Настолько близкий, что мама не выдержала и пожаловалась ей на меня: «Не знаю, что с ним делать, – несет сплошную антисоветчину, у меня уже сердце от этих разговоров болит!»
Ася Семеновна увела меня в другую комнату и спросила, чем я недоволен. А недоволен я, как вы понимаете, был советской властью. Я обрадовался и, четко аргументируя, изложил по пунктам причины моей нелюбви.
Я был логичен, последователен, мудр и слегка язвителен. Никогда не забуду, что ответила на все мои доводы Ася Семеновна. Она произнесла буквально следующее:
«Ах, Мишенька, дорогой, советская власть – шмоветская власть – это все ерунда, мелочь, пустяк. Лишь бы мамочка была здорова».
Это прозвучало так неожиданно, так естественно и так верно, что я опешил и впервые не нашелся, что ответить.
Права была Ася Семеновна!
Мамино здоровье важнее советской власти.
Да и антисоветизм ее высказывания был куда сильнее моего: он был спонтанный и мудрый.
Советская власть, шмоветская власть, любая власть должна отступить перед здоровьем моей мамы. И это уже не абстрактный гуманизм, а конкретный.
Так вот и мучился я, болтаясь между двумя формами гуманизма.
Но было в моей жизни еще одно чувство, которое если и не примирило меня с советской властью, то отбросило мою ненависть к ней на задний план.
(Хотя я никогда не прощу этой власти среди многого прочего тысячи и тысячи часов моей жизни, бездарно потраченных на конспектирование классиков марксизма, еще тысячи бесценных часов юности, отданных этим диким комсомольско-профсоюзным собраниям, нечеловечески глупым лекциям по истории КПСС, научному коммунизму, марксистско-ленинской философии, не прощу пожизненного для меня запрета выезжать в другие страны.)
А примирило меня с жизнью в этой стране чувство гордости за ее уникальные традиции культуры прошлого;
за удивительных людей – представителей старой русской интеллигенции (ничего подобного в мире больше нет), часть которых я еще, слава богу, успел встретить;
за величайшие в мире традиции гуманитарного образования, которые моя страна развивала вплоть до страшного большевистского переворота.
Примерно в то же время, когда я читал Достоевского, мне попалась на глаза маленькая книжечка о традициях русской культуры. Сейчас уже не помню, сколько и какие там авторы, у меня ее давно кто-то зачитал.
Но ясно помню потрясшую меня до глубины души историю времен русской дореволюционной гимназии. История следующая.
Это было в 1913 году.
Одиннадцатилетняя девочка, пансионерка Московской Ржевской гимназии, приставала к своему дядюшке с просьбой показать, что у него на писано на медальоне, который тот всегда носил с собой на груди. Дядюшка снял медальон и протянул девочке. Девочка открыла крышку, а там ничего не написано.
Ариозо Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин»
Л. Бетховен. Три первые скрипичные сонаты
Кроме пяти нотных линеек и четырех нот: соль-диез – си – фа-диез – ми. Девочка помедлила мгновенье, а затем весело закричала:
– Дядюшка, я знаю, что здесь написано. Ноты на медальоне означают: «Я люблю Вас».
И вот здесь возникает вопрос.
Вы представляете себе, КАК УЧИЛИ ЭТУ ДЕВОЧКУ, если она, увидав четыре ноты, пропела их про себя, а пропев, узнала начало ариозо Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин».
И начинается это ариозо – признание восемнадцатилетнего дворянина, поэта Владимира Ленского шестнадцатилетней дворянке Ольге Лари ной – словами «Я люблю Вас» и четырьмя нотами, которые девочка и увидала на дядюшкином медальоне.
Оказалось, что этот медальон – столь оригинальное признание в любви, когда-то полученное девочкиным дядюшкой в подарок от своей невесты перед их свадьбой.
Но вы подумайте, ведь девочке только 11 лет! Каким же образом ее успели ТАК НАУЧИТЬ?
И не в специальной музыкальной школе, и не в музыкальном колледже, а в нормальной русской гимназии, да еще в начальных классах.
Вопрос, как учили эту девочку, я уже задал, теперь задам еще один вопрос, ответ на который выходит за рамки рассуждений об уровне образования только, а касается вопросов генофонда.
КАК НУЖНО НАУЧИТЬ МАЛЬЧИКА, ЧТОБЫ ОН
КОГДА-НИБУДЬ ПОДОШЕЛ К ТАКОЙ ДЕВОЧКЕ,
ЗАГОВОРИЛ С НЕЙ,
ЗАИНТЕРЕСОВАЛ ЕЕ КАК ДОСТОЙНЫЙ СОБЕСЕДНИК,
КАК ЛИЧНОСТЬ, А СО ВРЕМЕНЕМ ЗАВОЕВАЛ ЕЕ СЕРДЦЕ?
Здесь уже никакими модными штанами и престижными кроссовками делу не поможешь.
Обучив девочку на таком уровне, ей как бы сделали прививку от бездуховности, от того потока примитивного однообразия, которое я условно называю «дискотечностью».
К этой девочке лишь бы какой мальчик не подойдет. Но если даже подойдет, то вряд ли найдет взаимопонимание. Ведь если мудро смотреть вперед – можно предположить, что эти дети в будущем поженятся, у них будут свои дети.
