будет лежать в специально сооруженном Мавзолее из драгоценных пород камня – мы в Политбюро приняли такое решение.

К. Я с изумлением слушал эту азиатчину, это варварство…

ОНА. Но пришлось принимать в нем участие!

СТАЛИН. Я надеюсь, в Коминтерне братские партии оценят желание нашего пролетариата. Сможешь, дорогой товарищ финн, которого так ценил ушедший от нас Ильич, сформулировать это революционное намерение нашего Политбюро?

К. «Даже после смерти великий Ленин продолжает служить рабочему классу. Теперь он встал на бессменную вахту в Мавзолее. Сюда, в Мавзолей, к нему обращены теперь сердца честных людей всего мира».

СТАЛИН. Неплохо, дорогой. Но нам нужен краткий лозунг.

К. Вечно живой Ильич! Большевики победили даже Смерть!

СТАЛИН. Это лучше, умный финн.

К. Но этим не кончилось. Уже потом, когда мумия была создана и лежала в Мавзолее, он опять позвал меня.

СТАЛИН. Понимаешь, дорогой, группа злобных антисоветчиков – американские журналисты – не верят в «вечно живого» Ленина. Клевещут, будто в Мавзолее лежит не дорогой Ильич, а восковая кукла. Сопроводи их в Мавзолей, дорогой, и пусть восторжествует правда. Да, забыл тебе сказать. Ты дружишь с Зиновьевым. Зиновьев – он, конечно, с нами. Но, чувствую, не наш! И его дружок Каменев – тоже.

К. Я с ним никогда не дружил. Заносчивый, жестокий и трусливый человек. И то, что Интернационал после Маркса возглавляет Зиновьев, – смешно!

СТАЛИН. Верный ответ, дорогой. И смейся, смейся – во всю глотку, это сейчас можно.


ОНА. И Зиновьев опять перестал у нас бывать.

К. Уже вскоре он потерял пост вождя Коминтерна. А я – я повел журналистов в Мавзолей. Там отец мумии, профессор Збарский, открыл стеклянную крышку саркофага. Перед нами лежал. Ленин! По моему знаку Збарский слегка ущипнул Ленина за нос, потом начал, держа за нос, двигать его голову. И они увидели: это не воск. Это великий богоборец Ленин, превращенный в нетленные мощи…

ОНА. В это время, к моему изумлению, Троцкий стремительно терял все важные посты. Основатель Красной армии был удален из армии. Я не понимала, что происходит.

К. Ничего нового. Читай историю французской Революции. Вожди Революции с аппетитом едят друг друга. Но Троцкий – только начало. Согласно правилам Революции, подошла очередь ближайших друзей Ильича, вчерашних участников «тройки» – Зиновьева и Каменева. Они не поняли чуда, которое так быстро сотворил Сталин. Чудом этим был управляемый съезд партии.


Четырнадцатый съезд партии.

На трибуне – Каменев.


КАМЕНЕВ (привычно жестом вождя выбросив руку вперед). Товарищи!


Раздаются свист, улюлюканье, крики: «Мы тебе не товарищи!»

КАМЕНЕВ. Вы не заставите меня замолчать, как бы громко ни кричала группа товарищей.


Все заглушающий свист.


К. Он ошибся – это уже была не группа.


Свист, общий рев: «Долой! Гнать его с трибуны!»

КАМЕНЕВ (кричит). Я все равно скажу! Сталин не может выполнять роль главы большевистского штаба. Мы против теории единоначалия! Против подавления дискуссий! Против того, чтобы создавать культ вождя.


Зал орет: «Гнида! Чушь!» Скандирует: «Сталин! Сталин!»

ОНА. И ты тоже орал!

К. И я тоже. Ко мне в перерыве подошла вдова Ленина, спросила: «Вы видели это безобразие? Не дали говорить одному из вождей партии, другу Ильича! Вы должны дать ему слово на Исполкоме Коминтерна. И Зиновьеву тоже..».

ОНА. И ты?

К. Промолчал.

ОНА. Да нет, ты забыл: ты промолчал, чтобы тотчас подойти к Сталину.

К. Ты знаешь?!

ОНА. Я знаю. Привыкай.


Сталин и К.


К. Товарищ Крупская просит дать им слово на Исполкоме.

СТАЛИН. И что думаешь ты?

К. Думаю, будем против. Всесоюзная Коммунистическая партия большевиков – эталонная партия Коминтерна. Мы не в праве обсуждать ее решения.

СТАЛИН. Верный ответ. Со своей стороны постараемся, чтобы товарищ Крупская поняла: если она срала в один унитаз с Лениным, это еще не значит, что она понимает ленинизм… И коли она будет мутить воду, дадим Ленину другую вдову!


К. На следующий день я позвонил Крупской, спросил, настаивает ли она на своем предложении. Ничего не ответила – просто повесила трубку. Захотела остаться вдовой Ленина.

ОНА. Вскоре пришла очередь Бухарина исчезнуть из нашего дома. Ты очень дружил с ним.

К. Он был блестяще образованный марксист. Любимец Ленина и партии.

ОНА. Но главное – был трогательно женственный. Обожал животных, мне подарил обезьянку… Женщины были от него без ума.

К. И он от них. Кстати, этот главный интеллектуал придумал лозунг: «Организованное понижение культуры». Он считал, что темными людьми легче управлять. И это он посоветовал Ильичу посадить на пароход главных интеллектуалов России и отправить вон из страны. Но вправду был любитель животных и птиц (насмешливо) и при том – охотник. На очередной партконференции, когда Ленин делал доклад, любитель птиц придумал пригласить Ильича на охоту и отправил в президиум приглашение – подстреленную перепелку! Получив окровавленный трупик, Ленин весело расхохотался над проказливостью «любимца партии».

ОНА. Ревнуешь до сих пор?

К. Ты с ним спала?

ОНА. До сих пор не можешь мне простить. А я – себе. То, что этого не было. Меня всегда пугали ваши разговоры. Тогда, в начале двадцатых, вы пели в унисон. В конце двадцатых все больше говорил один Бухарин, а ты молчал.


БУХАРИН. Хочется нам или не хочется, мы должны осуществить выбраковку нового человека из материала капиталистической эпохи. Жестокая работа! И здесь Троцкий прав: «Надо навсегда покончить с поповско-квакерской болтовней о священной ценности человеческой жизни», когда на наших плечах лежат величайшие исторические задачи. Пароход философов был компромиссом. (Усмехается.) Куда полезней для Революции было их всех расстрелять. (Звонко хохочет.)


К. Да.


ОНА. Думаю, для него ты был обычный немногословный финн. Но я-то тебя знаю. Ты бываешь очень многословным. Но становишься типичным финном, когда тебе, по каким-то причинам, не надо говорить. Однако ваши кровавые разговоры… возбуждали. И ночью, после нашего безумия… мы еще бывали безумны… я сказала: «Страшненькие у вас разговоры с Бухариным».

К. Точнее – болтовня. Бухарин только говорит, действовать кроваво может лишь рябой грузин. Знаешь, что он придумал? Истребить все зажиточное русское крестьянство – так называемых кулаков. То есть самых умелых крестьян.

ОНА. Но зачем?!

К. Задумал индустриализацию крестьянской страны. Не имея валюты, не имея новых технологий. Но для этого ему нужен дешевый, практически бесплатный хлеб и труд. И он решил истребить зажиточных крестьян, а бедноту объединить в колхозы, которые будут продавать хлеб и продукты по ценам, назначенным государством. Русская деревня возвращается в крепостное состояние. Чтобы он мог рывком догнать капиталистические страны. И этот женственный глупец Бухарин посмел выступить против.

ОНА. И я поняла, почему ты стал с ним так немногословен… Уже вскоре Бухарин прибежал к нам.


Квартира К. Бухарин и К.


БУХАРИН. Послушай, наш Чингисхан сошел с ума. Его колхозы – это военно-феодальная эксплуатация несчастного крестьянства. Колхозы крестьяне ненавидят. Уже появился анекдот: «Как избавиться от вшей? Напиши на голове: «Колхоз», и вши сами разбегутся». (Звонко хохочет, потом трагически.) Он заткнул всем рты. В самый страшный период гражданской войны в партии шли свободные дискуссии. Нынче признается только угодничество. Что ты молчишь? Коминтерн обязан вмешаться!

К. Николай, ты забыл главное правило: Коминтерн не обсуждает вашу партию. Она эталон.

БУХАРИН. Боишься. А мы, мы пойдем до конца.

К. Кто – «мы»?

БУХАРИН. Глава профсоюзов Томский, председатель правительства Рыков. К нам присоединятся отцы Октябрьской Революции – Каменев, Зиновьев, вчерашние сподвижники Чингисхана.

К. Он сдунет вас всех, как пушинку с рукава. В его руках партия! И, что важнее, в его руках ОГПУ.

БУХАРИН. Он погубит страну и партию. Будет голод и всеобщее восстание.

К. Голод – да, восстание – нет. Пока есть ОГПУ, никакого восстания не будет.

БУХАРИН. Ты, конечно, донесешь ему, что я был у тебя.

К. Ты правильно думаешь. Но если я не донесу, донесут другие. Ты наверняка ходил не к одному мне! Вам крышка, Николай!

БУХАРИН. Спасибо на добром слове, Отто.


ОНА. Все случилось, как предсказал Бухарин, – наступил голод, магазины опустели, стояли только бочки с кислой капустой. Карточки на хлеб… Потерять карточку – смерти подобно. Население кормилось в столовых при заводах. Но наш райский магазин радовал глаз по-прежнему.

К. Радовал живот по-прежнему.

ОНА. Икра, рыба, мясо, выпивка – и все по тем же смешным ценам. Можно брать сухим пайком, а можно «мокрым» – то есть готовый роскошный обед в судках. Но однажды… В тот день наша прислуга болела, и я сама пошла в наш сказочный магазин. И когда вышла с сумками и направилась к машине, увидела их. Это был крестьянин. Он был невероятно худ, вместо лица – одни скулы, держал за руку маленький скелетик – дочку. Он снял шапку и зашептал: «Христа ради, дайте что-нибудь, только побыстрее, а то увидят и нас заберут». Он не понимал, что около нашего магазина полно переодетых сотрудников безопасности. Я не успела дать, тотчас пятеро товарищей притиснулись к нему и повели его и девочку. Дома у меня случилась истерика: «Если бы ты их видел!»

К. Я их не видел. Но и ты их не видела.

ОНА. Как это – не видела?

К. Нельзя видеть то, чего нет.

ОНА. То есть как это – нет?!

К. Есть обычные женщины, которые видят все, что происходит на улице. А есть жена лидера Коминтерна, которая видит только то, что позволяет ей увидеть Его Величество рабочий класс… Враги кричат, что в результате коллективизации СССР охватил жесточайший голод. Враги видят, как похожие на приведения крестьяне приходят на окраины городов и умоляют дать им хлеба. Но Иосиф Виссарионович запретил нам это видеть. Запретил даже говорить об этом. Идет строительство новой страны. Невиданный социальный эксперимент. И нам не нужны эти панические разговоры. Ты читала в газетах хоть строчку о голоде? Читала? Отвечай!

ОНА. Нет.

К. Потому что никакого голода нет! Запомнила? Есть злобные сельские богачи – кулаки, прячущие хлеб от народа. Их расстреливают или ссылают! Есть контрреволюционная агитация наших врагов, за нее дают десять лет. А теперь приготовь мне кофе, Айно, жена Отто, исправившего ей зрение.

ОНА. Я слушала твои поучения и видела, как тебе больно менять кожу. А менять ее приходилось каждый день. Самое страшное, Отто, что ты был прав: деревня умирала покорно. Миллионы умерли, а страна пела и славила сталинскую коллективизацию.


ОНА. Бухарин перестал у нас бывать. Ты перестал его звать?

К. Хочешь ебаться – найди другого, побезопаснее!

ОНА. Что с тобой, Отто?..

К. Он похож на зараженного чумой, который, уходя на тот свет, жаждет заразить здоровых.

ОНА. И уже вскоре я узнала, что ты произнес одну из самых беспощадных речей против Бухарина.

К. Бедный Бухарин не понял, с кем он посмел воевать. Я понимаю. И потому я, никого и ничего в жизни не страшась, Усатого боюсь смертельно!

ОНА. В это время мы переехали. Сталин велел построить на набережной Москвы-реки этот «Дом на набережной», собрав в нем всю верхушку партии, армии и правительства. Только самые близкие сподвижники остались в обезлюдевшем Кремле… Дом-махина в двадцать пять подъездов – какого-то безысходно серого цвета. Из моих окон был виден Кремль, из гостиной – храм Христа Спасителя, из спальни – одна из древнейших церквей Москвы, будто захваченная в плен нашим домом и превращенная в склад. Я сказала: «Недоброе место».

К. Ты всегда была немного ведьма. Девяносто пять процентов вельможных обитателей дома лягут с пулей или сгниют в лагерях. Но тогда я был в восторге. Умей наслаждаться новой квартирой! Погляди на потолок.


Квартира в «Доме на набережной». К. и Она.


ОНА. Лепнина! Во всех комнатах разный орнамент. А это что? Боже мой, тараканы!

К. Это Россия! Здесь таракан – друг человека. Этих усатых существ веками никто не может истребить. Зато посмотри, какая у нас уборная.

ОНА. Дворец! Но что это.?

