«Тьфу пропасть! Откуда явился этот хорек! И двадцати подобных ему не надо, чтоб подвести наши шеи под гильотину», – думал Лебик, с первого взгляда понявший, что Кожоль – опасный знакомый.
– Мы связаны сроком, – продолжал Пьер. – И три месяца с сего дня ни слова не можем сказать полиции. Сначала сокровище Сюрко, – а дальше – увидим.
– Уф! – облегченно вздохнул гигант, подумав о трехмесячной отсрочке.
– Ага! – заметил Ивон. – Кажется, наш молодчик пошевеливается. Мне послышался его шепот.
– Во всяком случае, он перестал храпеть, пробуждение не далеко.
Плут не шевелился.
– Значит, вот этот верзила с помощью Брикета отправил в ад достойного парфюмера? – спросил Кожоль.
– Да, он поступил на службу Сюрко задолго перед его смертью.
– Так надо ловким манером выспросить у него о подряде, обещанном Комитетом общественной пользы, для которого Сюрко снял на две недели погреба Брикета.
– Это бесполезно: когда Сюрко находился под покровительством каких-то членов комитета, Лебика еще не было в доме.
Два друга еще некоторое время оставались у постели Лебика, ожидая его пробуждения. Но тот все лежал неподвижно.
– Я думаю, что у нас довольно времени, чтоб позавтракать, прежде чем он проснется, – предположил Бералек.
– Славная мысль! – похвалил Пьер.
Молодые люди вышли из мансарды.
Как только за ними захлопнулась дверь, гигант открыл глаза и проворчал насмешливо:
– А! Точильщик обещал выдать сокровище… Ну, а мое позволение?.. Так он забывает своего друга Лебика, с которым нужно поделиться миллионами, когда их выкопают?
Потом он весело улыбнулся:
– Этот пустоголовый… еще корчит умника! А не подозревает, что сейчас ясно указал мне на место так долго и тщетно отыскиваемого клада.
Через час Ивон и Пьер вернулись в комнату Лебика и увидели, что гигант продирал глаза, щурился спросонок и зевал во всю пасть, как будто только проснулся.
– Тьфу чертовщина! Что за ртище ты нам открываешь, милый мальчик, просто – пропасть! – вскричал Кожоль при виде распахнутого зева Лебика.
– Это с голода, – отвечал жалобно великан.
– Тем лучше! Голод при пробуждении говорит о чистой совести, а чистая совесть дарит спокойный сон. Ты залег, как медведь зимой, и голод уже мучает тебя, едва ты раскрыл глаза, следовательно, ты честный человек, – прибавил Пьер с самым серьезным выражением.
– О! – произнес добродушно Лебик. – Что до сна и аппетита – мне грех на них жаловаться…
– Так чем же ты недоволен? – спросил Ивон. – Ты сыграл с нами – с госпожой Сюрко и мной – шутку, достойную виселицы. Ты был в моей власти, но я помиловал тебя. Так на что, черт возьми, тебе еще жаловаться?
– Что вы не доверяли мне, – протянул плут с глубоким огорчением.
Друзья разразились при этом ответе громким смехом.
– Да, – продолжал гигант, – вам следовало прийти ко мне и сказать: «Лебик, мы ищем сокровище; помоги нам – и ты получишь половину, если у тебя все получится… За половину сокровища мы обещаем никогда тебя не беспокоить и никогда никому не выдадим». Если бы вы мне сказали так, то я бы с вами вместе все обрыскал – и, как знать, может быть, и нашел бы…
Особенная интонация, с какой Лебик произнес последние слова, возбудила подозрение Пьера.
– Скажи-ка, Лебик… – начал он.
– Что, мой добрый господин?
– Знаешь ли, что для человека, жалующегося на недостаток доверия к нему, ты подаешь нам плохой пример в настоящую минуту.
– Как так?
– Так как ты очень любишь откровенность, почему же тебе, вместо своих пустых фраз, не сказать напрямик: «Я хочу предложить вам торг».
– Ага, ага! – произнес гигант. – Вы угадали. Так объясните, какой торг я вам предлагаю?
– Это ясно. Ты говоришь: я вам приношу миллионы, за которыми вы гонитесь, но половина из них– моя.
– Э-э! Есть-таки частичка правды в вашей выдумке. Предположим на минуту, что все так и есть, что же вы ответили бы тогда? – спросил Лебик немного насмешливо.
– Что мы были бы дураки, если бы приняли от тебя половину, когда твой начальник отдаст нам все сокровище, – отвечал Бералек.
– Да, но через три месяца!.. – произнес с ударением гигант.
– Подождем.
– Но в три месяца мало ли что случится… сокровище может улетучиться, пока Точильщик будет его искать… потому что он не знает места.
– Может быть, ты знаешь? – спросил Кожоль.
– Да, знаю… но не так давно, – захихикал Лебик.
– А как же ты узнал?
– Во сне, добрые господа.
Молодые люди засмеялись.
– А-а! – покачал головой Кожоль. – Но ты, быть может, морочишь нам голову…
– Э-хе! Не надо насмехаться над сновидениями: некоторые исполняются. Да вот пример: нет еще и двух месяцев, как некто видел пренеобыкновенный сон… я так же смеялся над ним… а однако он сбылся.
– Ба! Расскажи-ка его, – попросил Кожоль.
– Ему снилось, что двадцать двоюродных братьев в один день прибудут к нему из Бретани, чтоб обнять его. Если его сон осуществился, почему же и с моим не будет того же? Не правда ли, господин Бералек?
