С развязанными руками пленный попробовал через холст проскрести по земле пальцем.
«А, – подумал он, – это дерево. Я на полу. В комнате? Нет. Воздух здесь несколько влажен».
Но в эту минуту чутье подвело Кожоля. Он чувствовал, что не двигается с места, но в то же время ему показалось, что половицы незаметно колыхались под ним туда-сюда.
«Однако! Уж не положили ли они меня на качели? Если они хотят развлечь меня, то, признаюсь, что деревенское удовольствие кажется мне в настоящую минуту не совсем подходящим».
Скрип коснулся его слуха.
«А! Понял: меня положили на деревянную площадку и двигают ее с помощью веревок, намотанных на плохо смазанном блоке. Отсюда и качание в пустом пространстве, которое меня так интриговало… Я оставил землю… только для чего? Чтоб подняться или спуститься? Вот что невозможно понять в этом мешке».
Площадка остановилась с сухим щелчком.
«А вот, наконец я прибыл: эти доски ударились, должно быть, об пол… Вверху ли я? Или внизу? Я угадаю это по шуму шагов моих сторожей, у которых на подошвах целая котельная мастерская; они сами укажут мне, идут ли по паркету или по мягкой земле погреба. Навостри уши, Собачий Носик!»
Но со всей своей проницательностью он ничего не выиграл, только уловил следующий приказ, отданный шепотом: – Ноги наголо!
– Мы сбросили свои башмаки там, – ответил один.
«А! – думал Кожоль. – Это маленькое „там“ ровно ни о чем мне не говорит. Если бы они сказали – наверху или внизу, то, по крайней мере, я знал бы, что поднялся или спустился. Нет сомнения, что эти люди должны были пробраться по какой-нибудь лестнице, чтобы потом выжидать появления моей подвижной площадки».
Носильщики опять подняли мешок и пустились в путь.
«Эти скоты со своими голыми лапами спутали мне все планы. Пойми теперь, по чему они идут», – ворчал пленный, стараясь уловить хоть малейший звук, который мог бы навести его на догадку.
Шли с добрую минуту.
Потом мешок вдруг наклонили так, что ноги Пьера опустились. Он почувствовал небольшие толчки, повторявшиеся попеременно то с ног, то с головы. «А, на этот раз я уверен, что мы спускаемся вниз по лестнице… шестнадцать, семнадцать… хорошо, семнадцать ступенек… запомню число».
После тридцати шагов, наоборот, ноги Пьера поднялись над головой. «Так! Ну, вот мы поднимаемся теперь… шестнадцать… тоже семнадцать ступенек… я возвратился на ту же высоту, с которой спустился после подвижной площадки… Однако эти милые негодяи устроили мне прогулку со всякого рода сюрпризами и неожиданностями».
Остановились.
– Поставьте пленника на ноги, – скомандовал начальник.
Носильщики опустили мешок.
«Наконец-то меня выпустят из моего футляра», – подумал с удовольствием Кожоль.
Но пока он воображал, что сейчас начнут развязывать отверстие мешка, голос произнес:
– Поворачивай!
Здоровые руки носильщиков несколько раз повернули графа, застигнутого врасплох, вокруг оси. Потом мешок быстро приподняли, и поход возобновился.
«Вот тебе раз! Эта фантазия пускать меня, как волчок, довольно забавна, – говорил себе молодой человек. – Только если это предпринято в надежде обмануть меня с новым направлением, то это бесполезно. Я смыслю таки кое-что в военных хитростях и уверен, что мы возвращаемся назад».
Опять произошла остановка, и звук поворачиваемого ключа возвестил графу, что теперь они добрались в конце концов до двери. Носильщики сделали пять-шесть шагов и поставили пленного на ноги.
«Не хотят ли опять сделать из моей особы какую-нибудь игрушку?» – спрашивал себя Кожоль.
– Убирайтесь и ждите там, – приказал начальник своим людям.
Затворив дверь за вышедшими, он вернулся к мешку и развернул его.
– Довольно! – произнес он. – Вот мы достигли надежной пристани!
Вышедши из глубокого мрака и теперь ослепленный блеском свечей, освещавших комнату, Кожоль несколько минут не мог понять, где он.
– Однако! – сказал он наконец. – Здесь очень мило!
Он находился в изящном будуаре, стены которого исчезали под шелковыми волнующимися занавесями. Мебель во вкусе последней моды украшала эту комнату, в середине которой стоял стол, уставленный холодными блюдами.
Начальник носильщиков толкнул маленькую, замаскированную под обоями дверь, за которой показалась вторая комната, не менее роскошная и так же ярко освещенная.
– Вот комната, в которую, ваша милость, потрудитесь пройти, отужинавши, – сказал он почтительно.
– Да, правда! Мой желудок предупреждает меня, что пора ужинать. Который час?
– Около полуночи. Впрочем, господин найдет свои часы подле тарелки.
– А! Ба! – вскричал Пьер, удивленный возвращением своей вещи, с которой, казалось ему, он навсегда распрощался.
Не показывая вида, что понял смысл восклицания, вырвавшегося у молодого человека, конвоир продолжал: – Вот и чемоданы вашей милости; и вы, пожалуйста, уж извините, что они несколько потрепались во время неожиданного переезда. Они, должно быть, порядочно перекатывались в корзине под телегой.