К. Как пользоваться унитазом. Понимаешь, не все нынешние руководители пользовались прежде уборными со сливным бачком. У некоторых была дырка на улице, рядом с избой. Революция: «кто был ничем – тот станет всем».

ОНА. Боже мой, здесь уже стоит мебель!

К. Учти, эту мебель лично утверждал Сталин.

ОНА. И фарфоровая посуда в буфете, и медные кастрюли на кухне. Даже свечи, коли лампочка перегорит. Мы оказались в светлом будущем коммунизма. Впрочем, мы из него и не выходили. Но рябой позаботился не только о мебели и свечах. Уже на третью ночь я услышала в комнате кашель.

(Обращается к К.) Проснись!.. Слышишь? (Отчетливо слышен кашель.)

К. Ничего не слышу.

ОНА. А я слышала кашель.

К. Ты тоже ничего не слышала. Спи, объясню завтра. Спи!


ОНА. Объяснил завтра на улице…

К. Дорогая, жизнь стремительно меняется, и говорить о подобных вещах дома не надо. В нашем десятом подъезде живут самые видные руководители – наркомы, командующие армиями и так далее. А вот одиннадцатый подъезд дома необитаем.

ОНА. Не поняла.

К. Строительство контролировал Ягода, глава ОГПУ. И там, в пустом подъезде, то есть за нашими стенами, стоят круглосуточно живые подслушивающие устройства.

ОНА. Я не понимаю!

К. Стоят сотрудники и слушают.

ОНА. А ты откуда знаешь?

К. Знаю. Отнесись к этому с юмором. (Усмехается.) Медичи Великолепный, награждая дворцами своих вельмож, делал подобное. Если без шуток – в связи с борьбой с оппозицией, в связи с угрозой прихода к власти фашистов в Германии.

ОНА. Ты хочешь прочесть мне лекцию?

К. Это точно! Моего секретаря Мауно Хеймо вызвали на Лубянку и предложили ему писать отчеты о том, с кем и о чем я говорю. Он говорит, что отказался. Они его больше не вызывали. Ты понимаешь, что это значит? Это значит, что согласился кто-то другой из моего окружения! Или согласился сам Хеймо! Он мой питомец, блестящий организатор, навел какой-то порядок в нашем Вавилоне по имени «Коминтерн».

ОНА. И к тому же очень красивый. Ну, Бог с ним! Я не смогу с тобой спать. Я не могу, чтобы третий слушал как я кричу.

К. Успокойся, я переговорю с Хрущевым. Это безобразие мы прекратим.

ОНА. Уверена – не переговорил.


ОНА. Хозяин! (Смеется.) Как стремительно все поменялось! В стране Революции, уничтожившей хозяев, рябого грузина стали называть «Хозяином»… И он вправду им стал. Теперь весь день, с утра до вечера, гремело одно имя. Его я слышала из репродуктора на работе. Оно бросалось на меня из репродукторов и на улице, и дома. Если открывала газету, оно прыгало прямо в суп со всех страниц. А если выключить радио, разорвать газету, оно донесется из-за стены, из репродуктора соседа. В нашем доме был клуб. Как-то, проходя мимо, я услышала истошные крики. Заглянула в зал и поразилась.


На сцене стоит организатор. В зале – множество мужчин.

ОРГАНИЗАТОР. Итак, все делегаты стоя приветствуют товарища Сталина. Они устраивают ему продолжительную овацию. Двадцать раз кричим «Ура!». Начали!

МУЖЧИНЫ (хором). Ура! Ура! Ура!..

ОРГАНИЗАТОР. Включается группа скандирования: «Великому Сталину – ура!» – десять раз. «Нашему любимому Сталину – ура!» – двадцать раз. Подхватывайте активнее, товарищи. Великому Сталину – ура! ура! ура!..

ОНА. Придя домой, спросила: «Что происходит в нашем клубе?»

К. Когда ты перестанешь удивляться и меня мучить? Репетирует группа скандирования. Страна готовится к четырнадцатой партконференции.

ОНА. Но зачем эта группа? Нынче вся страна – группа скандирования.

К. Перестань!

ОНА. Забыла, что стены слышат в буквальном смысле. (Хохочет.) Молчу.

К. Нам придется изменить расписание нашей жизни. Хозяин работает ночами, и у него часто возникают вопросы или мысли. Ему нужно поделиться, посовещаться с руководителями. Но мы спим… Теперь все руководители, у которых, как у меня, стоит особый телефон, его нельзя прослушать посторонним – соединяет автоматически, без помощи телефонисток… Все мы теперь будем бодрствовать после полуночи.

ОНА. И во сколько тебя ждать в кровать?

К. В шестом часу, когда обычно ложится.

ОНА (с усмешкой). Хозяин! С тех пор я возвращалась с работы, когда ты только просыпался. И просыпалась, когда ты только шел спать. И однажды, когда я проснулась, ты все-таки попытался.

ОНА. Не надо, я опаздываю на работу.

К. Жаль. Я скоро забуду, как это делается.

ОНА. Ты забудешь, как это делается со мной. Сказать тебе, с кем ты помнишь? Можно проще – просто перечислить всех молоденьких секретарш в нашем Коминтерне. (К. пытается обнять ее.) Нет! Безумие прошло, мой друг, а гимнастика в кровати мне не интересна.


ОНА. Все рушилось. И в квартире, и за окном. Я так любила смотреть в окно. Там был огромный, ослепительно горевший золотом главный храм страны – храм Христа Спасителя. И однажды в окно я увидела тысячи людей. Они шли, как на праздник, с песнями и плакатами: «За безбожную Москву!», «Религия – опиум для народа». Храм взорвали на моих глазах. Теперь в окне – только развороченные камни.

К. Зато на этом месте будет воздвигнут невиданный дворец высотой в полкилометра, увенчанный стометровой скульптурой Ленина. (Смеется.) Один его палец, указывающий в светлое будущее, будет длиной в шесть метров.

ОНА. Да, смешно, но смеяться нельзя. (Смеется тоже.) Нелегко носить большевистскую кожу?

К. Да, они азиаты, но поверь, мы спрыгнули в нужном месте.

ОНА. Мечтали о стране всеобщего равенства – и что получили? Хотели ликвидировать бюрократию – и чего добились? Уничтожили религию – и главного атеиста превратили в святые мощи…

К. Ты не понимаешь, женщина! Русский народ из века в век имел бюрократию. И он ее имеет нынче. Имел религию. И она есть – новая религия. Мавзолей – верховный храм новой религии, лежащий там Ленин – Иоанн Предтеча.

ОНА. Так что же, Христос – это…

К. Да, Мессия Виссарионович Сталин. Прошу любить и жаловать. И его новую религию – азиатский марксизм. И, как положено религии, она нетерпимо относится к другим религиям. Потому мы взрываем и закрываем христианские храмы, сажаем священников.

ОНА. Но ты, преклоняющийся перед разумом, эстет, обожающий Шомберга.

К. Пришлось сбросить и эту кожу. В стране азиатской Революции нет места эстетам. Вот почему Сталин – в Кремле, а Троцкий – изгнанник. Да, у нового Мессии посредственный ум, зато невероятное честолюбие. Это честолюбие родило качества, которые для политика важнее ума, – мстительность, невероятную волю и хитрость, умение играть на самых низких свойствах натуры. Только такой беспринципный и страшный человек способен создать государство-крепость, из которого мы понесем знамена Революции по всему миру. И тогда вернем себе нашу родину!

ОНА. Это я услышала от тебя впервые. И лишь в тот миг поняла, зачем ты здесь.


К. У нас сегодня новый гость.

ОНА. Это был твой новый друг, прокурор республики товарищ Крыленко. Он альпинист, прекрасный лыжник и шахматист. Ты тоже обожал лыжи и шахматы.


Крыленко и К. играют в шахматы.


КРЫЛЕНКО. Давненько не брал я в руки шахматы.

К. Шутить изволите. Съедим вашего коня.

КРЫЛЕНКО. Давненько не брал я в руки шахматы… Прислали мне молодых прокуроров. Я объясняю сосункам: «Есть такой предрассудок, впитанный вами с молоком матери: судить надо, исходя из высшей справедливости. Запомните до гробовой доски: судить надо, исходя из указаний партии!». Теперь вам шах.

К. Шутить изволите. (Передвигает фигуру.)

КРЫЛЕНКО. Давненько не брал я в руки шахматы. «И если, исходя из партийной политической целесообразности, надо расстрелять – расстреливайте». Вам шах.

К. Знаем, знаем, как вы давно не играли.

КРЫЛЕНКО. Также интересен вопрос о правомерности пыток в пролетарском судопроизводстве. Великий вождь товарищ Сталин помог нам разобраться: «Желая добиться от подсудимых – представителей эксплуататорских классов важных признаний, можно и должно использовать пытки». Вам мат, товарищ!

ОНА. А все-таки Господь есть. И любит улыбаться. сквозь слезы о человечестве. Не пройдет и пяти лет, как верного большевика Крыленко «правомерными пытками» заставят признаться в том, что он шпион и предатель. Расстреляют. Мы окружены трупами.

К. Мы рубим капиталистический лес, и должны лететь щепки. Мне кажется, в последнее время ты немного помешалась на правде. Это бывает. Мне рассказывали, наш знаменитый писатель Гайдар, как и ты, помешался на правде. У него хватило остатков ума добровольно сесть в сумасшедший дом. Вышел излечившимся!

ОНА. Ты хотел отправить меня?..

К. Зачем так радикально? Просто тебе вредно работать в отделе информации.

ОНА. И уже вскоре меня вызвал товарищ Пятницкий.


Кабинет Пятницкого. Пятницкий и Она.

ПЯТНИЦКИЙ. Мы хотим предложить тебе, товарищ, ответственное задание. В Штатах – конфликтная ситуация. Финские рабочие-коммунисты образовали объединение внутри Компартии США. Но американцы против… Ты знаешь английский, разберись, в чем там дело.

ОНА. Как я догадываюсь, это не все задание?

ПЯТНИЦКИЙ. Приятно иметь дело с умным человеком. Ты должна будешь также вести пропаганду среди американских финнов. Пусть едут к нам, в нашу советскую карельскую автономию. Время для агитации благоприятное, у них кризис, безработица.

ОНА. Сколько приехавших исчезнут в лагерях в дни террора! Я себя проклинала потом. Но кто мог предположить тогда?! Кто мог!

ПЯТНИЦКИЙ. Но и это не главное. Ты получишь еще одно задание, секретного характера. Но, конечно, тебе следует все обсудить с мужем. Потому что если он против…

ОНА. Мне почему-то кажется, он будет «за». (Пятницкий улыбается.)

ОНА. Вечером я рассказала о предложении тебе.

К. Ну и что ты ответила Пятницкому?

ОНА. Что готова. Хочешь показать, что расстроен? А я думала, ты будешь плясать от радости. Я почему-то уверена, что ты сам устроил мне эту поездку. Так тебе легче жить без моих постоянных вопросов. И главное – трахаться. Дорогой муженек с вечно пылающим членом.


ОНА. Уже в Америке я прочла в коммунистической газете перепечатку из газеты «Правда»: «ЦК ВКП (б) с прискорбием доводит до сведения товарищей, что в ночь на 9 ноября скончалась активный и преданный член партии Надежда Сергеевна Аллилуева». Но в американских газетах писали: «Сталин во время ссоры убил свою жену».


ОНА. Я вернулась в СССР. В квартире было грязно. Наша уборщица Галя совсем…

К. (перебивает). У нас с завтрашнего дня будет убирать другая уборщица, потом объясню.

ОНА. Но так и не объяснил. На следующий день у меня был доклад в Коминтерне о поездке. И после доклада.

К. Вынужден сделать тебе замечание.

ОНА. Что не понравилось?

К. Отношение. Когда моя жена рассказывает о небоскребе, где находится финский рабочий союз, она должна не забывать добавить: «В этом небоскребе двадцать восемь этажей. Наши финны находятся на двадцать шестом. Догадайтесь, товарищи, что бывает, когда у них ломается лифт!»

ОНА. Ничего не бывает – они просто ездят на другом.

К. «Но если второй поломается, – рассказывает жена товарища К., – тогда им надо взбираться по лестнице на двадцать шестой этаж. И, как вы догадываетесь, порой немолодые финны не доходят».

ОНА. Какая чепуха! Они ездят на третьем или на четвертом. Там четыре лифта!

К. Но это необязательно знать твоим слушателям. У тебя должен быть особый взгляд.

ОНА (насмешливо). Что это такое, я забыла в дороге.

К. Я терпеливый, объясню. К примеру, два знаменитых советских писателя, товарищи Ильф и Петров, поездили по Америке. И в своей книге они не забывают объяснять читателям: «Да, у американцев есть все материальные блага, но нет ничего, что делает людей счастливыми».

ОНА. То ли дело у нас в Москве. Рядовой обыватель живет в коммуналке, встает чуть свет, занимает очередь пописать, а потом выскакивает на улицу. И ходу – ведь, по слухам, где-то дают сыр!.. Опоздал, зато узнал, где дают сахар! И с сахаром – счастливейший – на работу! Мы с тобой, правда, этого не знаем, мы в коммунизме!

К. По-прежнему не понимаешь, а жаль.

ОНА. Ты мне все-таки скажешь, почему не убирает наша уборщица?

К. Прогуляемся.


На улице.

