[283]. При исследовании гильзы, подобранной на полу комнаты Маяковского, установлено, что исследуемая гильза патрона браунинга также была стреляна в маузере модели 1914 года.
Результаты экспериментальной стрельбы окончательно подтвердили, что пуля патрона браунинга была выстрелена не из браунинга № 268979, а из маузера калибра 7,65.
Оказывается, гильза производства известной патронной фирмы «Густав Геншов и К°» одинаково подходила и к маузеру, и к браунингу. Маяковский зарядил маузер патроном от браунинга.
Таким образом, результаты проведенных исследований в Федеральном центре судебных экспертиз подтвердили, что Маяковский застрелился из маузера калибра 7,65, что полностью совпадает с записью в протоколе осмотра места происшествия.
Сбылись «пророческие» слова Маяковского: «Ваше слово, товарищ Маузер!»
Наиболее популярной и цитируемой версией убийства Маяковского является версия В. И. Скорятина: «Представим, Полонская, выйдя из комнаты Маяковского, быстро спускается по лестнице. Дверь в комнату поэта открывается. На пороге — некто. Увидев в его руках оружие, Маяковский возмущенно кричит. Выстрел. Поэт падает. Убийца подходит к столу. Оставляет на нем письмо. Кладет на пол оружие. И прячется затем в ванной или туалете. И после того, как на шум прибежали соседи, черным ходом попадает на лестницу. С Мясницкой, свернув за угол, выходит на Лубянский проезд. А из ЦК уже спешат Кольцов, Третьяков. И он случайно сталкивается с ними у подворотни. Втроем они пересекают двор, поднимаются в коммуналку, входят в комнату, где лежит Маяковский»[284]. Фамилия убийцы — Агранов, так как маяковедами давно установлено, что одними из первых после рокового выстрела в коммунальной квартире появились М. Кольцов, С. Третьяков и Я. Агранов, пришедшие все вместе.
Яков Саулович Агранов — начальник секретного отдела ОГПУ, один из лучших друзей Л. Ю. и О. М. Бриков, знакомый с Маяковским. На совести Агранова — сотни загубленных невиновных людей.
Важнейшее значение в версии Скорятина имеет наличие черного хода в коммунальной квартире. Обратимся к плану квартиры (рис. 7; см. с. 212). Как известно, в конце 1960-х годов жильцов дома № 3 по Лубянскому проезду переселили в отдельные квартиры, а здание затем перестроили, превратив в Государственный музей В. В. Маяковского. Сохранили в первозданном виде, как своеобразные достопримечательности музея, только лестницу, ведущую до 4-го этажа, лестничную клетку перед входом в квартиру № 12, переднюю и комнату Маяковского. Перегородки всех остальных комнат и кухни в квартире был снесены, произведена значительная перепланировка с созданием здесь зала музея.
Как мы выяснили, на плане строителей черного хода не было! Но мы поверили В. И. Скорятину, который всех убеждал, что при жизни Маяковского черный ход существовал. Это была дверь, через которую прямо из кухни можно было выйти на другую лестницу и затем — во двор с другой стороны здания (ныне это приблизительно то место, где расположен вход в ГММ). Скорятин уверяет, что о наличии здесь ранее черного хода ему подсказали бывшие жильцы дома Н. Левина и Л. Татарийская. Затем дверь черного хода заложили кирпичом.
Для того, чтобы разобраться с версией Скорятина, в ноябре 2007 года я специально выезжал в Москву и еще раз тщательно рассматривал в ГММ ту часть здания, которая сохранилась со времен Маяковского практически в неизмененном виде.
Первая нестыковка в версии Скорятина видна сразу. От парадного входа в ГММ я вышел на Мясницкую, повернул за угол, выйдя на Лубянский проезд, и дошел до длинной, узкой подворотни-арки, то есть до того места, где Агранов должен был столкнуться с Кольцовым и Третьяковым. Этот путь занял у меня всего 3 минуты. А сейчас мысленно представьте, сколько времени прошло от момента гибели Маяковского до появления в коммунальной квартире «троицы» (Кольцов — Третьяков — Агранов)? В 11-м часу П. Лавут — импресарио поэта — на Гендриковом переулке узнал о трагедии (его догнала на переулке домработница квартиры Маяковского-Бриков, которой горестную весть сообщили по телефону). Лавут проехал немалое расстояние от Таганки до Лубянки и, увидев Маяковского мертвым, позвонил в ЦК ВКП(б). Оттуда прибежали Кольцов и Третьяков. По крайней мере, все это заняло не меньше часа.
Действительно, убийца (Агранов или таинственный «некто») теоретически мог спрятаться в туалете или ванной, которые сейчас не сохранились, но видны на плане коммунальной квартиры.
В. В. Полонская свидетельствовала, что услышала выстрел у парадной двери. Предположим, Полонская в воспоминаниях имела ввиду не парадную дверь квартиры, а дверь подъезда на 1-м этаже. Если бы она спустилась с 4-го этажа, где жил поэт, до первого по парадной лестнице, то «некто» успел бы пробежать путь от ванной или туалета, где скрывался, открыть дверь комнаты Маяковского, выстрелить в него, положить на пол оружие, на стол — заготовленное предсмертное письмо и проделать обратный путь до своего убежища.