И они должны, естественно, воспитать этих детей на соответствующем духовном уровне.
Таким образом, речь здесь идет об УРОВНЕ КОНТАКТА, уровне духовного, культурного соответствия.
Мальчик обязательно должен быть духовным партнером этой девочки, находиться на уровне этой девочки, ее духовных запросов и приоритетов.
Следовательно, обучая девочку искусству, музыке, поэзии, уже в младших классах русской гимназии воспитывая (или, лучше сказать, формируя) духовную потребность, думали о генофонде, об интеллектуальном обществе будущего.
Но существовал ли в русском обществе того времени мальчик – достойный партнер нашей маленькой гимназистки? Конечно, да! Вы не задумывались, почему все офицеры царской армии учились играть на рояле? Так ли это необходимо для боевой подготовки? Для боевой, быть может, и нет, а вот для генофонда – конечно же, да!!! Вдумайтесь, что это за образ – офицер, играющий на рояле? Да это же символ мужской гармонии – сочетание офицерства и музыки. С одной стороны, офицер – защитник, воин, а с другой – тонкий интерпретатор музыки Чайковского и Шопена.
У вас, читатель, голова не кружится от моих необузданных фантазий? А ведь я ничего не придумываю – читайте побольше русской литературы того времени.
А поэтические диспуты с сочинением и чтением собственных стихов прямо в казарме не хотите? А знание трех-четырех иностранных языков?
Ура!
Мы нашли нашей девочке партнера!
И речь здесь идет о достойном партнерстве, поверьте.
Высокое качество гуманитарного образования в России, начиная с 20-х годов XIX века и до начала 20-х годов века XX, породило невероятную потребность в культуре и подготовило культурный взрыв, подобного которому, думаю, история человечества до сих пор еще не знала. И большая часть того, что в мире известно и ценимо в русской культуре, – именно эти 100 лет невиданного расцвета литературы, поэзии, музыки, изобразительного искусства.
Люди, ставшие участниками этого невероятного, не имеющего аналогий в истории культуры духовного и творческого взрыва, своим поведением, глубиной мышления, человечностью обозначили уникальнейшую группу русских людей, которую мы с гордостью именовали:
РУССКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ.
Об этом чисто русском явлении нужно писать огромные, серьезные исследования, необходимо изучать этот феномен.
И действительно: как СТРАНА, не знавшая античной эпохи, не прошедшая через средневековые университеты, оставшаяся в стороне от эпохи Возрождения, еще недавно чуть ли не насильственно толкаемая Петром Великим к необходимости подражать Западной Европе, до 1861 года остававшаяся, по сути, рабовладельческой, неожиданно создает такие шедевры культуры, порождает таких высочайше европейски развитых людей, создает всемирного уровня литературу, музыку, философию?
Ведь
Пушкин и Лермонтов,
Тютчев и Фет,
Лесков и Гоголь,
Тургенев и Гончаров,
Толстой и Достоевский,
Мусоргский и Чайковский,
Чехов и Левитан,
Репин и Серов,
Суриков и Врубель,
Скрябин и Рахманинов,
Кандинский и Шагал,
Стравинский и Бенуа
и многие-многие другие -
величайший подарок от России всей цивилизации.
Но время их существования и творчества – всего одно столетие (!!!). Вы только подумайте, какой духовный толчок для всей цивилизации за какие-нибудь сто лет!
Представить себе интеллектуальную мысль планеты без этих русских ста лет не просто невозможно, это была бы катастрофа планетарного масштаба!
Именно поэтому удивительный немецкий мыслитель Рудольф Штейнер в начале XX века призывает всю интеллектуальную Европу к путешествию на Восток.
Страшное гитлеровское Drang nach Osten (путь на Восток) – это всего-навсего нагло украденный и искаженный призыв Штейнера.
У Штейнера же это был духовный клич, призыв к путешествию всех интеллектуальных сил в Россию, для того чтобы оживить духовно отживающую старую и дряхлую европейскую цивилизацию.
А если всерьез заняться изучением того, в какой степени русская культура XIX века повлияла на культуру всего мира, то нельзя не возгордиться всерьез.
И в самом деле, во французской музыке XX века шесть крупнейших композиторов объединились в группу, которую они сами назвали «Шестерка». И когда у них спрашивали, почему они объединились в группу, то ответ был прост. Образцом для них послужила русская группа, которую в Рос сии называют «Могучая кучка» (с легкой руки Стасова, который написал однажды: «Маленькая, но уже могучая кучка русских музыкантов»).
Он, Стасов, имел в виду группу композиторов, в которую входили Балакирев, Мусоргский, Бородин, Римский-Корсаков и Кюи. Но «Могучей кучкой» их называли только в России. На Западе же они получили официальное название «Пятерка». Теперь ясно, откуда «Шестерка» во Франции?
Но еще раньше – еще интереснее.
Есть понятие – «импрессионизм». Оно существует как в изобразитель ном искусстве, так и в музыке.
Но если в живописи предшественниками импрессионистов можно считать французских художников середины XIX века – барбизонцев (Камилл Коро, Франсуа Милле и другие), то самое сильное влияние на французских композиторов-импрессионистов, безусловно, оказали не французские предшественники, а… русские. Ибо без оркестра Римского-Корсакова нет ни оркестра Дебюсси, ни, тем более, оркестра Равеля.