– В горах оно ничем не хуже твоих лаптей, – отрезал Дьявол. – И ногу не проколешь. А спустимся вниз, я сам наплету тебе лаптей, – пообещал он, протягивая Борзеевичу сношенные до дыр железные старые башмаки и новые портянки. Ступни у Борзеевича были чуть меньше Манькиного размера, портянки заполнили пространство у носка и смягчили трение железа о кожу. И сразу же стали в горошек, как и все, что у него было, кроме полушубка. Полушубок был то черный, то белый, то неопределенного среднего цвета, в зависимости от того, в каком настроении пребывал Борзеевич.
Старый посох оказался ему коротковат, он даже на трость уже не тянул, но дробить камень самое то.
К железу на ногах, привыкший к натуральной и легкой обуви, Борзеевич питал не самые лучшие чувства, а кроме того, как только он ощутил на себе влияние железа, на него обрушились глубокие мысли: как он докатился до такой жизни, как память потерял, как нашли на него вампир и оборотень, сколько голодных в мире, сколько убогих, сирот и вдов, как справиться со всеми болезнями и выжить в чудовищных условиях…
Борзеевич аж взмок, обнаружив у себя столько проблем, сколько их было в мире.
Зато Дьявол остался неумолим и доволен, потому что хватило полчаса, чтобы к Борзеевичу вернулась память о истинном положении дел в государстве в настоящее время.
На этот раз Манька тайно позлорадствовала, пожалев, что не додумалась раньше дать Борзеевичу примерить железо на себя, чтобы между ними наступило полное взаимопонимание. Она бы и открыто усмехнулась, если бы не знала, каково это быть обутым в железо. Она тоже переоделась в новое.
Ну как, новое…
Посох немного уже сношен, когда его использовали для санок и выбивания ступеней, каравай почат… Новыми оказались только башмаки. В котомке из железа теперь лежал только каравай, остальное: разобранные санки, котелки, топорик, ножи и прочее горное снаряжение поделили поровну. Рушник разрезали еще на две части. В ту, которая была поменьше, обернули каравай, чтобы оставался чуть мягче и не нарастал, как в избе, когда Манька оставила его на три недели, сначала путешествуя по Аду – причина уважительная, а потом наслаждаясь сытой жизнью, которой у нее быть не могло, пока железо не сношено. Из второй части рушника скроили штанины и пришили к старым поверх ее изношенных брючин, в которых уже не осталось живого места. Для утепления и реставрации Борзеевских штанов использовали полотенца, наружные карманы рюкзаков и ушили его собственные шаровары.
Гора была слишком высокой – спустились в лето лишь на пятый день. Каменистые склоны, повсюду – выступы и острые скалы, и чуть не разбились, когда Дьявольский плащ, который использовали, как парашют, занесло ветром. Чуть полегче стало на половине горы, когда покатились по снегу, используя по лыже, на ровных спусках. Впрочем, таких мест было немного, всю местность изрезали разломы и ущелья, по дну которых текли широкие огненные реки.
Стало понятно, почему Вершина Мира была усеяна костями и черепами. Причина оказалась до банального простой: спуститься оттуда без Дьявола никто не смог.
Похоже, дальше Вершины Мира никто не хаживал…
Спали на открытом воздухе, наконец-то наслаждаясь летним теплом и ночной прохладой, если ветер не приносил сернистые испарения и вулканический пепел, забивающий легкие. Они настолько привыкли обходиться без воздуха, что теперь, когда кислород появился в достатке, снова кружилась голова, а тридцатиградусная жара после семидесятиградусных морозов казалась невыносимой.
Все-таки умел Дьявол похвастать адом. Полгода в горах – и Борзеевич представлял Ад так ясно, как будто провел там полжизни.
Не без содрогания рассматривали огненную реку, которая окружала Вершину Мира полукольцом, отделив от десятого на их пути горного хребта, пики гор которого были в половину ниже Вершины Мира, но отсюда горы казались такими же непреступными, как прочие, которые они уже покорили. Огненная река заполнила собой долину в подножии гор. Из-под огня то и дело вырывались огненные столбы, достигающие высоты в сотни метров, разбрасывающие жидкую лаву, пар и камни на километры. Не иначе в этом месте был какой-то разлом, магма выходила на поверхность, утекая обратно под горы, не успевая застыть и образовать кору.
Борзеевич так и не смог поверить, что в Аду в огненную лаву можно было войти и не сгореть заживо, а Манька крошила в руке камень и показывала, как огонь выходит отовсюду, и как горы, еще круче и выше Вершины Мира, в одно мгновение проваливались под землю.
– Ничего удивительного, – подтверждал Дьявол ее рассказ, – и люди из Помпезного города не миновали Суда. Если я обрушил на людей огонь и серу, это же не значит, что они от меня сбежали!
Пытаясь найти узкое место или переправу, облазили подножие Вершины Мира вдоль и поперек. На третий день остановились, обнаружив широкую террасу, на которой решили задержаться, чтобы вырастить новые стрелы.
