Ивон оставил Елену у одной бедной вдовы, бывшей когда-то в услужении Бералеков, а теперь торговавшей в собственной галантерейной лавочке в предместье Ренна. Елена должна была назваться ее племянницей. Девушка была почти в безопасности.
Но кавалеру, который с часу на час мог быть арестован, настала пора покинуть город. Грустны были прощанья молодых людей, которые в минуту разлуки узнали, как сильно полюбили друг друга. Ивон думал, что, может быть, новые бедствия надолго разлучат его с Еленой, а молодая девушка понимала, что кавалер должен был в скором времени стать одним из главных деятелей приготовлявшегося громадного восстания.
– Поручаю вас милости Божией! – грустно сказала она.
– Я вернусь, будьте уверены. Разве не я должен заботиться о своей сестре?
Нелепо звучало теперь это именование в устах Ивона, таким же показалось оно Елене.
Они догадывались, что в их чувствах не было ничего братского и сестринского.
Они смотрели друг на друга, дрожа от волнения, не разъединяя рук и не находя нужных слов. Но это молчание говорило больше всех клятв любви.
Мадемуазель Валеран подставила ему лоб, и он поцеловал ее.
– Опасность грозит вам здесь… из сострадания ко мне, бегите, Ивон, – выговорила она, сделав над собой необычайное усилие.
Бералек бросил на нее долгий прощальный взгляд, потом, боясь потерять последнее мужество, круто повернулся и быстро ушел.
Елена долго прислушивалась к удалявшимся шагам, потом в раздумье прошептала: – Нет, не так должно любить брата.
Вечером, ложась спать в маленькой комнатке, которая должна была служить ей убежищем какое-то время, она произнесла имя молодого человека в своей молитве.
Проснувшись на другой день, она увидала вдову у своего изголовья.
– Ну что же? – спросила она.
– Вчера вечером не было ни одного ареста у городских ворот. Он спасен, дитя мое, – отвечала добрая женщина, понявшая тотчас же смысл короткого вопроса девушки.
С радостным сердцем мадемуазель Валеран весело спросила:
– Посмотрим, тетушка… так как вы должны впредь быть моей теткой… чем я могу помочь вам?
– Уж не думаете ли, моя красавица, что я позволю вам сидеть в лавочке?
– Уж не хотите ли вы погубить меня, милая тетушка? Разве вы думаете, что любопытные не будут справляться, почему девушка не работает, а сидит на шее небогатой родственницы? Скоро возникнут подозрения… и тогда кое-кто начнет доискиваться, ни с неба ли к вам свалилась племянница.
– Что же делать?
– Очень просто: научить меня торговать.
Говоря так, Елена оделась.
– И чтоб не тратить время зря, – сказала она, – я начну свое ученье сегодня же.
– Раз вы настаиваете, мы поговорим об этом, когда я вернусь с рынка.
– А что вы будете делать на рынке?
– Надо запастись разным мелким товаром, которого недостает в моей лавочке.
– В таком случае идем вместе. Прежде чем продавать, надо научиться покупать.
Поддаваясь милым уговорам девушки, торговка отправилась с Еленой, которая непременно хотела сама нести корзину.
– Не поднимайте глаз, – несколько раз повторила вдова, когда они проходили мимо пик, воткнутых в землю, с насаженными на них, по приказанию Пожоля, отрубленными головами.
На рыночной площади теснилась громадная толпа народа, в средине возвышалась гильотина, а у подножия помоста стояли ряды крестьянских телег.
Торговка направилась в тот угол площади, где обыкновенно торговали ее поставщики.
– Не купите ли чего-нибудь, гражданки? – спросил голос, заставший Елену невольно вздрогнуть.
Развернув тюк с товарами, Шарль стоял в ожидании покупателей.
При виде этого человека Елена невольно затрепетала, каким-то шестым чувством угадывая в нем будущего врага. А Ивона при ней не было!
Между тем мнимый разносчик показывал товар вдове.
– Выбирайте, гражданка: нитки, иголки, пуговицы, трехцветные кокарды, шолетские полотна, чулки из Витре, – говорил он, как будто не узнавая Елену.
– А, любезный, откуда ты? – спрашивала вдова. – Я вижу тебя в первый раз на рынке Ренна.
– Я торговал сначала на правом берегу Луары, но там теперь каждую минуту рискуешь поймать пулю, и я перебрался в этот край.
Вполне уверенная, что Шарль воспользуется случаем сделать ей знак или шепнуть слово, мадемуазель Валеран отвернулась и притворилась, что с интересом рассматривает площадь.
«Я не права, – думала она. – Этот человек спас мне жизнь и был моим покровителем. Но, не знаю отчего, мне кажется, что не к добру судьба снова свела меня с ним».
Удивленная молчаливостью и неподвижностью своей спутницы, вдова, выбиравшая товар, подняла голову.
– Ну что ж, племянница, – сказала она, – так-то ты научаешься покупать?
Вынужденная обернуться, Елена, не желая встречаться глазами с Шарлем, нагнулась над шолетскими платками, которые ее названая тетушка вертела в руках.
– Взгляните, красавица, хорошая работа и крепкие краски, – сказал разносчик, расстилая перед ней бумажный платок в широкую клетку.