К. Французская революция мечтала о царстве свободы, но одновременно с царством свободы основала царство палача. Здесь, в Азии, царство палача будет пострашнее. И я прошу тебя: во имя нашего будущего победоносного возвращения на родину – уйми свой язык!

ОНА. Я не могу унять разум. Я все время вспоминаю роман «Бесы» Достоевского. Бесы мечтают об обществе, где все равны… но находятся в подчинении вождям. Где все следят за всеми – и все доносят на всех. Причем в этом обществе все безумны. Но никогда люди не были так уверены в своей правоте и истине, как эти безумные!

К. Это клевета на Революцию! Да, Революция жестока, но она прекрасна! И я не хочу слушать реакционные глупости.

ОНА. Ну хорошо. Тогда о другом. В Америке было много слухов о смерти его жены. Точнее, о ее убийстве. Мне важно узнать об этом – не из любопытства. Я хочу знать, на что способен человек, который распоряжается моею жизнью. Туда ли я спрыгнула с транспортера? Вот почему я хотела бы поговорить с нашей уборщицей.

К. Она исчезла. Нам дали другую, с понедельника.

ОНА. И ты, конечно, не спросил о ее судьбе?

К. Я давно ни о чем не спрашиваю. И тебя прошу научиться этому. Но, если тебя так интересует судьба жены Сталина, расскажу официальную версию. Для народа: умерла от приступа аппендицита. Для посвященных: тяжело болела и покончила с собой в квартире. Товарищ Сталин ночевал на даче и узнал о ее смерти только утром. Все!


ОНА. Но я решилась узнать сама. Три сестры работали уборщицами у партийной элиты. Галя – у нас, ее старшая сестра – у Сталина, а третья убирала у моей знакомой, жены маршала.


Она и жена маршала.


ОНА. Куда-то исчезла моя уборщица. Ты не можешь дать мне свою?

ЖЕНА МАРШАЛА. Нет.

ОНА. Значит, твоя тоже исчезла?

ЖЕНА МАРШАЛА. Расскажи мне… об Америке.

ОНА. После рассказа об Америке знакомая пошла меня провожать.

ЖЕНА МАРШАЛА. Послушай, приучись, наконец спрашивать о подобных вещах на улице.

ОНА. Приучусь! А сейчас выкладывай.

ЖЕНА МАРШАЛА. Моя уборщица пересказала мне рассказ старшей сестры. Был праздник, день Октябрьской Революции. И ее сестру оставили ночевать у Сталиных, чтобы утром прибраться. Сталин не был на даче, он ночевал в квартире. И посреди ночи она услышала выстрел. Эта дура мне рассказала, но, видно, не только мне. Все три сестры исчезли. Забудь все, что услышала.


ОНА. Когда я вернулась, ты меня поджидал.

К. Я догадываюсь, для чего ты ходила! Ты погубишь себя! И заодно меня!

ОНА. Прости. Больше не повторится. Мне стало душно в Москве. Душно дома от этой трусости и лжи. Я выполняла в Америке некоторые особые задания Коминтерна. И удачно. Поэтому решилась. В нашем доме жил Берзин, глава всей военной разведки. Я пошла к нему и предложила свои услуги. Он обещал подумать. Через день позвал меня и сказал: они согласны, но чтоб я поговорила с тобой. Однако пока я ходила к Берзину, к тебе приехал Сталин.


Сталин и К.


СТАЛИН. Как устроился в новой квартире, дорогой? Увидел зримые черты коммунизма? Когда-нибудь их увидит весь советский народ. Жена довольна?

К. Очень довольна.

СТАЛИН. У тебя умная жена, и она не хочет быть бабой. Неплохо поработала в Америке, хочет работать и дальше. Товарищи предлагают послать ее в Японию. Думаю, она тебе все расскажет сама… У нас к тебе другое дело… Но сначала ответь, умный финн, что происходит в мире? В начале двадцатых немецкая экономика была разрушена, марка обесценена, нищета, сотни тысяч калек, сильная компартия, оружия у коммунистов в достатке, советский народ щедро помогал твоему Коминтерну. И где результат? Где мировая Революция, в которую так верил великий Ленин? Шиш! И вот сейчас в мире – новый жесточайший кризис, в Германии – армия безработных, тысячи немецких рабочих участвовали в демонстрациях. И результат – к власти пришел Гитлер! Почему, дорогой? Я тебя спрашиваю, одного из вождей всемирного штаба Революции.

К. Я над этим думаю постоянно, Иосиф Виссарионович. Был великий период – с 1917 по 1923 год, когда произошла наша Революция и происходили революции в других странах. Полагаю, мы в Коминтерне были тогда слишком робки… Чего не скажешь о буржуазии. До Октябрьской Революции капиталистические правительства знать не знали о коммунистической угрозе. Точнее, знали, но не верили в нее. Но после нашей Революции в России они быстро научились. Убивают восстания в зародыше. Тюрьмы Европы набиты коммунистами. Нашу прессу душат, с заводов поувольняли наших активистов. И наступила стабилизация капиталистической системы. Да, в двадцать восьмом году надежды пробудились опять. Великий кризис, увольнения рабочих, общее обнищание. Но именно тогда буржуазия стала поддерживать лжерабочую нацистскую партию, укравшую многие наши идеи – даже цвет знамени. Но самое печальное… (Молчит.)

СТАЛИН. Ну, говори, дорогой.

К. Коминтерн, вместо того чтобы быть штабом мировых Революций, все эти годы превращался в дом отдыха престарелых революционеров. Мне трудно продвигать способных молодых, места заняты старыми тупицами.

СТАЛИН. Умный, очень умный финн. Но что нам делать с вашими тупицами?

К. Ленин, борясь с оппозицией старых большевиков, как-то пошутил: «Революционеров после пятидесяти лет нужно отправлять к праотцам, иначе они становятся тормозом идеи, которой сами посвятили всю жизнь»…

СТАЛИН. Великий человек – Ильич. (Мрачно.) В этой шутке есть большая доля правды. Итак, твоя жинка хочет поработать в Японии, в нашей разведке. Поручишься за нее?

К. Не смогу, Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Честно ответил. Как за них поручиться – за женщин! Разве теперь я мог бы поручится за свою?.. И ведь такой маленький был пистолетик, брат ей привез из Германии в подарок. Нашел что дарить! Я был на даче, там работал. Приехал в московскую квартиру под утро и узнал.


К. Он остановился и посмотрел мне в глаза. Если бы ты видела, как он смотрел своими желтыми глазами. И я поспешил.

ОНА. Доказал, что веришь в самоубийство.


К. (Сталину.) Убить себя – оставить без матери двоих маленьких детей!

СТАЛИН. Что дети? Они маленькие, они ее забудут. А вот меня она искалечила на всю жизнь. (Пристально глядит на К.) Ты скажи своей, чтоб бабьи сплетни не слушала. (Медленно.) А то до беды недалеко.

К. Спасибо, непременно скажу.

СТАЛИН. Я пришел к тебе по делу. Как тебе известно, по обвинению в поджоге Рейхстага арестованы поджигатель, сумасшедший Ван дер Люббе, и ваши коминтерновцы – болгарские коммунисты товарищи Димитров, Попов и Танев и немецкий коммунист товарищ Торглер. Их будто бы видели в обществе поджигателя.

К. Так.

СТАЛИН. Ситуация такова: Попов и Танев немецкого не знают, Торглер осторожничает и будет только доказывать свое алиби. А вот товарищ Димитров немецкий знает отлично и, как передают наши товарищи из Германии, готов к борьбе. Что скажешь?

К. Процесс действительно может стать великолепной трибуной для коммунистической агитации. Ведь весь мир понимает, кто и зачем поджег Рейхстаг.

СТАЛИН. Да! И выглядит товарищ Димитров отлично – мерзавцы держат его в кандалах, мир возмущен, он страдалец! Все это замечательно! Правда, по нашим сведениям, товарищ Димитров – парень славный, но не орел… Вот если бы помочь и написать речи товарищу Димитрову?.. Скажи, дорогой и умный финн, готов ли ты передать товарищу коммунисту свои мысли?

К. Неважно, кто высказывает мои, то есть наши мысли. Важно, чтобы они победили.

СТАЛИН. Браво!

К. Зная возможности товарища Димитрова, я уже раздумывал над таким вариантом.

СТАЛИН. Опять – браво!

К. Но мне сообщили, что к нему не пускают даже адвокатов.

СТАЛИН. А вот тут забота наша. Не забывай, дорогой: нет таких крепостей, которые не взяли бы русские большевики! К нему пускают мать. У него плохо с желудком, она носит ему продукты. И заворачивает продукты в обычную немецкую газету. Фальшивую немецкую газету мы наберем у себя. И внутри газетных статей шифром будут планы речей. И ключевые цитаты. Все сочинит очень умный финн.

К. При таком повороте событий ему лучше отказаться от защитников. И защищать себя самому. Тогда он будет иметь право выступать с речами дважды – как защитник и как обвиняемый.

СТАЛИН. И это хорошая идея!..

К. Полагалось ответить: «Мне всегда приходят в голову хорошие идеи, когда со мной беседует товарищ Сталин». Но я промолчал.

ОНА. Понимаю, ты был в бешенстве.

К. Еще бы! Болгарин Димитров, обычный, убогий комин– терновец, в свое время участвовал в безуспешном восстании в Болгарии. И теперь благодаря гитлеровским идиотам ему будет сочувствовать, им будет восхищаться весь мир!

ОНА. Когда я вернулась домой, ты стоял на стуле и держал речь!


К. Да, господин судья, я защищаю Революцию, защищаю свои убеждения, защищаю Коминтерн – смысл и содержание моей жизни… Здесь наверняка будет реплика судьи: «Немедленно прекратите агитацию! Это суд, при чем тут Коминтерн!»… Вы хотите знать, что такое Коминтерн, господин судья? Это великое объединение всех коммунистических партий в мировую компартию. И в программе этой партии нет места поджогам и политическим авантюрам!..

ОНА. Что происходит?

К. Готовлю триумф другого. «Сирано де Бержерак» всегда был моей любимой пьесой. Придется сыграть ее в жизни. Помнишь про стрелку на часах? Она на виду. А я предпочитаю быть невидимым механизмом, двигающим стрелку.


Она начинает быстро и молча укладывать вещи в чемодан.


К. Что ты делаешь?

ОНА. Ты знаешь. Уезжаю в Японию.

К. Но как ты могла все решить одна? Это должны решать мы оба.

ОНА. Нас обоих давно нет. Теперь я одна. И одна себе нравлюсь. Немолодая, но еще желанная, одинокая красивая дама. Согласись, недурна и даже очень. «В сорок пять баба ягодка опять». И впереди – море удовольствий. Как я поняла, согласно заданиям, придется переспать, надеюсь, с очень интересными людьми.

К. Перестань.

ОНА. Когда ты перетрахал весь Коминтерн, меня беспокоил вопрос: почему тебе можно, а мне нельзя? И я решила попробовать… с твоим красавчиком-секретарем. Оказалось, дело непростое. В моем ухе таится предательский кусочек кожи. Когда ты дотрагивался до него губами, земля уходила из-под моих ног. И поэтому, когда я изменяла тебе…

К. С Матти?!

ОНА. С Мауно не получилось – не захотел. Он. преданно служит тебе. Но есть у вас венгр, лучший синхронист Коминтерна. Я его однажды спросила: «А как вы успеваете переводить со всех языков?» Он говорит: «Это легко. Когда они только начинают говорить, я уже знаю продолжение фразы». (Хохочет.) Ну как можно было устоять перед таким?

К. Ты пьяна?

ОНА. Трудно уходить от любимого на трезвую голову. Позволь вернуться к важному. Когда я изменяла тебе…

К. Замолчи!

ОНА. Почему? Это так поучительно. Я все ждала, когда земля умчится из-под моих бедных ног. Но не вышло. И не выйдет, пока… (Остановилась.). Пока я не освобожусь. от тебя! Мне иначе нельзя начать нормально жить. И я решила убраться от тебя к чертям собачьим, то есть в Японию. Прости, что я так многословна.

К. Айно.

ОНА. Ошибся. Я Элизабет, журналистка. У меня теперь новый паспорт. Через Вену, Берлин, Стокгольм я направляюсь к новой жизни.

К. Но я тебе не разрешаю!

ОНА. Что ты говоришь! Ты можешь не разрешать только в своей жалкой заводи под названием «Коминтерн». А выходя из здания на улицу государства-эталона, ты уже ничего не можешь.

К. Они с ума сошли! Ты завалишься на первом задании.

ОНА. Боишься, да? Не за меня – за себя. Завалюсь, и враги узнают, чья я жена. Чтобы ты не боялся – нас с тобой развели.

К. Как? Когда?

ОНА. Час назад. В эталонном государстве все делается моментально, если этого хочет эталонный наркомат ОГПУ.

Что же касается наших с тобой желаний и жизней… Личные судьбы так мизерабельны, как любил говорить несчастный товарищ Бухарин. Прощай! Ты будешь тосковать. Ты будешь сильно тосковать. (Убегает.)

Часть вторая

Квартира К. Звонок телефона.


ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ СТАЛИНА. С вами будет говорить товарищ Сталин.

СТАЛИН. Отличная работа! Димитрова трижды лишали слова и однажды вывели из зала суда. Эйнштейн, Ромен Рол– лан – много знаменитостей включились в борьбу за его освобождение.

К. Он теперь знамя, символ!

СТАЛИН. Молодец, финн!

