Через две минуты, как она и предвидела, явился разносчик с товарами.
Бросив взгляд вокруг и уверившись что мадемуазель Валеран одна, он подошел к ней.
– Как вы вышли из подземелья Генюка? – грубо спросил он.
– Нам удалось найти подземный ход через поля, и в ту минуту, как мы выбрались, мы увидели, как вы бежали от синих.
– Через полчаса я вернулся в избу, чтоб вас освободить, но нашел погреб пустым. Вы ушли с молодым человеком.
И Шарль прибавил после короткого молчания:
– Ведь это был молодой человек, не правда ли?
Елена, опасаясь за Ивона, равнодушно произнесла:
– Молодой человек? О! Право, я не могу утверждать: в погребе была кромешная тьма.
– Но, выйдя на свободу, вы могли рассмотреть своего спутника?
– Была еще ночь.
– Ночь, однако, довольно светлая. Вы сами только что сказали, что меня узнали, когда я бежал от синих.
– Да, возможно, но мне не пришло в голову разглядывать этого молодого человека… вы же настаиваете на том, что он молод.
– При вас Генюк сказал мне, что ему двадцать четыре года.
– Я, конечно, не обратила на это внимания.
Шарль понял, что девушка хитрила, но не выказал ни малейшего нетерпения. Он продолжал тем же тоном: – Пусть так! Но во время длинной дороги вы и днем видели его лицо.
Она с удивлением посмотрела на Шарля.
– С чего вы взяли, что мы путешествовали вместе целый день? Напротив, мы расстались сразку, как…
Разносчик резко прервал ее:
– Постарайтесь не лгать. Я знаю, что по дороге вы заходили отдохнуть к Рифоэлю. Сегодня утром я видел Порника, который проводил вас в Ренн.
Елена поняла, что отговорки теперь были бесполезны, и сухо возразила:
– Хорошо, сознаюсь, это был молодой человек. Что же дальше?
– Как его имя?
– Не знаю.
Шарль пристально взглянул на нее, чтоб понять: не лукавит ли она снова.
– Повторяю снова: не знаю, – подтвердила Елена.
Он пожал плечами, говоря:
– Нет нужды в имени. Я сам узнаю его, когда захочу узнать. Но тут есть один вопрос, который можете разрешить лишь вы.
– Какой?
– Любите ли вы его? – медленно выговорил Шарль.
– О! – воскликнула Елена. – Подобный вопрос…
– Да или нет, отвечайте. Вы любите его? – повторил молодой человек отрывисто.
Елена подумала об опасности, которую могла навлечь на голову Ивона.
– Нет, – твердо ответила она.
Этот тон, казалось, успокоил разносчика, потому что он тотчас же прибавил: – Тем лучше!
И продолжал более мягким голосом:
– Мадемуазель, когда ваш дедушка поручал вас мне перед взятием Савенея, я поклялся охранять вас. Я спас вас от гусар, убивавших ваших товарищей на Монтуарской дороге. Целую ночь я нес вас на руках, когда вы были в обмороке. Когда вы спали, я защищал вас от нападок одного мятежника, Жана Шуана, советовавшего мне бросить вас. У Генюка я успел спасти вас, спустив в погреб, и это рискуя собственной жизнью, ведь ничто не мешало мне спрятаться вместе с вами. Но я предпочел навлечь на себя опасность – лишь бы охранить вас… а платой за это, вы знаете, могла бы стать – смерть… которую синие показали мне очень близко. Как только я спасся, первая моя мысль была о вас, и я вернулся, чтоб освободить вас.
После минутного молчания Шарль продолжал:
– Правильно ли я поступил, мадемуазель?
– Да, – откровенно ответила Елена, в тайне сознававшая, что этот человек не раз доказывал ей свою преданность.
Но все-таки она чувствовала к нему какое-то инстинктивное отвращение.
– Как вы думаете: заслуживает ли мое поведение награды? – сказал он.
– Жаль, что теперь у меня нет богатства, отнятого у меня войной, я бы…
Разносчик улыбнулся.
– О! – сказал он. – Не золота мне надо. Я желаю другой награды.
«Он сейчас заговорит о любви», – подумала Елена.
– То, что я от вас потребую, покажется вам весьма странным.
– Говорите, – сказала мадемуазель Валеран, уже готовая выслушать признание.
После короткого колебанья он сказал серьезным голосом:
– Мадемуазель, я хочу располагать тремя годами вашей жизни.
При этом удивительном требовании Елена выпрямилась, ошеломленная.
– С какой целью? – осторожно спросила она.
– Цель останется неизвестна вам. В продолжение трех лет вы будете исполнять обязанность, которую я на вас возложу, как бы нелепа она вам ни казалась. Может быть, пройдет этот срок и мне не нужны будут больше ваши услуги. Тогда вы станете свободны. Но может случиться, что завтра или даже накануне последнего дня нашего договора я выставлю вам требование, которому вы обязаны тотчас повиноваться… Словом, в этот срок я буду волен… даже связать вас брачным союзом.
– С вами, может быть? – спросила девушка, вновь обретя хладнокровие.
– О нет! – ответил разносчик с улыбкой. – Не со мной, потому что тогда я не ручаюсь, что смогу сдержать данное слово.
– Как так?