Прижавшись к тетушке, Елена надеялась, что осторожный разносчик не посмеет заговорить с ней. Но вдруг с другого конца площади раздался барабанный бой, и за ним голос глашатая прокричал объявление, перед тем как прибить его к стене.
– А, кажется, какая-то новость! – засуетилась любопытная вдова и поспешила к глашатаю, боясь пропустить хоть одно слово.
Елена на секунду осталась одна, и, прежде чем она решилась последовать за вдовой, Шарль схватил ее за руку и тихо шепнул: – Мне надо с вами поговорить.
Но торговка уже возвращалась обратно, рассуждая:
– Уж лучше я покончу прежде со своими покупками. Мы все равно пойдем мимо и сможем читать это объявление сколько душе угодно.
Она принялась за торг, легкость которого соблазняла ее. Шарль не просил много за свой товар, ведь тот достался ему даром. Тюк принадлежал бедному республиканскому купцу, убитому шуанами с месяц назад, у ворот Фужера.
Удачно сговорившись о цене, вдова набрала столько вещей, что уже не решалась сложить их все в корзину Елене.
– Оставь свой адрес, гражданка, я доставлю тебе вещи, как кончится торговля, – сказал Шарль, преследуя только одну цель – разузнать об уголке, где скрывалась мадемуазель Валеран.
Прежде чем девушка успела остановить ее, вдова уже называла свой адрес.
Окончив остальные закупки, тетушка и племянница дошли до афиши, которую, по приказу Пошоля, оглашали на всех улицах Ренна. Это был приказ Комитета общественной пользы о наборе в отряд волонтеров-косцов, которые должны были следовать за каждой экспедицией в западные края и срезать под корень тростники, изгороди и жатву, служившие засадой шуанам. Перед афишей в удивлении и молчании теснилась огромная толпа. Увы, с этим объявлением случилась та же история, что и со всеми подобными, прибитыми в разных концах Бретани. Невидимая рука тотчас же приклеила под ним, для сведенья жителей и на зло чиновникам Пошоля, следующую афишу:
«Кто срубит изгородь для синих, будет убит в своем доме через двадцать четыре часа.
Мы думаем, бесполезно прибавлять, что этот отряд волонтеров-косцов не завербовал в свои ряды ни единого человека. Никакая награда синих не могла переманить жителей на сторону республики, когда белые угрожали предателям смертью. Оказалось, что республиканским войскам самим пришлось взяться за вырубку убийственных кустарников.
Вернувшись в скромное жилище вдовы, Елена почувствовала сильнейшее беспокойство. Чего мог требовать от нее человек, отвагу которого она имела случай оценить, и прошедшее которого, казалось, было полно мрачных дел. Она вспомнила его обжигающий взгляд, когда Шарль ссаживал ее, оцепеневшую от стужи, с телеги.
– Любит он меня? – спрашивала она себя.
До полудня время тянулось для Елены мучительно.
– Скоро мы получим наши товары, рынок закрывается к двенадцати, и разносчик придет с моим свертком, – сказала вдова, глядя на крестьянские телеги, проезжавшие мимо ее окон.
Мадемуазель Валеран не могла отвести глаз от двери, которая должна была вот-вот отвориться под рукой страшного для нее посетителя. Она видела, что бесполезно было поверять свои тревоги торговке, доброй женщине, но неспособной ни понять ее беспокойства, ни поддержать при встрече с опасностью.
«Я не оставлю ее ни на секунду, – думала Елена. – Ее присутствие стеснит моего проводника».
И в эту минуту дверь отворилась.
Вместо разносчика на пороге показался другой человек, увидев которого, Елена невольно вскрикнула.
Это был гигант Барассен. Зайдя в лавку, он, казалось, не узнал девушку, с которой провел немного времени в хижине Генюка.
– Здесь ждут пакета с рынка? – спросил он с глупым выражением.
– Да, – ответила вдова, – вы его не принесли?
– А! Да вот хозяин столько напродавал сегодня, что не помнит уже, куда что нести.
– Так что ж? – спросила Елена, угадывая ловушку.
– Не потрудитесь ли сойти посмотреть, который сверток принадлежит вам, – и я тотчас снесу его за вами.
– Хорошо, иду! – ответила вдова.
– Это минутное дело. Вы только укажите, а я взвалю его на спину да вернусь с ним сюда, – прибавил Барассен.
– Вы служите у этого купца? – спросила Елена, удивляясь, что гигант был на посылках у того, кого так бесстыдно обворовал.
– Да, гражданка, времена тяжелые и надо всякими средствами добывать свой хлеб. Мне предложили место возить тележку, и я согласился.
– Разве у вашего хозяина нет для этого лошади или вола? – спросила вдова.
– Как же! У него есть лошадь, но животное надсадилось недавно, так он перевел его на подножный корм, а меня просил… занять место лошаденки в повозке, – отвечал со вздохом гигант.
– Ну, так идем! – сказала вдова.
Елена хорошо поняла, что торговку старались увести под хитрым предлогом из дома, чтоб она не была свидетельницей встречи девушки с Шарлем. Елена легко могла бы остановить вдову, но, не робкого десятка, она предпочла лучше встретить опасность лицом к лицу, чем постоянно трепетать в неизвестности. Поэтому она не удерживала лавочницу.