Прим. авт.).
И, наконец: «Причина самоубийства Маяковского мне неизвестна, но, надо полагать, что главным образом послужил мой отказ во взаимности»[268].
Честно говоря, был в шоке, когда, читая материалы уголовного дела № 02–29, наткнулся на такие слова Вероники Витольдовны о поэте Маяковском, которого она, по воспоминаниям, якобы любила. Я был о ней лучшего мнения.
Зато сразу стало понятно и объяснимо решение этого замечательного человека, уже предельно измотанного обстоятельствами и драматическими ситуациями, покончить с жизнью немедленно после ухода Полонской — легкомысленной, бездушной и жестокой молодой особы.
Способна ли была Полонская в принципе на ложь, обман, недостойные поступки? Ее близкий знакомый, сатирик В. Ардов с пеной у рта защищал ее, утверждая, что она де и честная, и чуткая, и принципиальная, и вообще «прекрасный экземпляр человека».
Однако наш анализ документов показывает, что Полонская нередко лгала и обманывала, совершала необдуманные и легкомысленные поступки.
Например, есть свидетельство друга Маяковского Николая Асеева, утверждавшего, что когда Владимир Владимирович в последние дни жизни говорил, что не может без нее жить, Нора с удивительной легкостью отвечала ему: «Ну и не живите!»[269]. Она говорила Маяковскому, что занята в театре на репетиции, а сама в это время ходила в кино с Б. Ливановым или М. Яншиным. Она 13 апреля солгала Владимиру Владимировичу, что не пойдет в гости к В. П. Катаеву, и поэт поймал ее на лжи, зайдя к писателю.
Следователю И. Сырцову Вероника солгала, заявив, что не жила половой жизнью с Маяковским, но соседи поэта по коммунальной квартире выдали ее, показав обратное. В дальнейшем же было установлено, что она, изменяя мужу, не только имела регулярные (часто ежедневные) интимные отношения с Маяковским, но и была беременна от поэта и даже делала аборт!
По нашему мнению, несчастливая любовь Маяковского к Полонской, отказ ее выйти замуж за Владимира Владимировича, крах его надежд на создание семьи — главная, конкретная причина самоубийства великого российского поэта.
Однако наш 20-летний анализ показывает, что причин для ухода поэта из жизни было несколько, то есть самоубийство Маяковского имело полиэтиологический характер. Кроме главной причины, были причины предрасполагающие:
1. Суицидомания[270].
2. Расстройства нервно-психической сферы иного характера (врожденная психопатия, сложный невроз смешанного генеза осенью 1929 — весной 1930 года, именуемый маяковедами «неврастенией», явления простого — не патологического! — аффекта 13 и 14 апреля 1930 года).
3. Доведение до самоубийства или внушение его (Л. Ю. и О. М. Бриками, Бриковским окружением).
Это версия В. Дядичева, К. Кедрова и их многочисленных сторонников. Кстати, В. В. Полонскую в «подруги» к Маяковскому выбрала Лиля Брик, оценив ее качества во время съемок своего фильма «Стеклянный глаз», а познакомил Веронику с Маяковским на московском ипподроме 13 мая 1929 года Осип Максимович Брик! Супруги понимали легкомысленный характер Полонской, прочность ее брака с Яншиным и предвидели, что Маяковскому не удастся создать семью с Вероникой (и посему Брики материально не проиграют), а еще одна драматическая ситуация может привести к реализации суицидомании.
4. Неудачная любовь к Татьяне Яковлевой.
Прагматичная русская парижанка предпочла в декабре 1929 года другого, тем самым грубо унизив поэта, нанеся жестокий удар по его самолюбию. К 14 апреля 1930 года Яковлева в сознании Маяковского отодвинулась на второй план, но нанесенная ею тяжелая рана еще не затянулась.
5. Неблагоприятное состояние здоровья (затяжной ринофаринголаринготрахеобронхит[271], часто рецидивирующий грипп, ослабление иммунитета). Физическое нездоровье в 1929–1930 годах мешало поэту нормально жить и работать, вызывало психическую депрессию.
6. Неудачи в литературной и общественной деятельности.
Это разрыв с лефовцами и трудности вхождения в РАПП, относительная неудача пьесы «Баня» и выставки «XX лет работы», оголтелая травля в печати.
В годы перестройки и гласности, как грибы после дождя, стали появляться версии об убийстве В. В. Маяковского.
В основе многих из них лежали несовпадения данных о расположении тела поэта после выстрела и марке оружия, обнаруженного возле тела, а также странные изменения на лице погибшего.
Согласно воспоминаниям современников поэта, тело непонятным образом «перемещается» в «комнатенке-лодочке». Николай Денисовский, чьи воспоминания[272] мы приводили выше, утверждал, что Маяковский лежал головой к окну, ногами — к двери, а поэт Николай Асеев и соседка Маяковского по дому Регина Гуревич свидетельствовали о том, что тело лежало головой близко, почти вплотную, к двери. В материалах следствия, которые мы приводили[273], указано, что покойник лежал на спине, головой к двери.