К. Благодарю, товарищ Сталин. Следующие его выступления, и особенно вопросы суду, будут еще злее. Надеюсь, его много раз лишат слова и изгонят из зала суда. Как бы не убили.

СТАЛИН. Смерть входит в профессию политика.

К. Вы правы, товарищ Сталин. Жизнь – ничто, идея – все. До свидания.


23 декабря 1933 года. Квартира К. Звонок телефона.


ГОЛОС СЕКРЕТАРЯ СТАЛИНА. С вами будет говорить товарищ Сталин.

СТАЛИН. Поздравляю. Его и остальных коминтерновцев оправдали! Мы предложили гражданство всем оправданным. Коминтерн и советский народ должны устроить достойную встречу. И прежде всего несгибаемому борцу товарищу Димитрову! Хочу с тобой посоветоваться, умный финн. Ты оказался прав, она требуется – большая чистка Коминтерна. Но чтобы ее провести в нужном масштабе, в Коминтерне необходим новый пост вождя – то есть Генерального секретаря…

К. Это мудрое решение.

СТАЛИН. Но кого назначить Генеральным секретарем? Какие у тебя идеи?..

К. Герой дня сегодня один – Димитров. Его замечательные речи уже разошлись на цитаты, их повторяют коммунисты всего мира.

СТАЛИН. Не обидно?

К. Это качество обывателя, как учит нас товарищ Сталин.

СТАЛИН. Что ж, умеешь съежиться вовремя… Нужное качество. Очень.

К. Я уже говорил: мне не важна моя победа. Мне важна победа моей мысли.

СТАЛИН. Тогда ты не политик, дорогой, ты всего лишь академик.

К. В феврале приехали в Москву герои Лейпцигского процесса и главный герой – Димитров. Накануне состоялся знаменитый семнадцатый съезд партии.

ОНА. Я читала о нем в японских газетах. После ужасающего голода съезд объявил построенным «фундамент социалистического общества». Страна узнала, что живет в том самом социализме, о котором столько мечтали вы, революционеры… Правда, продукты в этом социализме продолжали выдавать по карточкам. Ты был на съезде.

К. Что творилось, когда Мессия Виссарионович появился на трибуне!


На трибуне Сталин.


ГРУППА СКАНДИРОВАНИЯ. Великому Сталину – слава! Гениальному продолжателю дела Ленина – ура! Корифею науки и техники – ура! Ура! Ура!..


Восторженный рев зала.


Сталин машет рукой, как бы пытаясь усмирить зал. Беспомощно звонит в колокольчик. Овации и крики переходят в оглушительный рев.


К. Съезд назвали «съездом Победителей», хотя следовало назвать «съездом Победителя».


Зал с трудом затихает. Сталин начинает читать отчетный доклад.


СТАЛИН. «Дорогие товарищи! Если на пятнадцатом съезде приходилось еще доказывать правильность линии партии и вести борьбу с известными антиленинскими группировками, а на шестнадцатом съезде – добивать последних приверженцев этих группировок, то на этом съезде – и доказывать нечего, да, пожалуй – и бить некого… Все видят, что линия партии победила. Победила политика индустриализации. Доказано на опыте нашей страны, что победа социализма в одной, отдельно взятой стране – вполне возможна..».


Восторженный рев зала.


К. И началось! Это было славословие, которое знали только московские цари. Особенно усердствовали вчерашние оппозиционеры. Они яростно обличали сами себя – захлебываясь в восхвалениях Сталину.


БУХАРИН (на трибуне). Сталин – славный фельдмаршал пролетарских сил. Все мои обвинения Сталина были ложью на грани преступления и одной из острейших ядовитых парфяских стрел, направленных в сердце партии.

ЗИНОВЬЕВ (на трибуне). Доклад Сталина – редкий и редчайший в мировой истории коммунизма документ, который можно и должно перечитывать по многу раз. Это бессмертный шедевр, который войдет в сокровищницу коммунистической мысли. (Истерически.) Да здравствует победоносное великое учение Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина!

ГРУППА СКАНДИРОВАНИЯ. Великому Сталину – слава! Гениальному продолжателю дела Ленина – ура!…


К. Вся ленинская партия была у его ног. Каменев, Рыков, Томский – все, кто был вместе с Бухариным, славили и каялись, каялись и славили.

ОНА. И ты?

К. И я! И со мной – весь исполком Коминтерна.

ОНА. Трудно так часто менять кожу?

К. Привыкаешь. (Помолчав.) На этом съезде все и случилось. Съезд должен был избрать тайным голосованием высший орган партии – Центральный комитет. И состоялись выборы. Объявили итог: Сталин получил всего три голоса «против», меньше всех. С тем я и уехал домой. Но уже вскоре поползли слухи, будто на самом деле две сотни славословивших проголосовали против него. И будто депутаты пришли к партийному вождю Ленинграда Кирову и предложили ему пост генерального секретаря, но Киров отказался. За эти слухи можно было отправиться в тюрьму. Поэтому, услышав, полагалось сказать: «Вражеская болтовня, я в это не верю и вам верить не советую!»

ОНА. И ты говорил.

К. И я говорил. Но думал: какой вывод из случившегося мог сделать опасный азиат? Старые члены партии по-прежнему не признают его вождем и никогда не признают – это раз. Не нашлось никого среди ленинской гвардии, кто открыто заявил бы о своих убеждениях, – это два. Известно, что даже в Риме в дни казней Нерона находились люди, открыто выступавшие в сенате против Цезаря. Знали: это смерть, но выступали! А ведь у нас еще не было расстрелов, только ссылки, потеря руководящей должности. Так что это тайное голосование показало ему: никакой железной когорты большевиков не существует. Есть трусы, страшащиеся потерять свое место, способные кусать лишь тайно. Теперь он мог их не бояться. Уверен, именно в тот день они своим страхом, покорными славословиями и тайным предательством проголосовали за собственную гибель.

ОНА. И за мой будущий лагерь!..

К. Сразу после съезда партии начались чествования Лейпцигских героев. Триумфатор Димитров сделал доклад в Коминтерне… В зале яблоку негде упасть. Все приготовились внимать великому оратору. Но у доклада была печальная особенность – он писал его сам. Зал аплодировал, когда он приводил мои цитаты. Но когда он говорил своими словами… Самое печальное – ему понравилось выступать. Зал выдерживал первые пятнадцать минут, а далее – живительный сон. Ходил анекдот: «В Коминтерн проник шпион. Прислали чекиста – поймать шпиона. Чекист спрашивает: «Когда у вас доклад товарища Димитрова?» В середине доклада чекист говорит: «Шпион сидит во втором ряду, пятое место». Его берут, он в изумлении: «Как вы меня вычислили?» – «Ну, это нетрудно, – отвечает чекист. – Враг не дремлет!»

ОНА. Действительно, все секретари исполкома, товарищи немец Вильгельм Пик, итальянец Тольятти, чех Готвальд тихонько дремали, а вот товарищ К. боролся со сном, как умел.

К. Но откуда ты знаешь, ведь ты была в Японии?

ОНА. Не надоело спрашивать? Я даже знаю, что твоей своеобразной борьбой со сном заинтересовались.


В кабинете Сталина.


К. Я вошел, Хозяин стоял у стола. На столе лежала стопка бюллетеней. Я сразу понял, что это за бюллетени. Рядом с Хозяином стоял крошечный человечек с безумными глазами.

СТАЛИН. Знакомьтесь, товарищ Ежов – из новых руководителей нашей грозной организации. Как называется у нас теперь ГПУ?

ЕЖОВ. Наркомат внутренних дел, сокращенно НКВД, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Но я их все равно называю чекистами… Жалуется на тебя, финн, товарищ Ежов. Давай жалуйся!

ЕЖОВ. Вот товарищи Готвальд, Пик, Торез, Тольятти слушали доклады товарища Димитрова со вниманием.

К. То есть мирно спали.

ЕЖОВ…А вы, как нам сообщили, залезли под юбку стенографистки, товарища.

СТАЛИН. Не надо называть, Ежов, береги честь женщины. И сколько сообщений у тебя об этом?

ЕЖОВ. Шестнадцать. Прислали товарищи.

СТАЛИН. Их тоже не надо называть, Ежов. Береги друзей своей организации, как берегут любимую женщину. Но что будем делать с товарищем Отто?

ЕЖОВ. Я пришел спросить ваше мнение, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Мое мнение? Будем завидовать, Ежов!.. Иди!.. (Ежов уходит.) Ты старый партиец. Не мне тебя учить, как часто враг заползает в государственные секреты через женскую п…у. (Перехватывает взгляд К. на стопку бюллетеней.). Да, как волка ни корми, он все в лес хочет. (Ходит по кабинету. Берет винтовку, прислоненную к стене.) Делегация тульских оружейников подарила. Я думал: зачем мне винтовка?.. Но они пролетарским чутьем почувствовали – винтовочка Сталину скоро пригодится. Ты был прав: Ильич хорошо пошутил про наших революционных старичков. Повтори.

К. «Революционеров после пятидесяти лет надо отправлять к праотцам, иначе они становятся тормозом для идеи, которой отдали всю жизнь».

СТАЛИН. Да, пора чистить днище революционного корабля. Но куда девать вычищенных, знающих столько государственных секретов? Ведь они – находка для шпионов. Рецептов нет, классики марксизма молчат. Зато есть анекдот. «Как шах менял кабинет министров? Их выводили на высокую гору и сбрасывали в пропасть. В газетах сообщали: «Кабинет пал». (Смеется.) Шутка! Но, как говорит народ, в каждой шутке есть доля правды!.. Споем? (Тихонечко.) «Наш паровоз, вперед лети!.».

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка. Иного нет у нас пути..».

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка!» (Поднимает винтовку.) Пах, пах!


ОНА. Стрелять он будет точно. Из ста тридцати девяти руководителей партии, присутствовавших на съезде, только тридцать один умрет своей смертью.

К. Летом того же 1934 года нацистские газеты опубликовали сообщения из Германии, повергшие в шок. Старые партийцы-нацисты, руководители штурмовых отрядов, устроили заговор против Гитлера. Но Гитлер подавил путч, оппозиционеры были арестованы и заботливо расстреляны. Вскоре меня позвали в Кремль.


Сталин и К.


СТАЛИН. Что пишут ваши розовые листочки?

К. Английские газеты утверждают, что никакого путча не было, просто бесноватый в припадке безумия расстрелял старую верхушку своей партии.

СТАЛИН. А ты что скажешь, дорогой?

К. Какой же он бесноватый, он очень даже в своем уме. Просто вчерашние соратники ворчали, мешали строить сильное государство. (Усмехается.) Видимо, мерзавец узнал совет великого Ленина о том, что «революционеров после пятидесяти лет следует отправлять к праотцам».

СТАЛИН. Умный финн. Я тоже думаю, что только сейчас, уничтожив их, Гитлер становится истинным Вождем. Сначала поджег Рейхстаг, чтобы избавиться от чужих — от социал-демократов и коммунистов. Теперь избавился от глупых своих… Конечно, не бесноватый! Политик — хитрый и умный. Какова реакция немецкого народа?

К. Приветствуют.


Сталин молча расхаживает по кабинету.


К. Я смотрел на него и ясно видел: некая опасная мысль все больше завладевала им… Мне даже показалось, я знаю, о чем он думает. И тут он взглянул на меня, подмигнул и тихонечко запел.

СТАЛИН. «Наш паровоз, вперед лети! В Коммуне остановка».

К. (подхватывает). «Иного нет у нас пути».

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка». Пах! Пах! (Смеется.)

К. И стало страшно. Жаль, что мне не с кем было обсудить. Стало не с кем говорить.

ОНА. Тосковал?

К. Тосковал. И боялся. Уже в конце года винтовка-то – пах, пах. Был убит тот самый вождь Ленинграда Киров, которому предлагали встать вместо Сталина. Убит подозрительно легко, и наши старые партийцы потихонечку запели частушку: «Ах, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова пришил в коридорчике». Далее – все как у фюрера! НКВД выяснило, что за убийством Кирова. стоит старая ленинская гвардия – отцы Октябрьской Революции. Заговор за заговором открывали органы! Все они признавались в измене ленинизму, объявляли себя террористами, вредителями и шпионами. Всю верхушку партии Хозяин отправил на тот свет.