Все пять дней, пока стрелы размножались на небольшом клочке земли, Дьявол выжимал из обоих до двенадцати потов, исследуя их способность удерживать себя на самой тонкой веревке, которая могла получиться из веревки, сплетенной им самим. Это была уже не веревка, а нить. И каждый день не мог успокоиться, пока не заставит их скользить по этой нити.
Манька и Борзеевич уже давно перестали удивляться своим сверхспособностям. Ни одному человеку не выжить в горах с голым задом, да еще с железом, которое намертво к коже прилипает. Ни одному человеку не простится, если он в расщелину с тридцати или пятидесяти метров упадет. Ни одному человеку не пришло бы в голову рассуждать о мировых язвах на пустой желудок… Да в общем и железо мало кто согласился бы добровольно открыть, обычно, даже носом в него уперевшись, люди сначала бегут к святому Отцу, потом к экстрасенсам, а после к врачам, которые долгими задушевными беседами пытаются закрыть им глаза на духовную болезнь.
А они все еще живые…
Дьявол феномен объяснил так:
– Это не вы, это я вас удерживаю, но, если вы разуверитесь во мне хоть на миг, мне вас не удержать. Сорветесь лишь по той причине, что вам не хватит ума вытерпеть сверхспособность до конца.
Естественно, с Дьяволом согласились.
Хуже оказалось то, что терраса была сухая. Живую воду не тратили, собирая по утрам росу, а поскольку от огненной реки поднимался жар, то роса по утру высыхала мгновенно. Да и трава тут почти не росла. Пить хотелось больше, чем жить. Вода была – тонны кубометров в секунду – но немногим ближе, чем другой берег огненной реки в самом широком ее месте. Водопад с шумом прокатывался по склону с паром и шипением впадая в лаву, будто издеваясь над ними, и каждый день над водопадом сияла радуга.
Уже к вечеру первого дня, когда разбили лагерь, Манька и Борзеевич заподозрили, что оказались так далеко от водопада неспроста. И не ошиблись. На третий день, когда поняли, что уже не срываются с веревки через каждые пару метров, Дьявола решил опробовать их сверхспособности на менее опасном участке.
На всякий случай веревку сложили вдвое, привязали к стреле, выстрели и подождали, чтобы стрела не только укоренилась, но и пустила ветви. До воды добрались сравнительно легко, все-таки на отвесную стену пропасти, вдоль которой перемещались к водопаду, можно было опереться, и не столько висели, сколько переступали с одного выступа на другой. Главное, веревка выдержала обоих.
Добравшись до водопада, падающего в кипящее озеро с километровой высоты, напились и помылись, наполнив бутыли. Еще несколько дней шныряли туда обратно, отрабатывая приемы: скатываясь на посохе, перебирая веревку руками, вися вниз головой. Задача у обоих была одна удержаться на тоненькой веревке. На шестой день до водопада просто скатились – и на такой толщине, на какой веревку предполагали протянуть над огненной рекой.
А на седьмой решили рискнуть.
На всякий случай, использовали не простую стрелу, а Дьявольскую, последнюю, отправив ее далеко за пределы противоположного берега. Натягивал веревку сам Дьявол, закрепив на выступе высокого утеса с одинокой сосной, неведомо как выжившей в суровых условиях и на такой высоте – угол съезжания вниз на другой берег оказался приличным. На этот раз конец веревки отрезали и разделили надвое, соорудив две страховочные петли.
Могучие фонтаны вздымались ввысь, и брызги летели во все стороны…
Но они пропустили все самое интересное, поскольку скатывались вниз с закрытыми глазами, и открыли их только, когда Дьявол поймал сначала Борзеевича, а потом и Маньку. Естественно, никто о не увиденном не жалел, вряд ли там было что-то интересное. Веревку вытащили и скрутили. Сделанная из неугасимого дерева, она в огне не горела, в воде не тонула – и, вообще, цены ей не было.
А дальше началось покорение десятой вершины….
Сложность перехода была такова, что Манька начла подозревать, что Дьявол преднамеренно приготовлял к смерти покорившего Вершину Мира. Она осталась далеко позади, и так высоко, что ни Борзеевич, ни Манька не могли ее разглядеть. Пик ее исчезал в вышине, скрытый облаками и маревом испарений – и когда смотрели на нее, не верилось, что она осталось в прошлом.
Потом был снова снег и лед: на вершину десятой горы с их-то опытом подняться оказалось просто, а спустились кое-как. Если бы Дьявол не указывал на тайные тропы, пожалуй, спуск был бы не менее опасен, чем с Вершины Мира. На этот раз пользовались только веревкой и своими конечностями, о парашюте могли только мечтать. «Может, еще железо предложите сносить вместо вас?!» – оскорбился и изумился Дьявол, когда у него попросили плащ… Теперь и Борзеевич убедился, что на Дьявола рассчитывать не стоит.
Манька и Борзеевич удрученно взирали с вершины, пытаясь рассмотреть где-то там внизу дно пропасти и за что можно зацепиться на отвесной стене. С этой стороны гора еще больше напоминала формой вздыбившуюся волну, накренившуюся вперед. Выветрившись, порода стала непрочной, один неверный шаг – и вниз летели тонны камней, снег здесь не задерживался, обваливаясь вниз.