Пушкин, тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Вот почему посвящение Пушкину в стихотворении «Поэты» скрыто в одном слове! Ибо речь идет о «тайной свободе», а борьба «немая».
Но почему квартал в стихотворении у Блока одинокий и к тому же «вырос за городом»? Ведь поэты жили не за городом, а в городе.
К тому же из второй строчки становится ясно, о каком городе идет речь. Квартал вырос
На почве болотной и зыбкой.
Ясно, что речь идет о Петербурге. И здесь снова – тайная связь с Пушкиным, а конкретно – с его поэмой (или, как Пушкин сам ее называет, «петербургской повестью») «Медный всадник». И первая строчка этой повести звучит, как известно, так:
На берегу пустынных (!!!) волн… (и далее – мысль Петра о создании города).
А через несколько строк -
По мшистым, топким берегам
(то, что видел Петр на месте,
Темнели избы здесь и там…
где будет построен Петербург)
Дальше у Пушкина появляется и «болото»:
Прошло сто лет, и юный град, (Петербург построен)
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво…
Итак: у Блока – «почва, болотная и зыбкая»,
у Пушкина – «мшистые, топкие берега» и «топь блат».
У Пушкина – «пустынные волны»,
а у Блока – «пустынный квартал».
Но опять тот же вопрос: почему квартал вырос «за городом»? И здесь опять – метафора.
Ибо «за городом» – не географическое местоположение, где жили поэты, а духовное.
Поэты жили не там, где все, не в городе, а в своем мире, «за городом».
Далее:
Там жили поэты, – и каждый встречал
Другого надменной улыбкой.
Это уж совсем непонятно – почему поэты, собратья по духу, так странно относятся друг к другу?
В строчке о «надменной улыбке» Блок зашифровал одно из самых интересных явлений искусства: поэт, художник, композитор, писатель создает свой мир, настолько глубокий, что часто не способен воспринимать иные миры, другие возможные формы гениальности. Так, Чайковский не любил музыки Брамса, Мусоргский смеялся над Дебюсси, а музыку Чайковского называл «квашней», «сахарином», «патокой».
Лев Толстой считал, что Шекспир – ничтожество. В свою очередь, величайший профессор скрипки и один из крупнейших скрипачей мира Леопольд Ауэр не понял посвященного ему скрипичного концерта Чайковского и никогда не играл его. (В это трудно поверить, ибо уже через короткое время и поныне этот концерт – самый исполняемый из всех скрипичных концертов.)
Два крупнейших поэта России Блок и Белый, ненавидели друг друга, и дело чуть не дошло до дуэли.
Когда состоялась премьера оперы Жоржа Бизе «Кармен», которая оказалась страшнейшим в истории музыки провалом, сведшим в могилу ее создателя (Бизе умер через три месяца после фиаско), и газеты набросились на ее автора, то ни Камилл Сен-Санс, ни Шарль Гуно не вступились за своего коллегу, не написали ни одного слова в газеты, чтобы поддержать своего друга. Во всех этих (и многих других) случаях то, что Блок называет «надменной улыбкой», это поведение – не результат зависти или недоброжелательства одного творца к другому.
Здесь скорее элементарная невозможность одного выйти за пределы той невиданной глубины, которая создана им, и осознать столь же великую глубину другого.
Такое поведение я склонен называть ЗАЩИТНЫМ ПОЛЕМ ГЕНИЯ. Ведь важнейшее условие существования гения – это его глубокая вера в свою правоту.
А дальше в стихотворении – потрясающая провокация: описание жизни поэта с точки зрения обывателя – невероятный поэтический прием, цель которого – подать слухи как истину, шокировать мещанина, противопоставить ему творца.
Но есть здесь и еще одно измерение, которое можно сформулировать так:
ДОПУСТИМ, ЧТО ВСЕ ЭТО ПРАВДА – и пьянство, и бродяжничество, и нелепость быта поэтов. НО ДАЖЕ И В ЭТОМ СЛУЧАЕ ПОЭТ ПРАВ, ИБО ЕГО ЦЕЛЬ – СПАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ОТ КОНСТИТУЦИИ ЛЖИ, ФАЛЬШИ, ПРИТВОРСТВА, ОТ МЕЩАНСКОГО ДОВОЛЬСТВА, ОТ САМОДОВОЛЬСТВА.
Потому что взамен устроенности и бытовых удобств у поэта есть «и косы, и тучки, и век золотой», у поэта контакт со всемирностью («всемирный запой»), с Богом, с тучами, снегами, цветами.
Кстати, знаете, что такое ВСЕМИРНЫЙ ЗАПОЙ? Я думаю, что буду первым, кто откроет эту блоковскую тайну. Фраза «всемирный запой» имеет два смысла.
Первый – это то, что вычитывается на бытовом уровне мещанина: алкоголик всемирного масштаба.
А вот второй (а на самом деле главный) происходит от словосочетания «поэт-певец».
