ругих случаях. Чаки это четыре старых человека, избираемые всегда заново, чтобы помогать жрецу хорошо и полностью проводить праздники. Наконы — два должностных лица. Один постоянный и мало уважаемый, ибо он был тот, кто рассекал грудь лицам, которых приносили в жертву. Другой был выборный капитан для войны и некоторых праздников, он избирался на три года и пользовался большим уважением.
В одних случаях они приносили в жертву собственную кровь, разрезывая уши кругом лоскутами и так их оставляли в знак жертвы. В других случаях они протыкали щеки или нижнюю губу, или надрезали части своего тела, или протыкали язык поперек с боков и продевали через отверстие соломинку с величайшей болью. Или же надрезывали себе крайнюю плоть, оставляя ее, как и уши.
В других случаях они делали бесчестное и печальное жертвоприношение. Те, кто его совершали, собирались в храме, где, став в ряд, делали себе несколько отверстий в мужских членах, поперек сбоку, сделав это, они продевали через них возможно большее количество шнурка, сколько могли, что делало их всех связанными и нанизанными; также они смазывали кровью всех этих членов статую демона. Тот, кто больше сделал, считался наиболее мужественным.
Кроме праздников, на которых, чтобы их отпраздновать, приносили в жертву животных, также из-за какого-либо несчастия или опасности жрец или чиланы приказывали им принести в жертву людей. В этом участвовали все, чтобы купить рабов; или же некоторые по набожности отдавали своих детей, которых очень услаждали до дня и праздника их (жертвоприношения) и очень оберегали, чтобы они не убежали или не осквернились каким-либо плотским грехом.
Когда наступал день, они собирались во дворе храма, и если его надлежало принести в жертву стрельбой из лука, его раздевали догола, мазали тело лазурью, и одевали ему убор на голову. Приблизившись к демону, народ исполнял торжественный танец с ним, все с луками и стрелами, вокруг столба, и, танцуя, поднимали его на нем и привязывали, все время танцуя, и все время смотря на него. Поднимался нечистый жрец, одетый и со стрелой; и независимо от того была ли это женщина или мужчина ранил его в срамную часть, извлекал кровь, спускался и смазывал ею лицо демона, сделав определенный сигнал танцующим. Они начинали пускать в него стрелы по очереди, когда танцуя проходили с быстротой; сердце же его было отмечено белым знаком, и таким образом они превращали всю его грудь в мишень, выглядевшую, как щетина из стрел.
Если должны были ему вырвать сердце, его приводили во двор с большой пышностью, в сопровождении народа, вымазанного лазурью и в его пышном головном уборе. Затем его приводили к круглому возвышению, которое было местом принесения жертв. Жрец и его служители мазали этот камень в голубой цвет и изгоняли демона, очищая храм. Чаки брали несчастного, которого приносили в жертву, с большой поспешностью клали его спиной на этот камень и хватали его за руки и за ноги все четыре, Так что его перегибали пополам. Тогда након-палач подходил с каменным ножом и наносил ему с большим искусством и жестокостью рану между ребрами левого бока, ниже соска, и тотчас помогал ножу рукой. Рука схватывала сердце, как яростный тигр, и вырывала его живым. Затем он на блюде подавал его жрецу, который очень быстро шел и мазал лица идолам этой свежей кровью.
В других случаях это жертвоприношение совершали на камне наверху лестниц храма и тогда сбрасывали тело уже мертвое, чтобы оно скатилось по ступенькам. Его брали внизу служители и сдирали всю кожу целиком, кроме рук и ног, и жрец, раздевшись догола, окутывался этой кожей. Остальные танцевали с ним, и было это для них делом очень торжественным.
Этих принесенных в жертву сообща они имели обычай погребать во дворе храма или иначе съедали, разделив среди тех, кто заслужил, и между сеньорами, а руки, ноги и голова принадлежали жрецу и служителям. Этих принесенных в жертву они считали святыми. Если они были рабами, взятыми в плен на войне, их сеньор брал кости, чтобы извлекать во время танцев как трофей в знак победы.
В других случаях они бросали живых людей в колодец Чичен-Ицы, полагая, что они выйдут на третий день, хотя они никогда более не появлялись.
Эти люди крайне боялись смерти, и это они обнаруживали во всех служениях, которые они совершали своим богам и которые были не для другой цели и не ради другого дела, а только чтобы они даровали им здоровье, жизнь и пищу. Но когда приходила смерть, нужно было видеть сожаление и плач их по своим покойникам и общую печаль, которую это им причиняло. Они оплакивали их днем, а ночью с громкими и очень горестными криками, и печально было слышать их. Они ходили удивительно грустными много дней; соблюдали воздержание и посты по покойному, особенно муж или жена, и говорили, что его унес дьявол, ибо они думали, что от него приходит к ним все дурное и особенно смерть.
Умерших они завертывали в саван, набивая им рот размолотой кукурузой, которая служит им пищей и питьем и которую они называют койем, и с ней несколько камешков, из тех, что они употребляют как монеты, чтобы в другой жизни у них не было недостатка в пище.