– Если вы выйдете за меня замуж, то по окончании срока уговора, когда придет время освободить вас, я не сделаю ничего во вред себе. Между тем как связанная с другим вы получаете полную свободу, когда пробьет последний час последнего дня вашей услуги.
– Каким способом?
– Самым простым… став вдовой, – сказал Шарль, вновь улыбнувшись.
Этот ответ бросил ее в дрожь. Она чувствовала, что негодяй хотел сделать из нее орудие какого-то ужасного замысла, и это мрачное обещание освободить ее, сделав вдовою, доказывало девушке, что он ни в грош не ставил жизнь человека.
Разносчик опять заговорил после непродолжительного молчания:
– Вы очень молоды, и в ваши лета три года не много значат в сравнении с целой жизнью. В день освобождения ваша красота еще не достигнет полного расцвета.
– Но в мои лета, как вы говорите, нельзя отгадать, какой станет женщина через несколько лет.
Он покачал головой.
– Нет, – сказал он, – вы именно та, которая мне нужна. Я оценил вас в опасности. Вы энергичны, мужественны и рано повзрослели в несчастье. Другая не будет обладать одновременно вашей неустрашимостью и поразительной красотой. И наконец, на другую я не буду иметь тех прав, какие имею на вас.
– Какие права? – спросила Елена голосом, полным гордого негодования.
– Права на вашу признательность, в которой вы только что сознались, – ответил Шарль насмешливо.
– Не может ли моя признательность быть доказана иначе, чем вы предлагаете?
– А какие другие способы находятся в вашем распоряжении? – презрительно обронил он. – Война разорила вас и лишила всякой опоры. Самая жизнь ваша в опасности, и с минуты на минуту палач может наложить на вас руку, моя прекрасная вандеянка! Что ж остается, чего бы я мог требовать? Может быть, вашей красоты? Но я был властен над ней все время по дороге в Бен. Я мог бы задушить вас, обесчестив сначала. Кто бы стал беспокоиться об одном лишнем трупе, когда они валяются везде тысячами, их столько, сколько деревьев в стране? Да, сознаюсь, одну минуту это желание овладело мной, когда я держал вас в своих объятиях.
Она слушала, бледнея и дрожа, его признание в кровожадном сладострастии. Разносчик продолжал: – Почему я пощадил вас? Потому что мне тотчас пришло в голову, что ваша красота может послужить мне лучше, чем для удовлетворения минутного желания. И я вполне был прав. Потому что вчера в моей жизни произошло важное событие, и для достижения цели, на которую оно мне указало, мне нужны вы, ваша красота и энергия. Потому-то я и требую трех лет вашей молодости. Согласны ли вы?
Елена смотрела на него, не отвечая и стараясь отгадать его замысел. Ее молчание было принято негодяем за колебание, который продолжил насмешливым голосом: – Соглашайтесь, красавица, и через три года я верну вам богатство, отнятое войной.
Этот наглый и оскорбительный тон заставил задрожать благородную девушку, но она ничего не ответила. Гнев заблестел в глазах разносчика.
– Говори да, советую тебе, – ворчал он нетерпеливо.
– А если я откажусь? – спросила Елена.
– Если ты откажешь теперь, когда я трижды спас тебе жизнь, то я заставлю тебя согласиться, – ответил Шарль грозно.
– Сомневаюсь! – ответила мадемуазель Валеран с презрительной усмешкой.
Разносчик схватил ее руки, привлекая к себе, приблизил к ней лицо, исказившееся от бешенства, и произнес голосом, дрожавшим от страшного волнения: – Послушай-ка, любезная. Если ты откажешься, с этого дня я буду следить за каждым твоим шагом, выжидая своего часа. В жизни всякой женщины бывает минута, когда она отдается злейшему врагу или для того, чтобы самой избегнуть опасности, или чтоб спасти любимого человека… эта минута наступит и для тебя.
Елена невольно подумала об Ивоне и побледнела.
Ее волнение не ускользнуло от глаз врага, который, склонившись к ее лицу, пристально наблюдал за ней.
– Ага, моя хорошенькая жеманщица, ты, кажется, любишь… и, без сомнения, прекрасного попутчика, имя которого ты скрыла от меня. Ну так тем лучше! Я узнаю, кто он такой, и в тот день, когда он будет в моей власти, посмотрим не прибежишь ли ты сама предложить мне требуемые три года!
– Я презираю ваши угрозы, – ответила она храбро.
– В час опасности ты не будешь так спесива и презрительна.
Затем Шарль прибавил с мрачным смехом:
– Когда я отыщу его, берегись твой миленький!
В эту минуту дверь отворилась. Вошел Барассен.
– Вот и старушка! – крикнул он. – Она идет за мной… но время еще есть, потому что я ускорил шаг, чтоб успеть предупредить вас.
Подойдя к Елене, он нахально взглянул на нее и спросил фамильярно:
– Покончили с этой малюткой?
– Молчи, скотина, – ответил разносчик сухо.
По-видимому, между Барассеном и Шарлем произошло нечто, внушившее гиганту порядочный страх перед сообщником, потому что великан тотчас поджал хвост и промямлил с самым покорнейшим выражением: – Слушаю, хозяин.
Разносчик повернулся к конторке, на которую он положил товар, как вошел в комнату, и спросил: – Ты правильно передал торговке то, что я велел?