Под домом находились четыре обширных помещения.
Одно из них служило дровяным подвалом; другое – бучильней и пекарней; печь, стоявшая в углу, вероятно, выпекала хлебы для жильцов дома в то время, когда мука еще не была такой редкостью. В двух других погребах хранилось несколько пустых бочек и порядочный запас вина, на который Лебик смотрел, как на свою собственность, и распоряжался им, как весьма расточительный хозяин.
Сейчас по крайней мере Ивон тщетно искал потайной выход. Он ощупывал стены, переставлял бочки и бутыли, но не находил ни малейшего отверстия.
– Кожоль со своим настоящим собачьим чутьем живо отыскал бы какую-нибудь подсказку! – прошептал он.
Но если Баралек и не отыскал двери, зато он сделал прекрасную находку другого рода. На дне одной из бочек он увидел множество маленьких пустых склянок; и одну – наполненную какой-то бесцветной, как вода, жидкостью.
«Вот, должно быть, снадобье, которым Лебик приправляет вино и угощает потом Лоретту», – подумал сыщик.
Погреб был исключительной собственностью гиганта; ни хозяйка, ни служанка никогда не сходили в его владение, поэтому мошенник не думал прятать склянки, в полной уверенности, что никто не мог проникнуть сюда.
Кавалер схватил флакон и спрятал его в карман. «Может быть, мне представится случай поподчивать этим Лебика», – подумал он. Он выбрал одну из пустых бутылочек и, наполнив ее водой из кувшина, поставил на место взятой, говоря:
– Если бандит вздумает использовать наркотик, то он найдет его значительно выдохшимся.
Несколько утешенный этой находкой, Ивон вернулся в комнату под звуки носовой трубы Лебика, спавшего сном праведника. Молодой человек лег в постель, на подушках которой еще чувствовалось нежное благоухание от чудных волос вдовы; невольно его охватили мечты о милом создании, только что покоившемся рядом с ним, и сон, настигнув его за этими грезами, рисовал его воображению будущее в розовом свете, полное неизъяснимого блаженства.
Солнце было высоко, когда Ивон почувствовал, что его трясет чья-то здоровая рука. Он открыл глаза и увидел у своей постели Лебика с бессмысленной улыбкой на губах.
– А! – произнес он. – Кажется, голубчик мой, вы выпили лишнего, это вредно для выздоравливающего. Вчера вечером вы так поторопились лечь, что даже не потрудились совсем раздеться. Вот час как я ищу ваши башмаки и штаны, чтоб вычистить их, да наконец увидел, что вы спите в них.
– Каково! Это правда! – простодушно отвечал Бералек, благоразумно не сняв с себя то, что Лебику вздумалось оставить на нем.
– А! У вас не крепка голова, да, – подсмеивался верзила, внимательно глядя на молодого человека и стараясь убедиться, что тот не догадывался ни о чем.
– Я слаб от вина, но что же делать? Мне хотелось выпить ради приезда двоюродного брата.
– А да! Бретонца!
Следя за малейшими изменениями в лице Ивона, он медленно прибавил:
– Мне кажется, что ваш братец нашел вино превосходным и намерен еще хлебнуть его.
– Отчего ты решил?
– Потому что он теперь внизу и желает вас видеть, – ответил Лебик, все еще пристально всматриваясь в Бералека.
– А! Пьяница! – вскричал молодой человек самым естественным тоном. – Этот винный мех хочет надуться прежде, чем пуститься в дорогу.
– Так он едет!
– Кажется… он вчера говорил, что выезжает из Парижа сегодня.
– Так приятного ему пути! – произнес гигант, не скрывая удовольствия.
Плут, сам не зная почему, не доверял этому мужику с белыми руками, притворявшемуся, что не понимает никакого другого языка, кроме бретонского, между тем как ругнулся на чистом французском. Особенно имя Барассена так и резало ухо приказчика.
Узнав, что Монтескью ждет его, кавалер быстро вскочил с постели, чем сильно озадачил Лебика.
– Ого, – сказал он, – как вы прытки сегодня! Так вы больше не чувствуете головокружений и слабости?
– Конечно, вчерашнее вино придает мне бодрости. Да вот, посмотри сначала: я дойду до своего кресла без твоей помощи… Уф! Вот и добрел.
Притворяясь смертельно уставшим, Ивон живо прибавил:
– Сбегай же за кузеном.
Лебик направился к двери.
– Да, кстати, – остановил его кавалер, – как поживает госпожа Сюрко?
– Она еще не проснулась. Она в своей комнате.
– Как ты думаешь, любезный, твоя хозяйка удивилась вчера моей невежливости? Я так внезапно почувствовал сонливость, что даже не могу припомнить, что я делал… я, вероятно, разделся и лег при ней?
– Да нет, ее тут не было. Ей не менее вас хотелось спать, я сам видел: она просто на ходу дремала, отправляясь к себе в комнату! Можно было принять ее за лунатика.
– Так ты думаешь, что я ничего не сделал неприличного?
– Нет, наверняка говорю вам. Проводив вашего братца, я возвращался к себе и тут-то повстречался с госпожой, которая шла в спальню. Проходя мимо вашей двери, я отворил ее, чтоб пожелать вам спокойной ночи, и увидел вас в кресле.
– Не раздетым?
– Совсем нет. Вы разве не помните, что я предложил вам свои услуги, а вы отказались?
