ам притвориться, что они попались на удочку.
Два часа они ждали в совершенной темноте прихода Лебика, почти уверенные, что бандит откроет им этот тайный выход – для того ли, чтоб ввести сообщников, или чтоб бежать самому. Успех был полный… кроме одной мелочи. Они думали, что гигант будет двигаться в темноте, а он, против всякого ожидания, высек огонь, который должен был выдать их, если б они сами не окружили беглеца.
Видя, что его поймали, Лебик притворился пьяным. «Ага! Какой счастливый случай! Если б эти идиоты сидели смирно, я открыл бы им тайну!» Гигант не понял, что единственной причиной появления шпионов была свеча в его руках.
– Э-э! – произнес он пьяным голосом. – Нам с гражданам пришла в голову одинаковая мысль.
– А что это за мысль, куманек? – спросил Ивон.
– Соснув маленько, я пробудился с таким пересохшим языком и жаждой в глотке, что сказал самому себе: «Это типун! Не надо запускать болезнь, куры мрут от нее». Мне пришла в голову мысль, что тонкое винцо… свеженькое… не выдохшееся… будет лучшим лекарством против жажды.
– Тогда ты вышел, чтоб продолжать пирушку, совсем один, как настоящий эгоист… вместо того чтоб пригласить и нас? – сказал Сен-Режан, выходя на свет.
– Я вижу, что бесполезно было предупреждать вас, потому что вы опередили меня. Вы как и я: чем больше пьете, тем больше пить хочется… Надо позаботиться об этом, – сказал гигант с громким смехом, прерываемым икотой пьяницы.
– Да, да, Лебик – мастер своего дела! Давай же пить! – крикнула веселая толпа.
Опрокинутые пустые бочки послужили столами, и опять полились рекой добрые старые вина Сюрко. С час бутылки и кувшины менялись с такой быстротой, что дело наконец наскучило весельчакам. Пили только по убеждению. Очевидно, если бы нашелся среди них один, признавший себя побежденным, то примеру его последовало бы все общество.
– Бр-р! – сказал наконец Сен-Режан. – С меня довольно, я иду спать.
Он поднялся в дом. За товарищем постепенно, один за другим, последовала вся компания, и пьяницы бросили свои кружки, чтоб завлиться в постель. Ивон и гигант остались вдвоем.
«О, о! – подумал Лебик. – Мне выпал счастливый случай. Возлюбленного моей гражданки, кажется, совсем разобрало, а мы одни. Если я его убью?.. Тогда могу спокойно бежать».
Во время бахусова заседания плут не пил, а выливал вино на песчаный пол погреба, поэтому и сохранил присутствие духа. По здравому размышлению Лебик отмел мысль об убийстве. Мало того, что он хорошо помнил необыкновенную силу молодого человека, он вдобавок увидел рукоятки двух пистолетов, засунутых за пояс Ивона, когда тот, разгоряченный вином, неожиданно отбросил полу своей куртки.
– Ах! дьявольщина! – пробормотал великан. – Кулак и пистолеты… не надо торопиться… Щеголь еще не так пьян, чтоб можно было пуститься с ним в игру. Подождем, чтоб он совсем осовел.
Казалось, само небо пришло на помощь Лебику, потому что Ивон тотчас захохотал и сказал:
– Гм, старый друг! Что ты скажешь о тех ничтожных выпивохах, которые подло оставляют поле сражения в самом разгаре битвы?
– Пфуй! пфуй! – презрительно произнес гигант. – Им только сыворотку пить! На второй бутылке они уже кричат: мама! Сущие мальчишки, вот что!
– Ты согласен? Мы одни с тобой крепки. Поэтому пока вот ты здесь со мной, я хочу воспользоваться удачей и отплатить тебе за твою прежнюю шутку.
«Да за что такое он собрался отплатить мне, – думал лакей. – Уже не хочет ли он пустить в ход пистолеты?»
Скрывая свои опасения, он с улыбкой спросил молодого человека:
– За какую шутку?
– Месяц тому назад, когда я еще выздоравливал, ты называл меня мокрой курицей, потому что стакан вина ударил мне в голову…
– Ну, так что ж?
– Теперь, когда я здоров, я хочу доказать, что ни перед кем не спасую в этой игре бутылок.
«Э-э! Сам нарвался», – подумал с радостью Лебик. Чтоб еще более раззадорить Ивона, он добавил вслух, покачивая с сомнением головой:
– О, вы никого не боитесь? Слишком смело сказано… надо доказать это.
– Предлагаю пари, – ответил кавалер с важным видом пьяницы.
– Какое пари?
– Бьюсь об заклад, что уложу тебя через два часа мертвецки пьяным на песок погреба.
«Воображает, что я потеряю два часа! Ах, ты!.. Нет уж! Через двадцать минут я исчезаю», – думал бандит радуясь хорошему обороту дела.
– А-а! Ты не отвечаешь!.. Боишься? И ты отступаешь… слабак ты!.. Я тебя вызываю, слышишь?.. Вызываю! – кричал Бералек, которого вино, казалось, совсем вывело из себя.
Но гигант скорчил добродушную мину.
– Нет, нет, – ответил он. – Это очень заманчиво, но я отказываюсь. Вы завтра будете сердиться на меня, что я побил вас в этой игре.
– Ты побьешь? Ты! – ревел пьяница-Ивон, глубоко оскорбленный.
– Да, я побью… плашмя положу на месте… потому что, к сожалению, я должен сказать, вы совсем не крепки… о! Нет, не крепки.
– Ты не что иное как хвастун, трус, глотатель равяных настоек!