Поэт поет на весь мир. И в этом случае ЗАПОЙ – феноменальное по рождение блоковской поэзии. (Так же как гениальное блоковское «озеру – красавице», где озеро вдруг теряет свой средний род, которым это слово обозначено в русском языке, и становится женщиной.)
А если вернуться к первому смыслу стиха не с точки зрения обывателя, то в стихе очень четко можно проследить обращение к еще одному поэту. К великому персу Хафизу, в поэзии которого прославляются любовь и вино. Вот откуда в небольшом стихотворении дважды разговор идет о косе:
И золотом каждой прохожей косы
Пленялись со знанием дела;
или
По крайности есть у поэта
И косы, и тучки, и век золотой.
Но что это за тучки? Помните у Лермонтова?
Тучки небесные, вечные странники!..
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники…
или
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана.
Смотрите, что получается:
стихотворение Блока – не об абстрактных поэтах только, но о весьма конкретных, в числе которых Лермонтов, Хафиз, Пушкин.
Это Лермонтов, плачущий над тучкой, это Хафиз, воспевающий и распивающий вино. Это Пушкин, «пленяющийся со знанием дела» «золотом каждой прохожей косы». Ну и наконец, весь стих Блока – перифраз на первые восемь строк из пушкинского стихотворения.
Поэт отличается от всего остального мира «лишь» одним. У него – контакт с Богом.
Глава 5. Там, где кончаются слова
Когда я прихожу с первой беседой о музыке к малышам пяти-семи лет, то всегда начинаю с вопроса: «Как вы думаете, когда вы были совсем маленькими, вот такими (показываю величину пятимесячного ребенка), то что вы начали понимать раньше – музыку или слова?»
И здесь большинство детей абсолютно убеждены в том, что, конечно же, слова. А вот и нет!
Подходит мама к колыбельке вот такой (опять показываю) детоньки и говорит: «Ма-а-а-ленький, люби-и-имый, улыбни-и-и-сь!»
Что делает эта крохотная детонька? Улыбается! Но почему улыбается? Потому что мама просит?
А если мама попросит так? (Произношу резко и отрывисто те же слова.) Что сделает детонька? Правильно, заплачет! Но почему в первом случае – улыбнется, а во втором – заплачет? Ведь мама говорит те же слова.
Все дело в том, что маленькая детонька слов еще не понимает. Но уже чувствует музыку.
Первая мамина мелодия детоньке понравилась, а вторая – нет. То главное, что мы начинаем чувствовать, придя в этот мир, это – музы ка, интонация. Музыкальной интонацией мы пользуемся намного чаще, чем нам кажется. Вы хотите немедленно съесть мороженого, а вам его не покупают. Что делает пятилетний ребенок, когда ему просто очень хочется мороженого?
«Ха-а-ачу-у-у ма-а-а-аро-о-ожена-а-ава-а-а-а-а-а-а…» Мама говорит: «Ну, во-от, заны-ы-ыл». А вы вовсе не заныли, вы запе-е-ели.
Просто человек очень-очень давно понял, что если чего-то о-о-о-чень хо-о-очется, то говорить уже не подходит – нужно петь. Музыка всегда рождается, когда что-то о-о-очень.
(Теперь обращаюсь уже к читателям книги.)
Из всех видов искусства музыка обладает наибольшим количеством тайных знаков.
Этот вид искусства всегда был основным предметом зависти художников, писателей, архитекторов, скульпторов. Все виды искусства сравнивались с музыкой как с высшим способом мышления. Все виды искусства пытались достичь такого уровня, чтобы быть как музыка.
«Хорошая живопись – это музыка, это мелодия», – говорил великий Микеланджело.
«Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает, но и любовь – мелодия». Это уже – Пушкин.
«Архитектура – это застывшая музыка». Как вам нравится? То, чему прежде всего учат начинающих архитекторов. «Музыка – скрытое арифметическое упражнение души, которая вычисляет, сама того не зная». А это – Лейбниц, великий философ и математик, книга которого была найдена в личной библиотеке И.С. Баха. Я бы очень хотел привести бесчисленное множество подобных примеров высказываний о музыке, но тогда я заполнил бы ими все оставшиеся страницы этой книги.
Нам интересно знать, почему. Чем заслужила музыка такое отношение к себе творцов?
Для меня, у которого музыка началась с самого раннего детства, величие музыки как самого значительного вида искусства на Земле само собой разумеется.
Могу сказать, что мне очень повезло с родителями, которые водили меня на симфонические концерты в столь раннем возрасте, что, услыхав Пятую симфонию Бетховена, я очень разволновался.
Никогда не забуду, как во время кульминации первой части закричал на весь зал: «Фашисты идут!»
Помню, мама начала меня успокаивать; а в зале некоторые даже рассмеялись.
Но никто, к счастью, не рассердился, ибо все очень уважительно смотрели на моих родителей, поскольку считали, что это совершенно правильно – с самых ранних лет приучать ребенка к подлинной музыке.
Л. Бетховен. Симфония № 5 до минор
Но как быть с тем, к сожалению абсолютным, большинством родителей, которые не считают воспитание классической музыкой с самого раннего детства важным делом?