Ивон пристально взглянул на него.
– Слушай, бандит, – сказал он, – я вижу, что твое обещание серьезно.
– Так принимайте его.
– Нет, нам надо все сокровище, и я уверен, что мы получим его от Точильщика целым.
– Да, но через три месяца, – повторил насмешливо Лебик. – Не лучше ли вам сейчас принять половину, чем рассчитывать на целость его через три месяца! «Синица в руке лучше, чем журавль в небе», говорит превосходная пословица.
Хладнокровие гиганта раззадорило молодых людей. Они поняли, что он говорил правду – он знает, где скрыто сокровище.
Кожоль попытался было разговорить его.
– Посмотрим, будь рассудителен. Мы тебя сейчас развяжем, ты поведешь нас к тайному месту, и, когда будет найден клад, мы обязуемся отпустить тебя с небольшим капитальцем.
– Развяжите меня сначала.
Минуту спустя Лебик, освобожденный от своих оков, садился на краю постели. Растягивая свои мощные отекшие руки, он, казалось, размышлял. Ивон и Пьер молча ждали.
– Нет, – сказал он наконец, – после здравого рассуждения я отказываюсь от свободы так же, как и от маленького капитальца. Я хочу умереть в шкуре миллионера.
– Но ты можешь так же умереть на эшафоте, болван! Ты не думаешь о том, что нам ничего не стоит выдать тебя полиции?! – вскричал Бералек, выходя из себя.
Гигант с иронией подмигнул ему.
– Выдать меня полиции! Не верю вам, мой любезный господин. Не принимаете ли вы меня за дурака? Вам нет никакого расчета привлекать полицию, потому что это прелюбопытная дамочка. Она часто сует нос туда, куда не надо. Позанявшись сначала мной, порывшись в ваших делишках, ей придет фантазия разыскать, почему вас здесь скрывается целых два десятка и для какой цели вы с такой жадностью ищете сокровище.
– Да для того, чтоб разделить между собой! – сказал Кожоль.
– Та, та, та! – произнес Лебик. – Не клевещите на себя, милые мальчики. Вы не воры, не скряги. Вы просто бедные простаки, вытаскивающие каштаны из костра для других, которые похитрее вас.
Говоря это, он поднялся во весь рост. Глупое выражение исчезло с его лица. В глазах сверкали ум и воля. Он весь преобразился в дерзкого бандита, который прямо шел к цели, сбросив с себя всякое притворство.
– Да, – продолжал он, – вы настоящие простаки, потому что вам же придется расплачиваться за издержки этой войны. Поверьте мне – и ударьте по рукам с Лебиком. Тот, ради кого вы действуете, сумеет примириться и с той долей, которую я ему предоставляю, а вы оба… особенно вы, Бералек, убережетесь от мучительного страдания, которое ждет вас в конце пути. Да, заключите сделку с Лебиком, господа; я даю вам хороший совет.
Пошлый и грубый плут исчез. Гигант стоял перед молодыми людьми, подобный злому гению, гению – отважному, изобретательному и искусному.
– Черт побери! Ты, кажется, сильнее Точильщика! – вскричал Кожоль, удивленный таким превращением.
– Пфуй! – презрительно произнес гигант. – Ваш Точильщик… один из моих промахов. Я его считал хитрым, этого человека! А он чистый болван, которым может вертеть какая-то юбка. И потом он воображает, что в состоянии отнять у меня половину сокровища, на которую я имею право! Скоро он меня узнает, этот влюбленный идиот, готовый на все, чтоб спасти свою красавицу.
– Ого-о! – произнес Кожоль. – Видно, что ты сам никогда не влюблялся.
– Ба! К чему? Да вот, господин Бералек вам скажет: госпожа Сюрко в двадцать раз красивее Пусеты, а мне никогда в голову не приходило во время ее сна воспользоваться ее бессилием.
Голос мошенника, казалось, смягчился.
– А между тем, глупо сказать, она интересует меня, эта малютка, такая кроткая и добрая…
На этом Лебик запнулся, потом, обращаясь к кавалеру, медленно продолжал:
– Ради госпожи Сюрко, повторяю опять: вступайте со мной в сговор.
– Уж не собрался ли ты угрожать ей? – вскричал молодой человек, переживая за Лоретту.
Гигант мотнул головой.
– Нет, нет, – сказал он. – Бедняжке не стоит меня опасаться. Причина ее горя – в вас самих. Я знаю игру Точильщика, потому что сам дал ему карты в руки. Вы притиснули его, чтоб он отдал вам миллионы, до которых он уже дотрагивался… он выпустит добычу, чтоб возвратить себе Пусету, но победа будет дорого вам стоить.
Слушая Лебика, Кожоль невольно вспомнил последнюю фразу, сказанную на прощанье Шарлем: «К чему мне мстить? Я буду отомщен в тот день, когда отдам вам сокровище».
– Но ты не сказал мне ничего нового. Твой начальник грозил уже нам каким-то таинственным несчастьем.
– Вот от этого-то несчастья я и могу избавить вас за половину тех миллионов.
– Нет, – сказал Бералек, – хотя бы нам пришлось заплатить за это собственной жизнью, мы не можем отдать часть этого сокровища, назначенного на великое дело.
– Заметьте, однако, что, требуя от вас половины клада, в сущности-то, я по своей воле отдаю вам вашу долю, потому что я могу без труда захватить все.