– Ты, ты, ты… все одни слова… завтра поблагодарите сами, что пощадил вас.
– А, ты говоришь о пощаде?.. Так слушай, что я тебе предложу… Во-первых, скажи какое вино я теперь пью?
– Это? Это «Божанси»… недурное винцо… На моей родине его дают детям в соске… вы можете безбоязненно пить его… если б я страдал подагрой, то лечился бы «Божанси».
– Итак, Лебик, на тебя «Божанси» совсем не действует?
– Я скорее буду пьян от воды.
– Очень хорошо. Так не можешь ли указать на особенно хмельное вино в этом погребе.
– А, конечно. Да вот, в этой бочке – «Тавель»… крепко и жгуче до того, что разъест железо!.. Им разбавляют слишком слабые вина… Да, «Тавель»! Вот настоящее хмельное… пьешь его, а мозги так и трещат.
– Так как ты хитришь, а я, со своей стороны, уверен, что уложу тебя, то вот что я тебе предлагаю…
– Продолжайте, я вас слушаю, – сказал Лебик, раззадоривая самолюбие молодого человека: зверь, похоже, сам бежал на ловца.
Бералек продолжал:
– Пари держу, что я напою тебя пьяным… этим «Божанси»… в то время как я буду пить «Тавель».
– О, вы бы попали впросак, если бы я захотел привязаться к слову.
Ивон повторил с упрямством пьяного:
– Я тебя вызываю, вызываю! Вызываю!
– Нет, гражданин, будьте благоразумны, ступайте спать, так будет получше, – сказал гигант отеческим тоном.
– Бродяга! Трус! Идиот! Объявляю тебе, что если ты не примешь вызов, я тебе размозжу череп! – кричал кавалер, доведенный до бешенства винными парами и чувствуя себя глубоко оскорбленным.
«Как пьян! Как пьян!» – повторил про себя Лебик в восторге от мысли, что скоро избавится от единственного врага, преграждавшего ему выход на свободу.
– Посмотрим, принимаешь вызов? – спросил молодой человек, заряжая пистолет.
– Нечего делать! Да, потому что вы непременно хотите позабавиться, – поспешил ответить приказчик.
И он тихо проворчал:
– Если бы у тебя, щеголь, не было пистолетов, я бы не терял времени на игры, а просто задушил бы тебя.
– Ну, иди сюда! – скомандовал Ивон.
– К вашим услугам, – отвечал Лебик, подходя к бочке, служившей столом.
– Ты видишь эту кружку с «Божанси», это тебе. Теперь, возьми другую пустую кружку и наполни ее до верха «Тавелем», это будет мне.
– Если вы требуете, пусть будет так! – сказал гигант, направляясь к бочке с «Тавелем».
По дороге ему пришла в голову прекрасная мысль: «А что, если я опорожню в его кружку одну из моих скляночек… дело быстрей пойдет на лад». Наполняя кружку до верха, он незаметно выливал в вино наркотик.
– Вот, – сказал он, поднося Ивону «Тавель».
– Хорошо, теперь у каждого своя кружка, и залпом глотай вино, – скомандовал Бералек.
– Как? Разом всю кружку?
– Ты трусишь?
– Вот мой ответ, – сказал Лебик поднося к губам «Божанси».
Глотая, гигант взглядом следил за пьющим противником, и думал: «Залпом кружку! Ну так долговязый грохнется через десять минут: я ему влил порядочную дозу». И он тянул да потягивал винцо, смеясь в душе над незадачливым соперником. «Сонного… нечего его и убивать, – думал он. – Оставлю гражданке ее возлюбленного, это будет наш прощальный подарок».
Кружки опустели в одно время.
– Ты видишь, я дочиста осушил, – сказал кавалер, опрокидывая свою в доказательство, что в ней ничего не было.
– А не думаете ли вы, что я сплутовал? – спросил гигант, подражая его жесту.
Вдруг Ивон ударил себя по лбу и вскричал:
– Ах! Я и забыл дать тебе маленький совет перед началом пари.
«Странно, однако! Можно подумать, что он уже не пьян», – говорил себе здоровяк, удивленный внезапной переменой в повадке неприятеля. Молодой человек вытащил один из своих пистолетов и забавлялся, перевертывая его и осматривая заряд.
– Что же это за забытый совет? – спросил встревоженный верзила.
– Предупредить тебя, чтобы ты не трудился вливать в мое вино сонное зелье, потому что в твоем пузырьке одна чистая вода, которую я налил в него месяц назад.
Роли так быстро переменились, что добрый Лебик не мог вымолвить ни слова от изумления. Кавалер продолжал:
– Что касается твоего снадобья, я отложил его для удобного случая.
Негодяй обратил на Ивона сверкающий взгляд, в голосе зазвучала едва сдерживаемая ярость:
– И этот случай?..
Ивон громко захохотал.
– Честное слово! Я его нашел. Когда ты наливал мне «Тавеля» мне пришло в голову примешать твоей дряни в «Божанси».
При этом открытии Лебик испустил страшный крик бешенства. Забыв обычную осторожность, он отскочил на два шага, чтоб потом броситься вернее на свою добычу. Но прыжок его остановило дуло направленного ему в грудь пистолета.
– Шаг вперед, и я убью тебя как собаку, – сказал молодой человек спокойным голосом, еще больше раздражившим Лебика.
– Гром и молния! Будь ты проклят! – повторял гигант, душимый бессильной яростью, и чувствуя уже признаки приближавшегося непобедимого сна.
– Поди, спи! Мы сочтемся завтра утром, – сказал кавалер, предоставляя бандита действию усыпительного.