ОНА. Погибли миллионы. Вокруг тебя – тысячи. Девяносто процентов Коминтерна. Почему не взяли тебя? Как ты думаешь? (Он молчит.) Потому что ты умел вот так же замечательно молчать. Когда несчастный Куллерво Маннер, бывший глава вашего красного правительства, уже зная, что его арестуют, просил тебя вступиться не за него – за его возлюбленную, ты промолчал. Его убьет радиация на добыче радия, ее утопят в реке – в лагере. Когда Ежов арестовал почти весь финский Коминтерн и бахвалился, что «ликвидировал финнов, как кроликов», ты, основатель партии, молчал. Когда НКВД арестовал брата твоей жены – Эйнари Лааксовирта, и тебя попросили высказаться о нем, ты написал: «Он никогда не был коммунистом и никогда им не станет. Поступайте, как считаете нужным». Да что шурин! У тебя сына арестовали – ты молчал…

К. Ты здесь не была. Ты не знаешь, что такое пытки! Я был в кабинете Молотова, когда к нему принесли письмо великого Мейерхольда. И он, поглядывая на меня, начал медленно читать вслух: «Меня здесь били – больного шестидесятишестилетнего старика. Клали на пол лицом вниз, резиновым жгутом били по пяткам и по спине. И в следующие дни по этим красно-сине-желтым кровоподтекам снова били этим жгутом, и боль была такая, что, казалось, на больные чувствительные места ног лили крутой кипяток (я кричал и плакал от боли)..». Что делали с людьми, если отцы Революции – Зиновьев, Каменев, Бухарин – все признавали себя шпионами и вредителями?! И герои гражданской войны соглашались оклеветать себя. Оплевав себя, отправилось к стенке все руководство армии!.. Великие революционеры гибли – что мне жалкий Куллерво Маннер! Фриц Платтен, основатель компартии Швейцарии, умер в лагерях. Бела Кун, отец Венгерской республики, расстрелян. Погибли почти все члены руководства югославской, венгерской, польской, австрийской, эстонской, латвийской компартий, а также Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана. Из руководства германской компартии уцелели лишь двое – Пик и Ульбрихт. И я уверен, если бы Ленин был жив, он отправился бы на тот свет вместе со своими сподвижниками. И «ленинизм» стал бы такой же бранной кличкой, как «троцкизм». Самое страшное – все это было неизбежно. Эту неизбежность сформулировал французский революционер Верньо: «Революция, как Бог Сатурн, пожирает своих детей». Но понял он это поздно и потому очутился на гильотине. Я понял это рано и потому сейчас умираю в своей постели. Платон две с половиной тысячи лет назад учил нас, дураков: «Тиран, как правило, возникает из корня, называемого народным представительством. Став тираном и поняв, что граждане, способствовавшие его возвышению, осуждают его, тиран вынужден будет уничтожать своих осудителей, пока не останется у него ни друзей, ни врагов..»..

ОНА. Я Платона не читала. Но, в отличие от тебя, проверила его слова на собственной шкуре. А тогда обо всем, что у вас происходило, узнавала из японских газет. Однако не верила. Представить, что все, кто основал советское государство, признали себя шпионами и террористами… Трудно поверить в такой бред, когда живешь в нормальном мире, среди нормальных людей. И я отправилась поговорить к нашему резиденту – от него я получала инструкции и задания. Это был немецкий коммунист Рихард Зорге, коминтерновец. Я даже где-то встречала его в двадцатых.

К. Ты встречала его в моем кабинете.

ОНА. В Японии он успешно играл в фашиствующего журналиста и был большим другом немецкого посла.


Зорге и Она.


ОНА. Неужели все это правда?

ЗОРГЕ. Верхушка разведки. все наше начальство, действительно арестованы. Отзывают очень многих наших сотрудников в Москву – и легальных, и нелегальных, и дипломатов. Это все, что я знаю. Немцы знают больше. Они говорят, что это обычная борьба за власть, наподобие той, которая была недавно в Германии. Так что нас с вами это вряд ли касается.


ОНА. Так он мне говорил. Но я получила письмо от твоего секретаря, Отто.

К. С которым ты спала.

ОНА. С которым безуспешно хотела переспать. Видимо, поэтому ты его сдашь одним из первых. Он успел написать мне очень туманно, но я поняла одно: он просил меня не возвращаться. Я представляла, как ты боишься того, что я останусь. Ты ведь боялся?

К. Боялся.

ОНА. Очень-очень боялся. Еще бы! Ты был окружен арестованными – шурин, сын. А тут еще изменница-жена! Ты многое сделал для того, чтобы меня отозвали?

К. Мне не надо было ничего делать. Всех отзывали.

ОНА. Но уверена – делал… Меня вызвал Зорге. Он был совсем пьян. В последнее время он начал сильно пить.


Она и Зорге.


ЗОРГЕ. Ну что, отзывают в Москву, а мы с тобой так и не переспали! Большой пробел в нашей совместной работе.

ОНА. Вы стали часто пить.

ЗОРГЕ. Я трезв, когда пьян, и наоборот. Поедешь туда? Меня, кстати, тоже отзывают.

ОНА. А вы поедете?

ЗОРГЕ. Где выбор?! Там болото, а здесь топь. Что бы я ни выбрал – ошибусь. Но ехать надо. У тебя там муж, у меня жена. Иначе им не поздоровится. Короче, до встречи в Москве. Или на Лубянке. Может, все-таки восполним пробел?

ОНА. Ни мне, ни вам не до радостей жизни. До свидания! (Обращается к К.) Зорге обманул меня, не вернулся. Но продолжал снабжать руководство страны информацией. Он первым прислал письмо Сталину с указанием точной даты нападения Гитлера на СССР. Сталин не поверил невозвращенцу. Интересно, что было бы с тобой, если бы я не вернулась? Думаю, ничего! Ты ему был нужен – умный финн, всегда знавший свое место. Но я вернулась. Представляю, с каким облегчением ты вздохнул! Я, конечно же, решила позвонить твоему секретарю Хеймо, но телефон не ответил. Я еще не понимала тогда, что это значит.

К. Но мне ты не позвонила!

ОНА. Зачем пугать тебя? Зачумленный – так ты называл Бухарина. Я тоже была теперь зачумленная. Вскоре узнала: всех вернувшихся из Японии арестовали.

К. На самом деле я узнал о твоем приезде от Хозяина.


Сталин и К.


СТАЛИН. Ну что, финн, в нелегкое время живем. Какой заговор раскрыли… Какие люди оказались замешаны. Скажи, дорогой, мог ли ты подумать?

К. Не мог, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Я понимаю, как тебе и Димитрову тяжело. Сколько ваших друзей замешаны. А каково мне! Бухарин… Ты дружил с ним?

К. Так нельзя сказать. Он был главой Коминтерна после Зиновьева, и мы часто дискутировали.

СТАЛИН. Да не бойся! Я тоже дружил с ним. А как с ним дружила моя жена Надя! Сколько раз обедал у нас, с детьми играл. И что замышлял?! Клубок змей пригрели на груди, и какой! Утром встаешь, думаешь: наконец-то всех искоренили! Но нет! НКВД и Ежов приносят все новые списки врагов народа, и все длиннее и длиннее, и люди в них все важнее и важнее. Вчера список – 3169 разоблаченных и арестованных врагов народа. И всех – к высшей мере социальной защиты. Пришлось мне подписывать. Думаю, теперь отдохну. Сегодня опять Ежов! Тащит новый список – сто тридцать восемь врагов! Начинаю читать – беда! Ой, беда-то какая! Все заместители наркома обороны СССР, плюс двадцать два руководителя Генерального штаба, плюс начальники всех управлений Наркомата обороны, среди них – начальник твоей жены Берзин. Ты только подумай: глава нашей контрразведки – шпион! Плюс все командующие войсками всех военных округов. Далее – флот. Читаю – ой, беда! Нарком флота, все его заместители, начальник штаба морских сил, командующие флотами. И все – враги, и все сознались. Я знаю, что и вы с товарищем Димитровым боретесь не покладая рук.

К. Да, руководством Коминтерна была проведена беспощадная проверка всего аппарата. Несколько секций Коминтерна оказались целиком в руках врага.

СТАЛИН. В том числе почти все твои финны. Трудно тебе, разве не понимаю. Но мы, коммунисты, дышим полной грудью, только когда трудно! Человек – наше главное достояние, ради человека, его безопасности мы и боремся за чистоту наших рядов!.. Взять сладкую парочку – Маннера и его любовницу. Не хочешь за них попросить?

К. Не хочу.

СТАЛИН. И правильно! Мы их приютили, верили им. А они что задумали? Мечтали отделить Карельскую автономную область и присоединить к буржуазной Финляндии. Не вышло! Русские цари сделали много плохого, но одно хорошее сотворили – сколотили огромное государство. Мы, большевики, получили его в наследство и считаем его «единым и неделимым». И каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, – заклятый враг народов СССР. Мы будем уничтожать каждого такого врага, будь он хоть старым большевиком, хоть кем угодно. Мы будем уничтожать весь его род, его семью – каждого, кто своими действиями и мыслями (даже мыслями) покушается на наше государство. Ты хорошо понял меня, финн?

К. Очень хорошо, товарищ Сталин.

СТАЛИН. А с женой как? Мне сказали, она приехала.

К. Мне она не звонила.

СТАЛИН (вздохнув). Боюсь, и ее придется проверять. Я слышал от товарища Ежова, что у НКВД к ней много вопросов. Не хочешь попросить за нее?

К. Я хочу одного: чтоб разбирательство было честным.

СТАЛИН. А когда оно было другим? Тяжело, понимаю. Да у тебя и сын арестован. Многовато врагов тебя окружает. Да что я говорю! А меня? Муж родной сестры покойницы– жены – враг. Члены Политбюро, они ведь были ближе семьи, ленинские друзья – враги. Горе, ой, горе наше. Я тот список в сто тридцать восемь человек полдня изучал. А товарищ Молотов не глядя его подписал. Между тем товарищ Сталин не выдержал, двух вычеркнул, слабину дал. Поэтому Молотов – настоящий революционер, а товарищ Сталин – слабак. Что же касается твоей жены. Понимаешь, она, видно, сразу поняла, что у НКВД к ней вопросы, и попросилась вернуться в Японию. Ну как отпустить без проверки, дорогой, если вокруг такое творится? Но если у тебя другое мнение – только скажи, сразу отпустим…

К. Нет.

СТАЛИН. Наверное, боишься, вдруг она переметнется к врагу? Да и как не бояться, если она долго работала с этим отщепенцем Зорге, который отказывается вернуться. Значит, здесь у нас разногласий нет, дорогой. спасибо. Я слышал, Молотов читал тебе письмо от мерзавца Мейерхольда. Вот как не применять к ним меры? Ведь только после мер правду говорят. И потому я не понимаю некоторых товарищей. Раньше они хотели подлинно независимую, могучую карательную организацию рабочего класса. Мы ее создали. И сразу пошли жалобы – вместо того, чтобы гордиться ею. Да это такая организация – она и нас с тобой арестовать может. Кстати, хотя твой сын во всем признался, расстрелять его не дадим, нет! Ради его отца! Давай оба будем верить: отсидит свое и исправится. Но ничего. Социализм мы уже построили?

К. Построили.

СТАЛИН. Ты большой теоретик. Тебе сам Ленин верил. Положа руку на сердце, скажи: сможем ли мы построить коммунизм?

К. Непременно, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Когда?

К. Думаю, к восьмидесятому году.

СТАЛИН. Нам с тобой не дожить. Но мы, как Моисей, много сделали для того, чтобы наш народ пришел в землю Обетованную. А ну-ка, нашу боевую. (Поет.) «Наш паровоз, вперед лети».

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка. Иного нет у нас пути».

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка». Пах! Пах!


К. Сказали, ты прелестно выглядишь. Я тосковал.

ОНА. Знаешь, я тоже. Я остановилась в «Метрополе». От одиночества ночевала у своей подруги-финки в общежитии Коминтерна. Там арестовывали каждый день. Обычно все происходило в три часа ночи. Не спали до трех – ждали. Ровно в три свет автомобильных фар пронзал темноту.


Она и подруга стоят, обнявшись, у окна. Их освещают автомобильные фары.


ПОДРУГА. Началось.


Молча стоят. Свет фар движется по стене и исчезает.


ПОДРУГА. Слава богу! Остановились у третьего подъезда.

ОНА (в сторону). Мы стояли, как распятые, у стены. Потом по нам снова двигался свет – значит, забрали кого– то, уезжали.

ПОДРУГА. Теперь до следующего вечера. У меня живот свело от страха. Боже мой! Узнаем ли мы когда-нибудь, за что нас хотят арестовать? Мы честные люди. Мы коммунисты. За что! За что?!

ОНА. Анекдот про кролика слышала? «Кролик перебежал от нас в Польшу. Поляки спрашивают: «Отчего ты убежал из СССР?» – «Как – отчего! В СССР арестовывают всех верблюдов». – «Но ты же не верблюд!» – «А там это надо еще доказать».

ПОДРУГА. Я не верблюд! (Хохочет.) Я не верблюд!


Обе кричат: «Я не верблюд!» и истерически хохочут.


ПОДРУГА. Я тоже знаю анекдот: «Живем как в автобусе – половина сидит, остальные трясутся!» (Смеются вместе.) Трясутся! Не верблюды!

ОНА. Боже мой, завтра Новый год! Напьемся шампанского и хоть на это время забудем.

(В сторону.) Вот так я весело жила, дорогой муж, который объелся груш. Но в Новый год я не выдержала.


Новый год. Она и подруга. По радио бьют куранты.


ПОДРУГА. Давай закончим этот год ужасов и пожелаем счастья друг другу!

ОНА. С Новым годом! И если можно – с новым или старым, но счастьем!..


ОНА. В третьем часу новогодней ночи я все-таки позвонила…

К. Алло!

ОНА. Алло, это я.

К. (испуганно). Алло! Говорите громче, я не слышу, я вас не слышу! Перезвоните!


Она бросает трубку.


ОНА. Я себя презирала, но. опять набрала.


Телефон звонит. Но К. не подходит. Он молча слушает звонок.


ОНА. Я поняла, и легла спать.


ГОЛОС ИЗ ТЕМНОТЫ. Гражданка. Поднимайтесь! Одевайтесь!


У кровати человек в форме НКВД.


ОНА. Отвернитесь.

– Это не обязательно. Где вы прячете оружие?

ОНА. У меня нет оружия.

– Одевайтесь побыстрее! И ничего с собой не берите – это ненадолго.

