Получается так: приехал из туманной Германии семнадцатилетним, пообщался с Онегиным (причем, исходя из текста, они постоянно общались, благо только пять верст между имениями), встретил Ольгу, с которой обручен был в детстве, и… погиб. И похоронен в весьма (судя по описанию) странном месте. С пахарем и жницами с кувшинами… погружающими их в «волны» (волны??? «струек»? или адриатические волны?). Это что? Неаккуратность автора? Или сознательный ход? Ход писателя-абсурдиста. Меня не покидает ощущение, что Ленский – фантом (без родителей, без братьев и сестер, юный поклонник Канта, влюбленный в Ольгу). Только когда они встречались? Где он был «свидетель умиленный ее младенческих забав»? Ольге 15 лет, Ленский на три года старше. Значит, в семилетнем возрасте? Пушкин утверждает, что Ленский «отрок был тобой (Ольгой) плененный». Опять неувязка. Не уверен, что на земле есть хоть один человек, который, исходя из информации о Ленском, данной в романе, сможет составить вменяемую биографию героя. Подлинный театр абсурда!
Может быть, я прав, и Ленский – фантом, не живой человек, а образ, носитель «темной и вялой» поэзии с ее «поблекшим жизни цветом». Ведь все, что касается Ленского, у Пушкина (да и у Онегина) ирония. Все у Ленского не то и не так. И невеста не та! Помните? Онегин Ленскому:
«Я выбрал бы другую
Когда б я был, как ты, поэт…»
А впрочем, подробнее об этом самом странном диалоге.
Онегин и Ленский возвращаются после дня, проведенного у Лариных. И, исходя из вопроса Онегина, он так и не понял, КТО из двух дочерей Татьяна, а кто Ольга – невеста Ленского.
Пушкин не описывает эту встречу у Лариных.
И я хорошо понимаю почему. Она, встреча, должна была бы оказаться донельзя тоскливой. Мама, которая «любила Ричардсона // Не потому, чтобы прочла», глупая и пустая Ольга и… Татьяна, которая вряд ли может вести интересную беседу в связи со своей скромностью, склонностью к одиночеству:
…та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна.
Все, что осталось от дня, проведенного в имении Лариных, это опасения Онегина: напиток, которым их потчевали, может повлиять на желудок: «Боюсь, брусничная вода // Мне б не наделала вреда». (Как известно, неслабое слабительное.)
Да еще этот нелепый диалог:
Скажи: которая Татьяна?» —
Да та, которая, грустна
И молчалива, как Светлана,
(героиня баллады Жуковского)
Вошла и села у окна. —
«Неужто ты влюблен в меньшую?»
– А что? – «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь молчал.
Что же получается? Стихи не те, невеста не та! Все не так!!!
И даже когда Ленский вызвал Онегина на дуэль, а потом убедился, что не только Онегин не воспринимает ссору всерьез, но и Ольга, он не остановился и не задумался. Хотя именно из-за «совращения» Ольги Онегиным Ленский и вызвал на дуэль друга. Но… перечитайте!
За день до дуэли Ленский приезжает к Лариным, чтобы утешить «оскорбленную и развращенную» невесту:
«Зачем вечор так рано скрылись?»
Был первый Оленькин вопрос.
Все чувства в Ленском помутились,
И молча он повесил нос.
Исчезла ревность и досада
Пред этой ясностию взгляда,
Пред этой нежной простотой,
Пред этой резвою душой!..
Он смотрит в сладком умиленье;
Он видит: он еще любим;
Уж он, раскаяньем томим,
Готов просить у ней прощенье,
Трепещет, не находит слов,
Он счастлив, он почти здоров…
Но… вместо того, чтобы успокоиться, осознать невинность всей этой истории, Ленский (как сказали бы современные психологи) ведет себя неадекватно. «Поклоннику Канта» не знаком мир логики. Он взвинчивает себя, доводит ситуацию до предельного драматизма:
И вновь задумчивый, унылый
Пред милой Ольгою своей,
Владимир не имеет силы
Вчерашний день напомнить ей;
Он мыслит: «Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый».
Все это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.
Здесь Пушкин вновь высмеивает Ленского, поясняя его «темную и вялую» уже не поэзию, нет! Мышление!
После пассажа Ленского:
«Буду ей спаситель.
Не потерплю, чтоб развратитель
Огнем и вздохов и похвал
Младое сердце искушал;
Чтоб червь презренный, ядовитый
Точил лилеи стебелек;
Чтобы двухутренний цветок
Увял еще полураскрытый», —
идет остроумнейший комментарий автора:
Все это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я.
Заметьте! Второй фрагмент – живая мысль. Пушкинский текст.
Первый – прямая речь, закавыченный Ленский. И вновь ужасное мышление «поэта» Ленского.