Они погребали умерших внутри своих домов или позади их, помещая им в могилу несколько своих идолов: если это был жрец, то несколько книг, если колдун, то его колдовские камни и снаряжение. Обычно они покидали дом и оставляли его необитаемым после погребения. Иначе было, когда в нем жило много людей, в чьем обществе они отчасти теряли страх, который вызывал в них мертвец.
Что до сеньоров и людей очень значительных, они сжигали их тела, клали пепел в большие сосуды и строили над ними храмы.
У сеньоров древнего рода Коком они отрубали головы, когда они умирали, и, сварив их, очищали от мяса; затем отпиливали заднюю половину темени, оставляя переднюю с челюстями и зубами. У этих половин черепов заменяли недостающее мясо особой смолой и делали их очень похожими на таких, какими они были при жизни. Они держали их вместе со статуями с пеплом и все это хоронили в молельнях своих домов, со сврими идолами, с очень большим почитанием и благоговением.
Этот народ всегда верил в бессмертие души больше, чем многие другие народы. Ибо они верили, что была после смерти другая жизнь, более хорошая, которой наслаждались души, отделившись от тела. Эта будущая жизнь, говорили они, разделяется на хорошую и плохую жизнь, тягостную и полную отдыха. Плохая и тягостная, говорили они, для людей порочных; хорошая и приятная для тех, кто хорошо жил по своему образу жизни.
Они верят, что эти жизни, хорошая и плохая, не имеют конца, ибо не имеет его душа».
Повествования испанца красочны и, вероятнее всего, правдивы. Но это взгляд со стороны, и наверняка, немного свысока. Обратимся ко взглядам и свидетельствам более объективным.
Государство майя (рис. 21) насчитывало свыше ста городов, украшенных великолепными храмами, дворцами, скульптурами. К сожалению, от майянских рукописей осталось всего три манускрипта, но до нас дошло немало надписей и рисунков, повествующих о жизни и истории загадочного народа и украшавших их храмы и дворцы.
Однако, наряду с культурными ценностями майя, режут глаз сцены их жертвоприношений. Зловещий колодец Чичен-Ица, куда веками сбрасывали человеческие жертвы и драгоценности, стал предметом наживы для авантюристов и кладоискателей. Но это уже другая история. Сегодня же мы можем только поражаться мужеству и вере самих жертв, торжественно и добровольно шедших на заклание. Что это? Низкая культура или высокая самоорганизация общества? Об этом мы еще напишем.
То, что мы нашли у де Ланда, скорее всего относится к потомкам более древних майя, завоеванных племенами ацтеков, пришедших в упадок к нашествию конкистадоров на Юкатане в первой четверти XVI века и окончательно уничтоживших культуру майя. Поэтому, чтобы получить представления о более древней и развитой цивилизации майя вновь откроем знакомую нам книгу Зенона Косидовского «Когда Солнце было Богом». Нет сомнения, что Косидовский, как и Керам, был мастером литературной обработки исторических фактов, часто излагаемых учеными точно, но сухо. Итак, начнем с того места, где де Ланда закончил описание жертвоприношений в Чичен-Ице, а затем еще дальше уйдем в глубь веков с помощью прекрасного интерпретатора исторических хроник 3. Косидовского.
«В 1855 году двадцатипятилетний американец Эдвард Герберт Томпсон прибыл в Чичен-Ицу, величайший и могущественнейший город-государство майя, о котором ходили по всему свету самые фантастические легенды.
Едва забрезжил рассвет, Томпсон вскочил с постели и, выпив несколько глотков кофе, немедленно помчался к пирамидам. Взобравшись на первую попавшуюся, он долго любовался панорамой руин. Вдруг, пристально всмотревшись вдаль, Томпсон радостно вскрикнул — среди деревьев, как серебряное зеркальце, блестел небольшой круглый пруд.
— Священное озеро — храм бога дождя, — шепнул он мексиканцу-проводнику.
Озеро имело очень мрачный вид, и нечего удивляться, что местные жители боялись к нему приближаться. Это была по существу зияющая бездна — яма, наполненная водой. Берегами его являлись отвесные каменные стены высотой до 20 метров. Поверхность черного омута покрывали водоросли, листья и плавающие стволы полуистлевших деревьев.
Томпсон опустил лот и убедился, что глубина пруда достигает приблизительно 25 метров.
Тщательно обследовав берега озера, Томпсон сел на камень и еще раз задумался над смыслом своей экспедиции. Он вынул из кармана книжку с сообщениями архиепископа Диего де Ланды и в который раз прочитал: «Если в этой стране было когда-нибудь золото, то большая часть его находится на дне озера в Чичен-Ице».
Майя в отличие от ацтеков своим многочисленным божкам приносили в жертву, как правило, лишь цветы и фрукты. Только когда наступала засуха и нужно было умилостивить разгневанного бога дождя Чак-Мооля, который, по преданиям, жил на дне озера, жрецы опускали ему невесту, самую красивую девушку. Люди давали ей очень богатое приданое: бросали в воду драгоценности и различную домашнюю утварь.