ОНА. Оказалось, всего лишь на пятнадцать лет. В тот же день арестовали мою подругу. Я встретила ее через двадцать лет на улице. После смерти Сталина ее освободили. Она прижимала к груди поношенную сумку.

ПОДРУГА. Вот как случилось… Все мои родственники расстреляны, только я уцелела и их фотографии. Но, знаешь, Айно… несмотря ни на что, я верю в коммунизм.


ОНА. В тюрьме за пятнадцать месяцев следствия меня допрашивали двадцать четыре следователя. Иногда допрашивали день и ночь!

К. Но при этом тебя не били. Ты сохранила спину, тебе не выбили зубы. И тебя не отправили погибать на урановые рудники. Тебе не приходило в голову, кто все это вымолил?

ОНА. Уверена: ты не сказал за меня ни слова. Это распоряжение Хозяина. Ведь ты был на свободе. Пока! И усердный Ежов уже собирал на тебя материал. От меня добивались двух признаний: о том, кто завербовал в шпионы меня в Японии и тебя – здесь. Мне назначали очную ставку с твоим секретарем, моим несостоявшимся любовником, арестованным Мауно Хеймо.


Следователь, Мауно Хеймо и Она.


СЛЕДОВАТЕЛЬ (ей). Вы знаете этого человека?

ОНА. Да, это секретарь моего мужа, Мауно Хеймо.

СЛЕДОВАТЕЛЬ (Хеймо). Вы знаете эту женщину?

ХЕЙМО. Да, это жена моего начальника.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. На следствии вы показали, что она была завербована японской разведкой.

ХЕЙМО (поспешно). Но я сказал неправду, она ни при чем. Меня сильно, долго били. Она ни при чем.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Вы что же, хотите взять назад все свои показания?

ХЕЙМО (торопливо). Все, что касается меня, – нет. Я был завербован немецкой разведкой.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Английской!

ХЕЙМО. Простите, конечно, английской.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Спасибо, хотя бы это не отрицаете.

ХЕЙМО. Не отрицаю.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Назовите еще раз имя того, кто завербовал вас и эту женщину.

ХЕЙМО. Меня завербовал Йохан Людвиг Рунеберг. Он завербовал меня в шпионы.

Что же касается ее – я сказал неправду.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Чем занимается указанный вами Рунеберг?

ХЕЙМО. Писал стихи. Пожалуй, это вся его работа.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Где происходили ваши встречи?

ХЕЙМО. В Хельсинки на Эспланаде.

ОНА. Памятник Рунебергу с книгой стихов в руках действительно стоял на Эспланаде…

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Какие-нибудь особые его приметы? Как вы его узнавали?

ХЕЙМО. Он всегда был с книгой в руках. Что же касается этой гражданки – повторяю: я ее оговорил, не выдержал боли.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Боль помогает таким негодяям говорить правду. Уведите арестованного. (Ей.) Пытался ли указанный господин Рунеберг вас вербовать? Были ли у вас с ним какие-то контакты?

ОНА. Могу ответить определенно: не пытался, и отношений с указанным господином не было. (В сторону.) Что они потом сделали с Хеймо, когда узнали о насмешке? Думаю, забили его.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. Теперь о другом, гражданка Куусинен. Мы хотели бы вызвать в Москву известного вам товарища Зорге, чтобы он подтвердил вашу невиновность. Но он не едет. Товарищ Сталин лично вызывал его, но без результата. Не могли бы вы написать ему письмецо – мол, у вас все хорошо, вы надеетесь вскоре увидеть его в Москве и так далее. Мы вам напишем, вы перепишете. Это очень помогло бы и нам, и вам.

ОНА. Это бессмысленно. Если он не послушался великого Сталина, он не будет слушаться меня.

СЛЕДОВАТЕЛЬ. И все-таки напишите.

К. И ты согласилась!

ОНА. Да. Потому что не сомневалась – он не приедет. И он не приехал… А как ты мог, зная обо всем, что с нами происходит, продолжать служить ему?

К. Я никогда не служил ему. Я служил идее, в которую верю и с верой в которую умру. Я служил государству, где осуществляется социальная мечта. Здесь убили рыночного дьявола. Здесь общественная собственность на средства производства. Здесь бесплатные медицина и образование. Здесь строят коммунизм – впервые в мире!

ОНА. В лагере был любимый анекдот: «Адам и Ева – первые коммунисты. Одно яблоко на двоих, сами ходят голые, но говорят, что первые в мире». (Хохочет.)

К. Да, мы живем во имя будущего. Уже сейчас наша идеология, когда-то идеология кучки интеллигентов, стала всемирной – как в свое время христианство! Оно тоже начиналось среди жалкой кучки неграмотных рыбаков в отдаленнейшей римской провинции чтобы впоследствии победить Рим и захватить мир! Теперь мы новые боги! Большевизм – новая всемирная религия во главе с Мессией Виссарионовичем и Предтечей – Лениным. Но для чего мы победили в России, для чего захватили и удержали власть? Неужели для того, чтобы построить новое общество в России? Нет, тысячу раз – нет! Предтеча Ленин всегда говорил: «Россия лишь трамплин». Из этой крепости мы завоюем весь мир. Исходя из этой идеи, становится понятен сталинский террор. Согласно генеральной идее этого террора, все осколки старого мира должны быть беспощадно вычищены. Старые большевики-оппозиционеры, старые коминтерновцы, остатки старой интеллигенции, остатки свергнутых классов мешали Мессии выполнять всемирную задачу. Все они неисправимые диспутанты. Они без дискуссий не могут. Смолчать по приказу не могут. Но у него, у нас, не было времени на дискуссии. Надо спешить закончить индустриализацию. Только так можно создать государство-монолит, непобедимую крепость, из которой мы отправимся на завоевание всего мира. Вот почему я преданно служил этому азиату… (кричит) ненавидя его! Помню, в конце лета тридцать девятого года меня вызвали в Кремль. Я подумал, что не вернусь. Ведь я тоже принадлежал к старому миру. Хозяин принял меня ласково, чем напугал еще больше. Он, как барс, любил поиграть с жертвой перед.


Кремль. Кабинет Сталина. Сталин и К.


СТАЛИН. Скажи, дорогой финн, как ты отнесешься к возможному нашему союзу с Гитлером?.. Ты побледнел, дорогой!..

К. Просто неожиданно, Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Если даже ты побледнел, представляю, что сказали бы твои коллеги-коминтерновцы, оказавшиеся шпионами… Уточняю вопрос, дорогой: какое оправдание ты нашел бы этому союзу? Не торопись. Поспешишь – людей насмешишь. Как? Уже готов?

К. Советское государство – осуществленная мечта человечества, и нам надо сберечь его любой ценой.

СТАЛИН. Неплохо, но скучновато.

К. И если союз с Гитлером является гарантией мирного существования, его надо заключить. Тем более, есть позиции, по которым мы сходимся, – например, ненависть к олигархическому капиталу.

СТАЛИН (перебивает). Нет, нет, это для учившихся! Как объяснить это массам, простым малограмотным солдатам Красной армии?

К. Я понял, Иосиф Виссарионович. Объяснять надо наглядно. Политрук нарисует два треугольника. Один называется: «Что хотели англичане?», вверху у него пишем: «Лондон», внизу: «Москва» и «Берлин». Англичане хотели столкнуть СССР с Гитлером, чтобы самим быть наверху. Другой называется: «Что сделал великий Сталин?» Теперь наверху слово «Москва», внизу – «Берлин» и «Лондон». Сталин столкнул империалистов друг с другом, а СССР – наверху!

СТАЛИН. Не зря тебя любил Ленин. Выходит, нельзя тебя сажать… Так и скажем товарищу Ежову… Шучу, конечно!


К. Потом в Москву приехал Риббентроп. Был подписан Пакт о ненападении. Но, кроме того, были подписаны секретные документы, то есть тайные договора, против которых так долго боролись большевики и которые проклинал Ленин. В этих тайных договорах Мессия Виссарионович разделил с Гитлером Европу на зоны влияния. Я понимал: Гитлер, желавший напасть на Польшу, смертельно боялся сражаться на два фронта. Он готов был отдать Сталину что угодно, лишь бы заполучить такого союзника на востоке. Но что отдал Гитлер? В чью зону влияния попала Финляндия? И скоро я понял.


Сталин и К.


СТАЛИН. У нас в Политбюро возникли большие опасения в связи с постоянной антисоветской линией нынешнего финского правительства. Шут гороховый – ваш премьер! Твердим какой месяц: Ленинград расположен слишком близко к границе. Отодвинуть город от нашей границы с Финляндией мы не можем. Просим отодвинуть границу от нашего города. Но шут гороховой не хочет слышать. У нас есть и другие территориальные претензии к Финляндии. Наше терпение лопнуло! (Шепотом.) Радуйся, финн, – возглавишь новую советскую республику. Седлай белого коня, дорогой!


К. И я понял: Гитлер отдал Финляндию.

ОНА. И ты увидел себя на этом белом коне въезжающим в Хельсинки.

К. Я так хотел поговорить с тобой.

ОНА. Прости, была занята. Нас гнали в новый лагерь, заставили перейти вброд ледяную реку. Я выливала воду из валенок. И, не чувствуя ног, в ледяном пальто шла еще пять километров… Но финские ноги выдержали и это.

К. (будто не слыша). Уже вскоре состоялось совещание. Там были Сталин, военный нарком Ворошилов и командующий ленинградским военным округом.

ОНА. У нас тоже было совещание. Девушка-заключенная совсем ослабела, не могла идти. Охранники совещались – не пристрелить ли ее. Но мы – тетки с ледяными ногами – понесли ее на руках.


СТАЛИН (на совещании). Политбюро допускает, что Финляндия может стать плацдармом агрессивной игры главных империалистических группировок – немецкой и англо-французской. Имеются разные варианты наших ответных действий в случае удара Финляндии. В этой связи на вас возлагается обязанность подготовить план прикрытия границы от возможной агрессии финнов и, конечно же, план контрудара по вооруженным силам Финляндии.

ОНА. Хорошая сцена! Жаль, что не могла ее представить в лагере, когда после ледяного похода пыталась отогреться на нарах. Ведь смех так согревает! А тут – смешнее не придумаешь. Никто, конечно, не верит ни в какое нападение крохотной Финляндии. Все отлично понимают, о чем идет речь. И наступает твой черед.


СТАЛИН. Здесь присутствует известный деятель мирового коммунистического движения товарищ Отто. По инициативе подлинно демократических сил Финляндии тотчас после нашего контрудара он выступит с инициативой создания народного правительства в изгнании. (Усмехнувшись.) Хотя, думаю, в изгнании оно будет недолго.


Все хлопают.


К. О моей инициативе мне сообщили минут за пять до заседания!

ОНА (хохочет). И «известный деятель мирового коммунистического движения» был счастлив – близка поездка в Хельсинки на белом коне.

К. Замолчи! О том, что я пережил, не узнает никто!.. На следующий день совещались по поводу моего будущего правительства. Присутствовали формальный глава СССР Калинин и нарком Ворошилов. Вел встречу сам Сталин…


Сталин, Ворошилов, Калинин, К.


СТАЛИН. Начинайте, товарищ Отто.

К. Сразу после начала военных действий мы передадим по радио следующее обращение народного правительства к народу Финляндии: «По соглашению руководства ряда левых партий и восставших финских солдат образовано новое народное правительство Финляндии. Народное правительство торжественно обещает осуществить вековечную мечту финского народа – воссоединить братские народы Карелии и Финляндии в независимом государстве Суоми. Народное правительство обращается к советскому правительству с предложением заключить договор о взаимопомощи и военной помощи между народным правительством Финлянлии и СССР».

СТАЛИН. Что думает Председатель Верховного Совета товарищ Калинин? Наш Верховный Совет одобрит такой договор?

КАЛИНИН. Безусловно.

СТАЛИН. По просьбе демократического правительства Финляндии мы будем обязаны прийти на помощь финскому народу?

КАЛИНИН. Безусловно.

СТАЛИН. Тем более к тому времени правительство капиталистов бежит из Хельсинки.

Так, товарищ Калинин?

КАЛИНИН. Безусловно.

К. Мы разместим пока наше правительство на границе, в городке Терийоки.

СТАЛИН. Думаю, на самое короткое время… Сколько вам понадобится на всю операцию, товарищ Ворошилов?

ВОРОШИЛОВ. Это будет молниеносная операция, боевые действия будем вести с учетом продолжительности всей военной операции в двенадцать суток.

СТАЛИН. Мы щедрые. Дадим вам, товарищи военные, четырнадцать суток. Через пятнадцать суток народное правительство должно сидеть в Хельсинки.


К. Мессия Виссарионович был добр ко мне в эти дни. И я решился заговорить с ним о тебе.

ОНА (смеется). Но.

К. Но Калинин заговорил первым на ту же тему. И все испортил! У него, официального главы государства, тоже сидела жена.


КАЛИНИН. Иосиф Виссарионович, прошу, отпустите жену!

СТАЛИН. Очень расстроен?

КАЛИНИН. Очень.

СТАЛИН. Странно. Разве ты ее любишь? Мне, например, доложили, что преспокойно е…шь балерину и не одну.

КАЛИНИН. Да, это так. Очень прошу, Иосиф Виссарионович, выпустите жену. У нее со здоровьем плохо, помрет, а у нас дети.