Те мысли, подобные которым так раздражали Пушкина в себе 13–15-летнем и в большинстве поэтов, пушкинских современников.
Друг и собеседник Ленского Онегин мгновенно превратился в чудовище!!! В развратителя!!! В презренного ядовитого червя!!! Который точит «стебелек лилеи» – Ольгу!!! Вот что делает поэзия с человеком!
Второй фрагмент – пушкинская мысль и поэзия. Первый – поэзия и мышление Ленского.
Стреляя в Ленского, друг Пушкина Онегин убивает не человека, а «элегические КУКУ» поэзии. («Избавь нас, боже, // От элегических куку!»)
Пушкинская отрезвляющая (не Ленского, а читателя) фраза:
Все это значило, друзья:
С приятелем стреляюсь я, —
завершает эту печально-ироническую историю с несчастным (и смешным) Ленским.
Чайковский против Пушкина
Вот это да! Час от часу не легче! С трудом переварили невероятную информацию о том, что Онегин НЕ УБИВАЛ Ленского. И еще почище: в гоголевском Хлестакове есть черты Пушкина. Но Петр Ильич против Александра Сергеевича… Два гения русской культуры. Обоими гордится Россия перед всем миром!
Сразу! Без расшаркиваний! Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что великий русский композитор не написал НИ ОДНОГО романса на стихи великого русского поэта? «Соловей мой соловейка» и «Старый муж» лишь подчеркивают тот факт, что ни одно лирическое стихотворение Пушкина не стало основой для музыки Чайковского. А казалось бы, какой соблазн! «Я помню чудное мгновенье». Гениальный пушкинский текст для романса Чайковского. Может быть, потому, что Михаил Иванович Глинка уже сочинил музыку к этому великому стихотворению? Вряд ли это остановило бы Чайковского. Между нами говоря (пожалуйста, не сердитесь!), романс Глинки намного слабее гениального стихотворения Пушкина. Нет-нет, я тоже, как и вы, с детства знаю и люблю этот синтез замечательного композитора и великого поэта. Но если оставить память детства и юности, а подойти к романсу серьезно, то музыка и текст несоизмеримы. Текст о ЯВЛЕНИИ, а музыка о ПОЯВЛЕНИИ! («Я-ави-и-ла-ась ты-ы», – это я распеваю Глинку.) Стихи на уровне Рафаэля, а музыка – красивая и салонная. Время грандиозных романсов Чайковского и Рахманинова еще не пришло. А Глинка довел до совершенства русский городской романс.
Если бы Чайковский написал цикл романсов на стихи Пушкина, то в русской культуре была бы одна из богатейших страниц. Но… нет. Но почему? Не любил поэзию Пушкина? Очень любил. Вот что он писал: Пушкин «силою гениального таланта очень часто врывается из тесных сфер стихотворства в бесконечную область музыки».
Так почему же не писал?
И вновь, дорогие читатели, я взываю к вашей толерантности. С Чайковским произошло то же самое, что в свое время с Гоголем. Преклонялся, но… страдал от несоответствия творческого гения и морали. Во времена Чайковского о жизни Пушкина ходило множество историй, публиковались даже частные письма с интимными подробностями, которые поэт адресовал конкретным лицам и не рассчитывал на постороннее чтение. Так, фраза Пушкина из письма Вере Вяземской стала известна всей читающей России: «Моя женитьба на Натали (это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь) решена». С одной стороны, ужасно раскрывать всем мысли из частного послания. Но с другой – повышенный интерес читающей публики к «солнцу поэзии» вполне объясним. Людям хотелось знать детали жизни своего кумира, создавшего великую литературную вселенную и ушедшего так рано и столь нелепо.
В свое время Гоголь был больше всего потрясен картежной страстью своего бога. Теперь пришла пора Чайковского впасть в ужас от «ста тринадцати женщин». Вот и писал Чайковский романсы на стихи второсортных и даже третьесортных поэтов, но любовные переживания Пушкина в музыку не облек. Поскольку не верил, что можно, много раз влюбившись, каждый раз писать любовные признания. Любовное кредо Чайковского можно определить скорее строчками из стихотворения Алексея Константиновича Толстого «Средь шумного бала», на которое он написал чудесную, тонкую, туманно-вибрирующую и робкую музыку. Стих и романс заканчиваются так: «Люблю ли тебя – я не знаю, // Но кажется мне, что люблю».
А, скажем, стихотворение «Подъезжая под Ижоры», посвященное несгибаемой Катеньке Вельяшевой, которое заканчивается так: «Через год опять заеду // И влюблюсь до ноября», или: «Я вас любил так искренно, так нежно, // Как дай вам бог любимой быть другим» – вряд ли подходящие тексты для Чайковского. Вы можете представить себе подобные стихи с музыкой Петра Ильича? Не говоря уже о других, более фривольных.