Ивон вдруг прервал свою речь.
Его озарила новая мысль.
Он взял руку вдовы и прошептал:
– Я отгадал, Лоретта. Клад здесь, в этом доме… я уверен. И вот откуда опасность.
– Но какая опасность? – прошептала молодая женщина в страхе.
– Другое лицо знает о существовании этого клада и приходит сюда ночью. Тогда с помощью своего сообщника Лебика они переворачивают все в доме вверх дном, а в это время наркотик держит вас в оковах свинцового сна. Убежденные, что вам ничего не известно о сокровище, они решили, что было бы бесполезно убивать вас или вырвать признание какой-нибудь пыткой.
– В таком случае, – сказала Лоретта, – если они не усыпляли меня уже почти семь месяцев, стало быть они открыли это скрытое место?
Бералек покачал головой.
– Нет, мой бедный друг. Если б сокровище было найдено, Лебик давным-давно покинул бы вас… а вы видите, он здесь, держит ухо востро и не смыкает глаз.
– Если они щадили меня до сих пор, зачем же теперь будут беспокоить?
– Потому что вы погибли, коль скоро они узнают, что вам известна эта тайна. Если уж семь месяцев, как они рассудили не усыплять вас, то это только потому, что им не удалось найти клада и они или все ожидают неожиданного указания или приискивают новое средство, с помощью которого могли бы напасть на след… Поверьте, Лоретта, присутствие Лебика в этом доме указывает на неудачу в их поисках.
Вдова понимала, что Бералек прав, но, несмотря на это, она тщетно старалась оградиться от тревожных мыслей, которые с новой силой возвращались к ней.
– Но, – возразила она, – Лебик попал к нам в дом задолго до смерти мужа, когда Сюрко был в состоянии постоять сам за свое сокровище…
Но тут она запнулась, бледнея и дрожа. В ее памяти всплыли буквы, намалеванные на спине камзола Сюрко.
– О! понимаю, понимаю!.. – выговорила она упавшим голосом.
– Что понимаете?
– Эти знаки мелом означали смертный приговор, и Лебик исполнил его. Они убили моего мужа!..
Едва она произнесла эти слова, как Бералек бросился к ней и скороговоркой прошептал:
– Ради самого Неба! Скройте ваше расстройство – или мы погибли. Я слышу, что идет Лебик.
Шаги гиганта потрясали лестницу. Минуту спустя он постучал в дверь.
– Войдите, – сказала Лоретта, еще бледная, но превозмогшая отвращение, внушенное ей этим человеком.
Ивон не дал ему времени заговорить и весело вскричал:
– А! Постой-ка, господин Лебик, скажи, как ты сумел околдовать свою госпожу!
– Я! – возразил гигант, остановив на своей хозяйке бессмысленный взгляд.
– Вот уж битый час, как я уговариваю ее принять предложение, которое ей делают. Знаешь, почему она отказывает? Не хочет расстаться с тобой… с своим покровителем, говорит она.
– Ба! Хозяйка будет счастливее, оставаясь вдовой.
– Кто тебе сказал, что дело идет о муже? – Лебик разразился своим громовым смехом.
– Что тут нужно нотариусу, если не хлопотать о муже.
– Вот как! Да ты не так глуп, как я думал! – вскричал Бералек, разыгрывая удивление.
– О, господин Ивон, не надо смеяться над моим добрым Лебиком, – сказала Лоретта, достаточно собравшись с духом, чтоб принять участие в разговоре.
– А! Госпожа Сюрко, я уважаю вашу страстную преданность этому парню, но позвольте, однако, подтрунить над изящным кавалером, которого вы себе избираете.
– Да, смейтесь, смейтесь, – возразил Лебик. – Я сумею защитить госпожу, когда вы уедете.
– Ты во сне видел, что я еду?
– Я пришел сказать вам, что за вами приехал какой-то родственник, бретонец, и ждет вас внизу.
Вдова и кавалер обменялись удивленными взглядами. Лебик продолжал, задыхаясь от смеха:
– Вот уж господчик, который не промотал свою молодость на головоломню над французским языком… он знает слов двадцать, не более… последний рыночной осел больше смыслит. Ого! Он болтает на таком жаргоне, что я из всего понял одно только – ваше имя… и потом, что за уморительный наряд! Настоящий шут! Да, уж эти бретонцы!.. Страх, как смешно одеваются.
Пока верзила покатывался со смеху, Ивон имел время преодолеть смущение, внушенное этой неожиданной новостью.
«Может быть, это Кожоль вернулся из Бретани, куда, вероятно, уехал восемь месяцев тому назад, думая найти меня там», – подумал он.
Он обратился к Лебику.
– Веди сюда этого родственника.
– Да, как же! Пойдите, попробуйте сказать ему, чтоб он шел сюда, это все равно что в решето воду лить. Такой дикарь знает разве только собачий язык!
Он вышел на лестницу и, нагнувшись через перила, крикнул:
– Эй!
Когда гигант не мог заметить, Ивон жестом советовал Лоретте быть осторожной.
На «эй» Лебика на лестнице раздались звучные шаги.
XV
Шаги приближались, и скоро в дверях показался совершеннейший образчик бретонца того времени. Его длинные волосы, выбившиеся из-под широкой касторовой шляпы, голубой камзол, пояс с большими медными пряжками, широкие шаровары из серой холстины и штиблеты – вот как была обряжена эта особа, с загорелым лицом, обрамленным черной густой бородой.