Журналист В. Скорятин сделал предположение[274], что тело умышленно передвинули чекисты (Я. Агранов и другие), набежавшие в комнату Маяковского после его гибели и курировавшие следствие.
Представим ситуацию: после того, как Полонская вышла от Маяковского, в дверь постучал убийца. Маяковский открывает дверь, оказывается лицом к лицу с убийцей и возмущенно кричит. Последний стреляет в грудь поэта, выстрел опрокидывает Маяковского навзничь, и он падает на спину, ногами к двери. Валентин Скорятин считает: чтобы замести следы, чекисты, «виновные в убийстве поэта», изменили положение убитого, переложив его головой к двери.
Однако все это домыслы. При выстреле в грудь, произведенном как самим самоубийцей, так и посторонним человеком, пострадавший мог упасть как вперед, так и назад.
Как же тогда объяснить перемещение тела?
Возможна аберрация памяти, ибо Денисовский и другие авторы воспоминаний писали их не по горячим следам.
Находясь в мемориальной комнате В. В. Маяковского, я обратил внимание, какая теснота при входе в нее! Достаточно узкая дверь, слева к ней примыкает камин, справа — диван. Если мысленно представить рослого крупного человека, лежащего головой у самых дверей, то вход и выход из комнаты затруднен. Очевидно, тело могли переместить из этих соображений, чтобы оно не мешало в дверях. Это могли самовольно сделать соседи по коммунальной квартире, первыми прибежавшие в комнату. Такой факт вспоминает Н. И. Левина[275]: она, тогда маленькая девочка, видела перекладывание тела, сделанное по совету соседки из 11-й квартиры, опытной Райковской Лидии Дмитриевны.
Известно, что при осмотре места происшествия следственная бригада для фотографирования перекладывала тело на диван, возможно с целью улучшения условий освещения (не было вспышки?). В таком положении тела на диване (я убедился в этом, осматривая саму комнату), свет из единственного окна должен был хорошо осветить лицо и простреленную грудь поэта. После фотографирования тело с дивана могли переложить произвольно, не на прежнее место, и часть мемуаристов увидели его уже в другом, не первоначальном, положении. Кроме того, пострадавшего могла переложить бригада «Скорой медицинской помощи» для улучшения условий осмотра и предполагаемого оказания помощи в случае обнаружения каких-либо признаков жизни. Допрашивая Полонскую, следователи и гэпэушники могли вернуть переложенное медиками или соседями тело в первоначальное положение.
Как бы то ни было, перемещение тела в комнате ничего не дает в плане доказательства убийства Маяковского.
Есть еще один факт, свидетельствующий, вроде бы, о возможном насильственном устранении поэта. В уже приведенном отрывке воспоминаний Е. Лавинской сказано, что мертвый Маяковский лежал с «широко раскрытым в отчаянном крике ртом»[276]. Художница особенно подчеркивала то обстоятельство, что больше эту фотографию она нигде не видела. Она подозревала Я. С. Агранова и других сотрудников ОГПУ в убийстве поэта и сокрытии улик, в том числе, в уничтожении этой фотографии. Размышляя о воспоминании художницы Лавинской, В. И. Скорятин[277] удивлен («самоубийца кричит перед выстрелом?») и делает вывод: лицо Маяковского выражает возмущение непрошеным вторжением к нему в комнату постороннего человека — убийцы!
Однако фотография, которую видела Лавинская, никуда не исчезла! Я установил ее местонахождение. Она хранится в ГММ под инвентарным номером 8719, поступила в музей в 1956 году от П. А. Чумака (рис. 4; см. с. 211). К настоящему времени установлено, что это самая ранняя фотография скончавшегося Маяковского, выполненная во время осмотра места происшествия кадровым фотографом ОГПУ В. Поповым. Есть еще одна фотография мертвого Маяковского, сделанная в его комнате по Лубянскому проезду. Там рот у поэта закрыт. На обеих фотографиях тело Маяковского лежит на диване. Указание Е. Лавинской на то, что Маяковский сфотографирован на полу — огрехи памяти, ведь художница видела фотографию всего несколько секунд.
На оригинальной фотографии, которую показывали Е. Лавинской, Маяковский лежит на спине, рот его действительно открыт, голова запрокинута, рубашка расстегнута (вероятно, после попытки оказания медицинской помощи). Однако при взгляде на фотографию у меня совершенно нет того ощущения ужаса, которое испытала, как она пишет, Лавинская, не знакомая с медициной вообще и судебной медициной в частности.
Кстати, кричать перед смертью могут и самоубийцы. Из следственной практики известно много случаев, когда самоубийцы с криком выбрасываются из окон домов, прыгают с большой высоты; кричат после выстрела в голову и, обратите внимание, в сердце. Ни жильцы коммунальной квартиры № 12, ни соседи из других квартир дома не слышали крика Маяковского, а ведь у того был знаменитый бас-профундо, а мощность голоса позволяла выступать без микрофона в огромных аудиториях.