– Что за нелепость это пьянство! Положительно ничего уж не помню, – сказал Ивон с простодушным удивлением, вызвавшим улыбку на лице гиганта.
– Ну, вы довольно узнали о своем поведении перед хозяйкой. Теперь я пришлю к вам вашего кузена.
Минуту спустя аббат, все еще в костюме бретонца, входил к Ивону. Монтескью спал едва ли два часа после ночи, проведенной во Фраскати, где Фуше почти уже продался ему. Воодушевленный непременно найти сокровища Дюбарри, необходимые для его планов, он поспешно явился к Бералеку.
Ивон рассказал ему о событиях прошлой ночи.
– Так загадочные посетители ограничились тем, что показали кому-то ваши головы на одной подушке?
– Да, этим и покончили.
– Наверное, они с какой-нибудь целью хотят создать врага вашей хозяйке. Для этого они воспользовались чьей-то ревностью. Подобное возможно только с двумя особами.
– Какими?
– Или с мужем…
– Ее муж умер и давно похоронен!
– В таком случае с любовником.
– Невозможно! У госпожи Сюрко не может быть любовника!! – вскричал Бералек, сердце которого защемило при этом предположении.
– Э, любезный друг, почем вы знаете? Есть одно средство увериться в этом, а именно: спросить ее.
– Что вы, как это можно! Я должен заботиться о спокойствии Лоретты и не хочу говорить ей о ночной комедии и особенно об ее роли в ней.
– Мы можем добраться до сокровища только через эту женщину; помимо своей воли она приведет нас к нему. Другие охотники за миллионами, конечно, нашли уже способ достигнуть цели, выбрав вдову своим орудием. Когда мы разгадаем их замыслы, нам останется только предупредить их.
– В состоянии ли я это сделать один? У неприятеля много людей, и бог знает через какие двери проникает он в этот дом.
Аббат размышлял.
– Можно придумать очень незамысловатый способ, чтоб сражаться с нашим врагом на равных, – сказал он наконец.
Помолчав еще с минуту, Монтескью спросил молодого человека:
– Этот дом большой?
– Чрезвычайно! По крайней мере комнат двадцать пустых.
– Они меблированы?
– Да. Покойный Сюрко занимался какими-то темными и подозрительными делами, он нагромоздил у себя разную мебель, украденную или купленную за гроши у жертв Террора.
– Вот и счастливое стечение обстоятельств, мой любезный кавалер.
– Как так?
– Вы жалуетесь, неправда ли, что вам приходится одному защищать вдову от многочисленного неприятеля? Итак, что делают, когда гарнизон слишком слаб для защиты крепости?
– Его подкрепляют.
– Именно. Поэтому надо уговорить госпожу Сюрко отдать внаем меблированные комнаты, и до вечера я пришлю к вам двадцать жильцов, с метким глазом и крепкой рукой. Они получат приказание повиноваться только вам. Они будут день и ночь бодрствовать, что, конечно, очень стеснит Лебика в его маленьких плутнях.
Ивон с радостью согласился. Это подкрепление как нельзя более кстати пригодилось бы для охраны Лоретты.
– Как я благодарен вам за вашу мысль, дорогой господин! Она в тысячу раз лучше моей: я уже думал вывести госпожу Сюрко из этого проклятого дома.
– Да, так не годится, – подтвердил аббат. – Во-первых, вдова не может же бросить свою торговлю; во-вторых, те, кто избрал ее своим орудием, сумеют отыскать ее и на дне моря. Напротив, оставляя ее здесь, мы имеем шансы открыть их замыслы и сами не бежим с поля сражения… потому что сокровище Сюрко именно в этом доме… доказательством чему служит беспрестанное блуждание по всему дому неизвестных мошенников.
В эту минуту в дверь тихо постучались, и в комнату вошла Лоретта.
– Я узнала от Лебика о нашем госте и пришла, как настоящая Евина внучка, полюбопытствовать, о чем идет речь, – сказала она с прелестной улыбкой, в которой, однако, сквозило искреннее беспокойство.
Заснув накануне в комнате Ивона, вдова никак не могла сообразить, каким образом она очутилась утром в своей. Что произошло ночью? Каким опасностям подвергался любимый ею человек?
Бералек понял ее волнение и предупредил расспросы.
– Послушайте, моя милая, рассказ о моих похождениях. Лебик наболтает вам, что видел, как вы вчера сходили в свою комнату – и вы притворитесь, что верите этой басне. Я сам снес вас туда и положил в постель, пока негодяй провожал аббата.
При мысли, что молодой человек держал ее, спящую, в объятиях, прекрасная блондинка зарумянилась.
– А дальше? – спросила она, запинаясь.
– Я не посмел коснуться вашего платья, и потому вы спали не раздетая, прошу простить меня, – отвечал Ивон, продолжая обманывать Лоретту, чтоб не возбудить в ней подозрений.
– А что же было с вами?
– Я притворился глубоко погруженным в сон, чтоб доказать Лебику, будто поддался действию поднесенного питья. Но я не спал всю ночь.
– Что же вы видели? – живо спросила молодая женщина.
– Ничего, совершенно ничего. Что-то, конечно, расстроило замыслы негодяя и его сообщников, и я напрасно провел бессонную ночь. Может быть, они отложили свои планы на сегодня.