При виде Ивона гость изобразил на лице чистосердечную улыбку и бросился к нему с распростертыми объятии и с радостным криком:
– Ах! Кузен Ивон!
Прежде чем кавалер успел хотя бы поднять руку, чтоб оттолкнуть самозванца-кузена, которого он и в глаза не видел, тот уже душил его в объятиях. Но в то же время, целуя его, он шепнул ему в ухо:
– Я аббат. Говорите по-бретонски.
Эта сцена разыгралась так быстро, что Лебик не успел заметить легкого трепета, рожденного в молодом человеке словами господина Монтескью.
Бералек обратился к Лоретте, молчавшей удивленно при встрече с аббатом.
– Госпожа Сюрко, позвольте представить моего двоюродного брата Порника, – сказал он по-французски.
– Он приехал за вами, не правда ли? – живо спросил Лебик.
– А вот, подожди, узнаешь, голубчик, дай ему по крайней мере время объявить об этом, – возразил Ивон.
При этом знакомстве, и особенно от мысли о предстоящей разлуке с Ивоном, сердце молодой женщины болезненно сжалось, и она с грустью смотрела на чудного «брата», вторгшегося в ее жизнь, чтоб одним грубым прикосновением разбить ее счастье.
Лебик со своей вечной бессмысленной улыбкой сновал взад и вперед по комнате, без сомнения, чтоб поймать на лету какое-нибудь словцо. Гигант был неприятно поражен, услыхав, что кавалер, по совету аббата, спросил на бретонском наречии:
– Не за мной ли вы приехали?
Что-то вроде крепкого словца вылетело сквозь стиснутые зубы Лебика, услышавшего незнакомый язык.
– За вами? Любезный друг, – вскричал аббат, – о, нет! Вам здесь слишком хорошо, для того чтоб мне пришла в голову жестокая мысль забрать вас отсюда.
Говоря таким образом, Монтескью пристально вглядывался в Лоретту. И, удовлетворенный увиденным, прибавил:
– Примите мое поздравление, кавалер. Если это – ваша любовница, то, признаюсь, она прелестна.
– Нет, не любовница, – ответил Ивон, – но восхитительное создание, которое я обожаю до глубины души и которое, верьте мне, достойно всякого уважения.
Слова мужчин по-разному подействовали на Лоретту: при замечании мнимого кузена она внезапно гордо выпрямилась, но ответ Ивона вызвал на ее щеках яркий румянец, а взгляд обратился к кавалеру с признательностью и восторгом.
– Она понимает по-бретонски? – спросил аббат, наблюдавший перемены в ее лице.
– Не думаю. С тех пор как я живу под кровом этой кроткой, милой женщины, она не сказала ни слова, из которого я мог бы вывести подобное заключение.
– Из предосторожности спросите ее.
– Спрошу охотно… Но не из предосторожности, потому что она не способна изменить нам.
Прежде чем Бералек обратился к ней с вопросом, Лоретта спросила гиганта:
– Лебик, который час?
– Скоро девять.
– В таком случае пора запирать лавку, ступай же поскорей вниз да живей возвращайся. Если эти господа будут так долго угощать нас своим непонятным наречием, то, признаюсь, есть от чего соскучиться.
Луч радости сверкнул во взгляде Лебика при этом приказании, которое давало ему возможность, если не понимать, то, по крайней мере, наблюдать за этим подозрительным для него пришельцем. Чтоб вернуться скорее, гигант бросился со всех ног на лестницу.
Тогда Лоретта обратилась с улыбкой к собеседникам, говоря:
– Да, господа, я говорю по-бретонски. Извините, Ивон, если я скрывала это до сих пор.
И потом она прибавила застенчиво, но с нежной улыбкой:
– Потому что ведь только с сегодняшнего утра мы поклялись друг другу в… союзе…
Она запнулась, приискивая последнее слово.
– Скажите лучшая, добрая Лоретта, в любви, – подсказал Ивон, целуя маленькую ручку, которую она у него не слишком-то отнимала.
– Лебик сейчас вернется, – заметила молодая женщина. – Скорее условимся о наших действиях. Если я вас стесняю, то через несколько минут найду предлог выйти из комнаты и уведу с собой шпиона.
– Напротив, мадам, – возразил аббат, – необходимо и вам узнать, что я намерен сообщить кавалеру. Если вы боитесь того, которого зовете Лебиком.
– Я вам потом скажу, что это за птица, – прервал Бералек.
– В таком случае осторожность требует не показывать ему нашего недоверия и позволить присутствовать при разговоре.
– Хорошо, – сказал кавалер. – Теперь скорей каждый за свою роль: неприятель близок.
Когда вошел Лебик, Лоретта спокойно вышивала при свете лампы, стоявшей на столике. На другом конце комнаты Ивон увлеченно беседовал с аббатом, который сыпал провинциальными словечками с выкриками, интонациями и ужимками настоящего деревенщины.
– Лебик, ты будешь моей моталкой, – сказала Лоретта.
Гигант протянул свои громадные ручищи к мотку шелка и, указывая глазами на двух бретонцев, сказал:
– Гм! Слышите их болтовню? Точно две совы перекликаются.
– Можно подумать, что они щелкают орехи, – ответила, улыбаясь, продавщица.