СТАЛИН. Понимаешь, дорогой, есть на нее нехороший материал. Например, она называла по телефону товарища Сталина «тираном, душащим свободу и Революцию». Может, и ты меня считаешь тираном, дорогой? Если так – только скажи, и мы ее освободим.

КАЛИНИН. Конечно, нет, Иосиф Виссарионович!

СТАЛИН. А кем ты меня считаешь, дорогой?

КАЛИНИН. Нашим вождем, великим продолжателем дела Ленина.

СТАЛИН. Да, именно так ты меня часто называешь. Видишь, ты с ней не согласен, зачем тебе с ней жить?

КАЛИНИН. Но как жить без нее? Я старый.

СТАЛИН. Я вот тоже немолодой, а живу без жены… Короче, жить тебе придется, как раньше – е…ть балерин. И как ты это делаешь – загадка. У них жопы нет, одни кости. Знаешь, на Востоке говорят: красивую женщину могут нести только два верблюда.

КАЛИНИН. Иосиф Виссарионович, она моя первая любовь!

СТАЛИН. Это не страшно, известно ведь: «Первая любовь не всегда бывает последней. Вот последняя часто бывает первой». И бери пример с товарища Отто. У него и жена, и родственник, и сын сидят, а он не хнычет, понимает. Пусть посидят, умнее выйдут. Мы же следим, чтоб их там не убили, чтоб на тяжелые работы не ставили. Езжай домой, товарищ Калинин, не мешай работать.


Сталин и К.


СТАЛИН. Что ж ты за сына не просишь?

К. Мне в НКВД объяснили, что есть серьезные причины для ареста.

СТАЛИН. Ладно, его выпустим из уважения к отцу. Но сразу выпустить жену и сына – прости, не в моей власти. НКВД – такая организация. Итак, понесем знамя коммунизма в твой родной Хельсинки!..


ОНА. Я потом много читала об этой войне. Что ты чувствовал?

К. Лучше тебе не знать.

ОНА. В лагере я благодарила Бога за то, что не была с тобой в твое сволочное время!

К. После тяжелых потерь Сталин предпочел забыть о нашем правительстве. Он теперь думал о том, как бы закончить войну. Но я знал: численность сыграет свою роль. И перелом наступит. И правда, мы начали наступать.

ОНА. Мы!

К. И Маннергейм поторопился начать мирные переговоры. Я попросил о встрече. Но Хозяин не принял меня. Я понял: он решил закончить войну. Так и было. В конце концов обе стороны согласились вспомнить границу времен Петра Первого. И СССР получила большую часть финской Карелии… Хозяин сделал меня руководителем новой Карело-Финской республики. Мы получили богатые финские земли.

ОНА. Мы!

К. (кричит). Я не хочу больше об этом говорить!

ОНА. Не хочешь, милый. А если придется? И не со мной. Боишься?

К. Ты глупая курица! Знаешь, что велел написать на своей могиле великий философ? Ничего. Вот и все наши будущие разговоры.


Сталин и К.


СТАЛИН. Ну что, умный финн, пока не вышло. Не унывай. Чем является твоя республика? Бронепоездом пролетариата, стоящим на запасном пути. Придет время, и твоя республика потребует воссоединения с остальной Финляндией. Чувствую, хочешь спросить о жене?..

К. Бывшей, Иосиф Виссарионович. Я снова женился.

СТАЛИН. Это хорошо. Но печально. У нас был клуб – Калинин без жены, Джугашвили без жены, ты был без жены, Поскребышев, мой секретарь, без жены. Но твоя шпионка-финка пусть отбудет срок. После чего освободим. Надеюсь, ты, деятель самого высокого ранга, не возражаешь против соблюдения закона?..

ОНА. И ты промолчал. А потом Гитлер напал на СССР, и шпионка-финка провела всю войну в уютном местечке – в лагере. Как выжила – до сих пор не знаю.

К. Сукин сын Маннергейм, конечно же. Все, как я предполагал. Слишком велик соблазн – вернуть отнятые территории! Он вступил в войну на стороне Гитлера. И вернул Карелию. Мне пришлось бежать из Петрозаводска. Но после того, как немцы сдались под Сталинградом. Опять, все опять, как предполагал я! Маннергейм тотчас собирает секретную сессию парламента. Доклад о резко изменившейся ситуации на фронтах. И уже… (Тихо смеется.) Ты не представляешь, какое это ощущение – угадать в политике.


Сталин и К.


СТАЛИН. Слыхал, что затеял твой дружок в Хельсинки, империалист Маннергейм?

К. Он мне не дружок.

СТАЛИН. Решил выйти из войны. Переговоры ведет – с нами и с англичанами. Придумал «рыбку съесть и на х…й сесть». Нет, парень, не выйдет. Ну что, финн, готовь белого коня?

К. Я не совсем понимаю, товарищ Сталин.

СТАЛИН. Да понимаешь, все хорошо понимаешь. Ты хитрый, неискренний человек. Но нужный. В Хельсинки скоро въедешь. Соединим финнов с твоей республикой. Большая территория у тебя будет, завидую. Это тебе не коминтерновские дела. Тем более что Коминтерн придется прикрыть. Мешает отношениям с союзниками, и толку сейчас от него никакого. Сформулируй, умный финн, как это объявить потактичней?.. Как?.. Готов?

К. (усмехнувшись). Изменившаяся международная обстановка заставляет искать новые формы взаимоотношений между братскими партиями. Так поступал Карл Маркс, когда распустил Первый Интернационал. Так теперь поступает руководство Коминтерна. Невозможно руководить всемирным рабочим движением из одного центра. Слишком разные задачи у компартий в нынешних условиях. К примеру, компартии Германии, Италии, Испании и Финляндии имеют задачу свергнуть свои правительства, а компартии СССР, Англии, Америки, наоборот, – всемерно поддерживать свои правительства для скорейшего разгрома фашизма. Итак, по просьбе самих компартий, Коминтерн самораспускается.

СТАЛИН. Каждый раз думаю: ну как такого умного – в Сибирь? Шучу, конечно… Браво, дорогой! И готовь белого коня. (Подмигивает, запевает.) «Наш паровоз, вперед лети».

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка. Иного нет у нас пути».

СТАЛИН. «В руках у нас винтовка». Пах! Пах!


К. Но в это время Маннергейм вышел из войны.

ОНА. С белым конем опять не получилось!

К. Хотя наши войска рвались к Хельсинки.

ОНА. Наши?!

К. Да, тебе не понять, что это такое, когда мои советские войска рвались в мой Хельсинки. Но! Маннергейм держал оборону и вел с нами переговоры о мире.

ОНА. С нами?!

К. Он сохранил боеспособную армию. И предложил прекратить кровавое сопротивление, но в обмен. Я думаю, с ним были обговорены некие секретные пункты, и Сталин их выполнил. Впоследствии всех, сотрудничавших с Гитлером, судили, а Маннергейма даже не вызвали свидетелем на Нюрнбергский процесс!.. Да, я не сел на белого коня, но получил еще один кусок родины. Эта земля вошла в мою Карело-Финскую республику. Я хотел поехать в Хельсинки.


Звонок телефона.


СЕКРЕТАРЬ. С вами будет говорить товарищ Сталин.

СТАЛИН. Финны против. У нас с ними будет договор о дружбе. Ехать тебе не надо. И никаких лишних движений! (Гудки в трубке.)


К. И опять все, как я предполагал! Он захотел иметь нейтральную страну – посредника в будущей драчке с Западом. И поставил на нового президента Паасикиви, чей лозунг: «Финляндия – в стороне от ссор и споров великих держав» – его очень устраивал.

ОНА. Ты хорошо помнишь хронологию своей жизни… Правда, пропустил кое-что в моей.

В сорок шестом году твою Айно выпустили. На свободе – ни денег, ни жилья. Поселилась у своей домработницы в Москве, хотя после лагеря не имела права жить в столице. Уже вечером меня задержала милиция, но домработница подняла на ноги моих знакомых.

К. Домработница? Не смеши. Она попросту позвонила мне. И потому, вместо того чтобы арестовать, тебя вежливо отвели к начальнику отделения милиции.


Отделение милиции. Начальник и Она.


НАЧАЛЬНИК. Вы не имели права приезжать в Москву, гражданка.

ОНА. Но мне негде жить, единственное пристанище – у моей бывшей домработницы.

НАЧАЛЬНИК. Я на вашем месте позвонил бы сейчас вашему бывшему мужу.

ОНА. Я на своем месте.

НАЧАЛЬНИК. Если вам нужен номер его телефона…

ОНА. Мне он не нужен.

НАЧАЛЬНИК. Надеюсь, завтра, во избежание неприятностей, вы покинете столицу.


К. Почему не позвонила?

ОНА. Ты же мастер предвидений. Ты знал – не позвоню. Хорошо помнила тот последний звонок. Кроме того, с тобой рассталась красивая женщина. Не хотела, чтобы вместо нее ты увидел нищую старуху.

К. Но пока я думал, как тебе помочь.

ОНА. Пока ты думал, как от меня избавиться, я думала, как избавиться от страны, в которую спрыгнула с транспортера по твой милости!

К. Но ты не нашла ничего лучшего.

ОНА. Да, я пошла в американское посольство – попросила помочь мне уехать. Однако они не поверили в то, что я смелая идиотка. Решили, что это провокация. Таков ныне всеобщий мир трусов!

К. Удивительно! Ты закончила сталинские университеты – неужели не поняла? В тот момент, когда ты пересекла порог американского посольства, ты обрекла себя на арест.

ОНА. Ну что ты, я все понимала. Но думала: не все ли равно, в каком лагере жить? На так называемой свободе без свободы, денег и жратвы или в обыкновенном лагере с баландой? Меня арестовали. Четырнадцать месяцев под следствием… В прошлый раз было пятнадцать – достижение! И опять лагеря. (Издевательски.) До скорого, любимый. Твоя прежняя женушка отбыла по прежнему маршруту. Но, к счастью, через шесть лет подох Мессия Виссарионович, не успев всех вас прикончить.

К. Да, на последнем съезде партии он был страшен. В свой речи набросился на соратников. Я понял: он опять надумал чистить страну.

ОНА. И ты снова дрожал.

К. Я не обыватель. Мне, прежде всего, нужно понять политическую игру. Зачем в стране Маркса этот хитрец развязал антисемитскую компанию? Ходили слухи о массовом переселении евреев в Сибирь. И вдруг в феврале, за неделю до смерти, он позвал меня на дачу.


Дача Сталина. Сталин и К.

Сталин стоит перед огромной картой.


СТАЛИН. Ну что, финн. Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства, вторая – создала социалистическую систему. Выходит, третья. Продолжи, дорогой умный финн.

К. Я похолодел – я понял. Навсегда покончит с империализмом Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Догадался! Ты говорил – когда ждать коммунизма?

К. К восьмидесятому году.

СТАЛИН. Ты про СССР говорил, дорогой. А я тебя спрашиваю сейчас про всю планету. Великая мечта, которой жили Ленин и все наши партийные мудаки, осуществится благодаря товарищу Сталину, которого они ненавидели и который их расстрелял… Все готово! Через пару месяцев у нас будет водородная бомба – ее нет у американцев-засранцев. Наша армия, самая мощная в мире армия, стоит во всех странах Восточной Европы и в Германии. Наша столица защищена двойным кольцом ракет; треть человечества – под нашими знаменами, и миллионы сочувствуют нам – победителям Гитлера.

К. (в сторону). Вот в чем было дело! Он готовил страну к последней войне. К мировой победе Социализма. И он сплачивал ее страхом и ненавистью – вот зачем нужны были антисемитские процессы. Поэтому он придумал избавиться от усталых старых соратников, ему требовались сейчас молодые волки.

СТАЛИН. На совещании руководителей братских компартий (закуривает трубку) товарищ Сталин объяснит участникам: «Война, недавно затеянная американцами в Корее, показала слабость американской армии. Лагерь социализма имеет сейчас военное преимущество, но это преимущество временное. Таким образом, основной задачей социалистического лагеря является мобилизация всех политических и военных сил для решающего удара по капиталистической Европе. Капиталистическая Европа станет Европой социалистической!» У тебя есть замечания, дополнения, умный финн?

К. Кратко, но гениально, Иосиф Виссарионович.

СТАЛИН. Доживем, финн, – только советская нация будет, только советской нации люди. А теперь нашу любимую… (Запевает.) «Наш паровоз, вперед лети».

К. (подхватывает). «В Коммуне остановка, иного нет у нас пути».

ОБА (хором). В руках у нас винтовка!»

СТАЛИН. Пах! Пах!

К. Он пристально смотрел на меня.

СТАЛИН. Фальшиво поешь, финн.

К. Мир стоял на пороге Апокалипсиса… Меня раздирали самые разные чувства. Увидеть конец Истории. Увидеть победу всего, за что боролся. И миллиарды погибших на обезлюдевшей планете. Он по-прежнему смотрел на меня. Я понял – он ненавидел. И мне тоже конец.

СТАЛИН. Видишь мою библиотеку? Троцкий, Зиновьев, Бухарин. Все они были революционеры. И все ушли. А я живу, окруженный обывателями вроде тебя. Иди домой, трусливый финн. Пшел вон!

К. Меня и мир спасла четверка его сподвижников – Хрущев, Берия, Маленков, Булганин. Он каждую ночь приглашал их на ближнюю дачу, на ночное застолье. Они должны были издеваться друг над другом – он любил, когда они превращались в шутов.