– Ей-богу! Это похоже на чудо! – вскричал Кожоль, еще более удивленный появлением своих вещей и вещей Ивона, сложенных в стороне.
– В чем гражданин видит чудо? – спросил мужчина, притворяясь удивленным.
– Ну как же! Да в том, что нашел свои вещи.
Начальник вытаращил глаза:
– Но господин принимает нас за воров?
Это было сказано так простодушно, что пленник не знал, что и думать, и промолчал.
Его собеседник продолжал жалобным голосом:
– Воры! А! Хозяин был бы очень огорчен, если бы узнал, что мы могли показаться какими-то преступниками одному из его гостей.
При этом слове граф подскочил от удивления.
– Ты меня называешь гостем? – вскричал он.
Начальник по-прежнему имел расстроенный вид.
– Но господин так удивляется, что я понять ничего не могу. Что вы видите такого чудовищного в слове «гость»?
– Ах ты, негодяй! Ты опять вздумал угощать меня баснями вроде той, которую наплел о носе Купидона? А! Я – гость? Так у твоего господина премилая манера перевозить своих гостей!
– Разве вас не кормили, везли…
– И посадили в мешок. Ты забываешь мешок?
– Ночной воздух бывает так свеж, что из-за желания угодить гостю моего хозяина я счел нужным принять некоторые предосторожности.
Кожоль разразился смехом от подобной наглости.
– Хорошо! Пускай, – сказал он, – я гость твоего господина. В таком случае расскажи-ка мне, кто этот господин, который поручает тебе разносить приглашения… или, лучше, приносить приглашенных.
– Я не могу ответить на этот вопрос.
– Почему?
– Потому что хозяин желает доставить себе удовольствие познакомиться с вами лично.
– А когда он собрался нанести мне визит?
Начальник пожал плечами.
– Не знаю. Может быть, завтра или через неделю… или через три года. У него так плоха память, что он вспоминает о своих гостях иногда после весьма продолжительного времени.
Гнев овладел графом при этих словах.
– Ты не воображаешь ли, что у меня хватит терпения дожидаться его доброй воли?
– О, я надеюсь, что вы запасетесь терпением… вы довольно умны, чтоб подождать, иначе нам самим придется придумывать для вас развлечения.
– А в самом деле!
– Да, у нас был гость, который совсем озлобился от недостатка терпения. Тогда, чтоб успокоить припадки его дурного настроения, мы ему выдергивали зуб каждый раз, как он принимался кричать. Когда у него не осталось больше зубов…
– А он все-таки кричал?
– Да, он, понимаете, был одним из тех скверных упрямцев, которые непременно хотят, чтоб за ними было последнее слово.
– Что же вы с ним сделали, когда у него не было больше зубов?
– Мы дергали ногти, – отвечал начальник с добродушным видом. – На девятнадцатом он закончил тем, что успокоился.
– Ну, любезный, знаешь ли, твой разговор полон очарования. С таким балагуром, как ты, я больше не боюсь соскучиться здесь.
– Вы изволите мне льстить, сударь.
– Ну, так решено. Я надеюсь, что ты развеселишь меня, если твой господин слишком замешкается со своим визитом, – сказал Кожоль, не очень-то испугавшийся оригинальных историй этого бандита.
– Но, если по чести, положение ваше не слишком плачевно, потому что нам приказано исполнять все ваши требования… кроме одного.
– Чего же?
– Выходить из комнат.
– А если я не спрошу позволения?
– Мне будет очень прискорбно… особенно теперь, когда я вполне оценил превосходный характер вашей милости… Но я буду вынужден размозжить вам череп.
– Итак, я предупрежден.
– Вполне. Но во всем остальном мы к вашим светлейшим услугам.
– О! Во всем, во всем, – возразил граф тоном сомнения.
– Во всем, что дозволит исполнить мне скромность, – подтвердил плут с видом испуганной добродетели.
– Ну, разумеется! Итак, я могу требовать всего, что только мне вздумается?
– Попробуйте загадать какое-нибудь желание.
– Честное слово, не хочется. Вот тут мой ужин, а там постель – ждут меня, мне нужно только поесть да поспать. Остальное – на завтра.
Вдруг он спохватился:
– Как же, как же, у меня есть желание.
Он подумал, что был уже час пополуночи и что начальнику будет трудно сдержать данное слово.
– Посмотрим, что это за желание.
– И оно тотчас же будет исполнено?
– Конечно.
– В таком случае мне нужен камердинер, чтоб меня раздеть.
– Хорошо! – сказал тот спокойно, направляясь к двери.
Кожоль окликнул его:
– Пойми меня правильно, любезный, я не хочу одного из тех ужасных хвастунов, которыми ты командуешь. Мне нужен настоящий лакей, хорошо знакомый с своим делом.
– Да, да, понимаю… один из тех старых служителей, которыми знатные дворяне окружали себя когда-то в своих замках.
– Верно.
– Подождите, мы устроим еще лучше. Чтоб вам не наскучило новое лицо, я пришлю к вам старинного служителя вашего семейства, – сказал бандит с достоинством.