Однако могла ли женщина, спешившая на репетицию, от парадной двери 1-го этажа услышать слабый звук выстрела («хлопок» из маузера), прозвучавший на 4-м (!) этаже за двумя плотными дверьми (дверь в квартиру и дверь в «комнатенку-лодочку»)? Очень сомнительно, ведь даже находившиеся на кухне коммунальной квартиры (около четырех с половиной метров от комнаты поэта) соседи Скобина и Кривцов слышали негромкий звук («какой-то хлопок», «как из пугача»). Но даже если Полонская и услышала хлопок, похожий на выстрел, то почему она должна была думать, что этот звук донесся из комнаты Маяковского? Стоя на 1-м этаже у этой, специально сохраненной в ГММ, глухой, полутемной лестницы (рис. 8; см. с. 213), я размышлял над такими вопросами.
Далее. Полонская вспоминает, что когда она вбежала в комнату Маяковского, то в ней «еще стояло облачко дыма от выстрела»[285].
Могла ли женщина в повседневной, не спортивной, одежде (согласно показаниям Н. Скобиной — в модных туфлях, длинном пальто, шляпе), услышав хлопок, пробежать по полутемной, неудобной лестнице с 1-го до 4-го этажа, открыть своим ключом дверь коммунальной квартиры, затем распахнуть дверь незапертой на ключ комнаты Маяковского и успеть увидеть маленькое облачко от бездымного пороха? Теоретически это никак невозможно. А практически? Как быстро Полонская могла добежать до «комнатенки-лодочки»?
Подойдя у гардероба к студенческой группе, ждущей начала экскурсии, я рассказал о сути дела и попросил помочь мне в «следственном эксперименте». Это вызвало живой интерес у студентов. Мы выбрали 20-летнюю девушку на невысоких каблуках в длинном женском модном пальто и отправились к лестнице. Мнимая современная «Полонская» пробежала путь от первого этажа до двери «комнатенки-лодочки» Маяковского, с имитацией открывания ключом двери коммунальной квартиры, за 48 секунд. Это очень большой промежуток времени.
Теперь абсолютно ясно, какую дверь имела в виду Полонская, когда писала в показаниях и воспоминаниях, что «прошла несколько шагов до парадной двери». Это — дверь коммунальной квартиры № 12.
Но в таком случае разваливается вся версия Скорятина. С удивлением я осматриваю площадь маленькой передней, три стены которой сохранены до сих пор. Комната Маяковского — первая к парадной двери.
Беру рулетку и, с разрешения работников ГММ, измеряю расстояние от закрытой двери комнаты Маяковского до парадной двери коммунальной квартиры — всего лишь 3 м 12 см! От парадной двери — вся малюсенькая передняя буквально как на ладони. Держа в руках старый план дома 1920-1960-х годов, вместе со служащими ГММ мысленно прикидываем, где раньше были туалет, ванная и кухня. Убеждаюсь, что теснота ужасная, все расположено рядом, все обозревается!
По плану квартиры № 12, которая была здесь во времена Маяковского, расстояние от двери комнаты поэта составляет: до двери в туалет — 3,3 м; ванной — 5 м; начала кухни — 4,5 м. Причем из кухни, где находились в момент так называемого «убийства» Н. Скобина и девочка Левина, отлично видно часть общего коридора, куда открываются двери ванной и туалета; половина площади передней и даже край двери в комнату Маяковского.
И все построение версии Валентина Скорятина разом рушится, словно карточный домик!
Сопоставляю план квартиры № 12, увиденное в сохраненной части квартиры, воспоминания Полонской и показания Скобиной и Кривцова. Становится ясно, что Полонская прошла эти 3 м до парадной двери квартиры, услышала выстрел, в замешательстве заметалась перед дверью Маяковского, что длилось всего несколько секунд, приоткрыла дверь, а затем, стоя на пороге или у порога комнаты, крикнула: «Спасите, помогите, Владимир Владимирович застрелился!» и вместе с подбежавшими соседями Скобиной, Кривцовым и девочкой Левиной вбежала в комнату Маяковского. От момента выстрела все это длилось не более 5-10 секунд.
Мифический преступник (Агранов или «некто») никак не мог за это время выполнить свое «злодеяние» и, тем более, вернуться обратно в убежище. Это — если учитывать только временные характеристики. А если иметь в виду и пространственные условия — размеры и планировку квартиры — совершение убийства по версии Скорятина также абсолютно нереально. Преступник теоретически еще мог за спиной Полонской, направляющейся к парадной двери, заскочить в комнату и выстрелить в Маяковского. Но, выскочив из комнаты обратно в переднюю, он обязательно должен был наткнуться на Полонскую и бежавших к передней соседей. Проскочить в «убежище» мимо них было невозможно. Однако ни актриса, ни молодые соседи Маяковского никого не видели.
Кроме того, как мог преступник незамеченным попасть и свободно расхаживать по коммунальной квартире, прятаться в туалете? Стал ли бы преступник, тем более, такой опытный человек, как Агранов, в таких сложных условиях планировать и совершать убийство: тесная квартира с большим количеством жильцов, оба пути отхода после совершения преступления отрезаны (через парадную дверь должна уходить Полонская, а черный ход отрезан громко разговаривающими и балагурящими на кухне соседями)?