Дача Сталина. Сталин, Маленков, Хрущев, Берия, Булганин.


СТАЛИН. Слово имеет Маленков, секретарь ЦК КПСС, большой человек. Давай тост!

МАЛЕНКОВ. Дорогие товарищи! Позвольте провозгласить тост за солнце нашей планеты, великого вождя всего прогрессивного человечества Сталина!

СТАЛИН. Мастер говорить подхалимские тосты! Садись, дорогой.

МАЛЕНКОВ (садится). Ой!

БЕРИЯ. Помидор жопой раздавил! (Общий хохот.)

СТАЛИН. Получает прозвище «Маленков – красная жопа». Твоя очередь, военный министр Булганин.

БУЛГАНИН. Выпьем, товарищи, за величайшего полководца, вождя всего прогрессивного человечества товарища Сталина!

СТАЛИН. Такой же мастер! Садись.

БУЛГАНИН (садится). Ой!

БЕРИЯ. Очки жопой раздавил.

СТАЛИН. Получает прозвище «Булганин – очкастая жопа». А ну-ка, Никитка, ты любишь анекдоты…

ХРУЩЕВ. «Если есть у бабы рот, значит, баба не урод».

СТАЛИН. Хреновый анекдот, хреновые речи! Лаврентий, давай лезгинку!


Берия бьет в такт в ладоши. Сталин медленно пляшет.


ВСЕ (хлопают в такт, хором). Товарищ Сталин, какой вы молодой!

СТАЛИН. Нет, биологические законы неотвратимы. А государство после меня примет красная подхалимская жопа – Маленков.

ВСЕ (хором). Нет! Нет! Вы! Вы!

СТАЛИН. Как же я из гроба.

ВСЕ (хором). И из гроба сможете, потому что гений всех времен и народов!..

К. И всякий раз, когда они веселились, Хозяин по старости минутки на две-три обязательно отключался, храпел. Думаю, тогда ненавидевшие и смертельно боявшиеся соратники и добавили ему в вино. Лаборатория была при КГБ. Бесследные яды провоцировали инсульт, инфаркт и даже рак. Во всяком случае, на Мавзолее во время празднования Первого мая Берия при мне сказал Молотову: «Я убрал его!» Громко сказал, чтобы мы все слышали.

ОНА. Ты почувствовал страх. Сейчас начнут возвращаться из лагерей недобитые соплеменники и спросят, почему не защитил. (Смеется.) Так, наверное, думали те, кто тебя не знал. Но не я. Человеческие чувства ты называл обывательщиной. Ты был политик, ты до сих пор уверен, что это национальность!

К. После смерти Хозяина эти идиоты объявили, что покончено с культом личности и теперь у них будет коллективное руководство страной. Радовались, глупцы! Они забыли, что со времен Киевской Руси в России не было коллективного правления. И никогда не будет. А я знал, что вскоре увижу обязательную азиатскую пьесу под названием «Чингисхан умер, и чингисиды пожирают друг друга». Но кто победит, выяснить было нетрудно. Есть старая восточная пословица: «Сильного зарежут, умного удавят, хитреца изберут предводителем». И я сказал себе: Хрущев! И он победил!


Хрущев и К.


ХРУЩЕВ. Вы у нас старейший деятель международного рабочего движения. Помогите нам бороться с наследием культа личности.

К. Теперь я помогал этому не очень грамотному, но смекалистому партийцу, ставшему наследником Чингисхана… Я должен был облагородить его власть, освятить ее воспоминанием о Коминтерне, сделать ее наследницей Ильича, дитем мировой Революции. И потому я взлетел.

ХРУЩЕВ. Вы теперь член коллективного руководства страной – член Президиума ЦК Коммунистической партии, секретарь ЦК нашей партии.

К. Я стал властью в великой стране!

ХРУЩЕВ. Помогайте нам держать истинно ленинский курс. Когда-то Ильич поручил вам разработать Устав Коминтерна. Теперь ЦК поручает вам разработать новую программу нашей партии. И, пожалуйста, откройте что-нибудь новенькое в теории.

К. (чуть насмешливо). Что именно открыть, Никита Сергеевич?

ХРУЩЕВ. Что-нибудь, ну, ленинское. Сами решайте что! Вы ведь теперь секретарь ЦК.

К. В 1958 году был очередной юбилей финской Компартии. И опять старую боевую клячу потянуло на Родину. Я снова представил, как я во главе делегации…

ХРУЩЕВ… К сожалению, тебе нельзя. Они тебя не хотят. Мы не можем пустить тебя в Финляндию. Небо нашей дружбы с финским соседом должно быть безоблачным.

К. Оказалось, я был не властью, а только украшением власти. Москва хотела дружить с Хельсинки. И с белым конем было окончательно покончено. Карело-Финскую республику Хрущев расформировал. Так что с «Бронепоездом на запасном пути» тоже было покончено. Мне следовало забыть все прежние надежды. Это трудно в старости… Но я придумал. Вместо Финляндии вернулся на другую Родину. Помнишь, милая, Одиссей после многих странствий возвращается в родной дом, в Итаку? Так и я решил вернуться в родной дом – к прежним добрым социал-демократическим идеям. Я, символ Коминтерна, с его главной коммунистической идеей диктатуры пролетариата, решил эту диктатуру убрать из программы Коммунистической партии. В это время у меня появился любимый ученик – Юрий Андропов. Он был вождем комсомола в Карело-Финской республике. Как и я, он любил кофе, как и я, писал стихи, как и я, знал языки и литературу. Я успешно перетянул его в Москву. Он стал частью моего плана. Я решил дать СССР социал-демократическую идеологию и в придачу – социал-демократического вождя. Я мечтал, чтобы образованный мною марксист возглавил наконец страну Социализма.


Хрущев и К.


ХРУЩЕВ. Послушай, Отто. Что ты так печешься об этом Андропове?

К. Он очень способный человек, Никита Сергеевич. Его хотели арестовать в сорок девятом году, но я уговорил Сталина.

ХРУЩЕВ. Надо же! Никогда не слышал, чтобы ты за кого-то заступился! Кстати, у него какая-то темная биография. Мало что известно об отце.

К. Рос без отца. Его мать развелась.

ХРУЩЕВ. У нее еврейская фамилия?

К. У нее финская фамилия. Она была сиротой, ее удочерила финская семья.

ХРУЩЕВ. Странно это все. Скажи честно, не заделал ли ты сам этого Андропова, и потому эта баба развелась? Про тебя в плане девок чудеса рассказывают! Анекдот хочешь?

«Муж звонит ночью жене. Жена: «Ты где?» Муж: «Я на охоте!» Жена: «А кто это там рядом… дышит?» Муж: «Это медведь»». (Хохочет.)

К. (сухо). Это все сплетни, Никита Сергеевич. Товарищ Юрий Андропов очень способный, перспективный коммунист, и потому я…

ХРУЩЕВ (перебивает). Твоя взяла, будем его двигать. Да, все хочу спросить тебя. Только честно: мы действительно построим коммунизм?

К. К восьмидесятому году будет создана материальная база коммунизма.

ХРУЩЕВ. Нет, я спрашиваю тебя: честно, к восьмидесятому году? Это точно?

К. Это точно.

ХРУЩЕВ. Совсем точно?

К. Точнее не бывает.

ХРУЩЕВ. Не надуваешь? Ты ведь прямиком от Ленина. Анекдот Громыко рассказал: «Вопрос: можно ли построить коммунизм в Сахаре? Ответ: можно, только песка не будет!» (Хохочет.) Выходит, я могу объявить: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме?

К. Можете!

ХРУЩЕВ. Это так важно! Мы всегда объясняли нашим людям, что они живут для будущего – для построения коммунизма. И вот приблизилось Царство Божие. Ну, пиши новую программу партии, все ждем.

К. И я собрал молодых образованных марксистов.


К. и несколько молодых людей.


К. Кто может крест на кольцах сделать? (Молчание.) А я могу. (Показывает.) Вот так, сосунки. Как про вас сказано у Шиллера в перечне действующих лиц пьесы «Разбойники»? Не помните? «Молодые люди, впоследствии разбойники». Надеюсь, разбойнички, мы кое-что соорудим с вами. Вопрос: если мы построили социалистическое общество, нужно ли нам сохранять диктатуру пролетариата? Или нам нужен переход к новому типу государства? А ну-ка, все вместе грянем?

ВСЕ. Переход! Переход! Переход!

К. Правильно! И я вам его назову. Это общенародное государство! Да, пусть сам Маркс критиковал идею такого государства, но марксизм должен развиваться! И разовьем его мы с вами… Какое будет резюме?

ПЕРВЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нас убьют!..

К. Он был прав. И я поспешил заручиться поддержкой Хрущева.


Хрущев и К.


К. В связи с приближением коммунизма мы составили записку в ЦК об отмене диктатуры пролетариата на нынешнем этапе и о переходе к общенародному государству.

ХРУЩЕВ. Это как же? Ленин считал диктатуру пролетариата главной в марксизме.

К. Я был в руководстве Коминтерна, который должен был осуществить всемирную диктатуру пролетариата. И я говорю вам: эта идея нынче устарела!

ХРУЩЕВ. Точно?

К. Точно! Это сталинская догма, будто диктатура пролетариата – главное в ленинизме. У нас теперь творческий марксизм. Такой цветок не мог вырасти в тени культа личности. Но в условиях нынешнего коллективного руководства…

ХРУЩЕВ. А у Ленина есть на этот счет?..

К. Нет, но мы найдем!

ХРУЩЕВ. Точно?

К. Точно!

ХРУЩЕВ. Загадку хочешь? «Встанет – до неба достанет». Что это такое?

К. Не знаю.

ХРУЩЕВ. Радуга! (Хохочет.)

К. И началось! Непрерывные звонки членов Президиума

ЦК КПСС.


Звонок телефона.


ГОЛОС. Послушайте, дорогой Отто Вильгельмович! Вы покушаетесь на святая святых. Что будет с нашим государством – государством диктатуры пролетариата? Что будет с идеологией?..

К. Крепче будут оба – и государство, и идеология. Никита Сергеевич нас поддержал. Так что будем жить без диктатуры, но с Никитой Сергеевичем.


Звонок телефона.


ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Мне сказали…

К. Правду сказали.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Но как нам быть? Что говорить партийцам? Я, можно сказать, диктатуру пролетариата всосала с молоком матери!

К. «Сосать надо не диктатуру», как шутит товарищ Хрущев. Кстати, он – за!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Это точно?

К. Совершенно точно. Вы ведь знаете – он выдающийся марксист.


Андропов и К.


АНДРОПОВ. Они все в ярости.

К. Глупцы! Они не знают – это только начало. Дальше мы покончим с однопартийностью. У нас будет нормальная социал-демократическая страна.

АНДРОПОВ. Учитель, поверьте, не надо.

К. Меня поддерживает Хрущев.

АНДРОПОВ. Хрущев – это хорошо сегодня. Уверяю, это будет очень плохо завтра.

К. Яснее можешь?

АНДРОПОВ. Яснее не могу. Но прошу, настойчиво: откажитесь, учитель!

К. Я накричал на него… Он слушал презрительно, равнодушно. И мне показалось, что я повторяю историю философа Сенеки. Он мечтал воспитать мудреца, а воспитал Нерона. И еще я понял: они все вместе!

ОНА. И уже вскоре тебе стало плохо.

К. Врачи не понимают, что со мной. Или наоборот – понимают?

ОНА. Змея не смогла сбросить очередную кожу на этот раз.

К. Змея, которая не смогла сбросить старую кожу, погибает! (Кричит.) Мне очень плохо! (Хочет сесть на стул.)

ОНА. Туда нельзя, милый. Это место Куллерво Ман– нера.


К. пытается сесть на другой стул.


ОНА. Сюда нельзя, родной, здесь сидит твой секретарь Мауно Хеймо.


К. мечется между стульями.


ОНА. И сюда тоже. И все остальные, милый, заняты финнами, которых ты предал. Ложись-ка лучше в постель. И я спою тебе песенку, любимый, на дорожку.

К. У тебя меняется лицо. Оно колеблется.

ОНА. Тс-с-с, родной. (Поет финскую колыбельную.)

К. Айно! (Кричит.) Айно! Мне душно. Айно.

ОНА. Разве ее сюда пропустят? Она очень просилась навестить тебя, твоя Айно. Но ты не захотел.

К. Кто ты?!

ОНА. Ты давно понял. (Нежно.) А теперь спи, любимый. Пора. (Закрывает ему глаза.)

Комната в коммунальной квартире. Старая Айно сидит у радиоприемника.


ГОЛОС ДИКТОРА. Страна прощается с верным сыном Коммунистической партии. Нескончаемым потоком идут советские люди… Заканчивается траурная церемония. Урну с прахом выносят из Колонного зала Дома Союзов.


Она выключает, плачет. И вновь включает радио.


ГОЛОС ДИКТОРА. Похоронная процессия направляется на Красную площадь. В церемонии принимают участие руководители партии и советского государства, а также Генеральный секретарь ЦК компартии Финляндии Вилле Песси. Урну с прахом устанавливают в нишу Кремлевской стены. Светлая память о товарище Отто Вильгельмовиче Куусинене вечно будет жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества. (Звучит траурная музыка.)

АЙНО. В сосновом гробу лежать тебе было бы лучше.


К О Н Е Ц

Царство палача