Видимо, на сей раз, клятвы были искренними. Буквально на третий день он вдруг понял, что не врал отец невесты, теперь уже жены. Бог действительно соединял людей в одну плоть. Словно родился заново. Ушли сомнения, ушла боль, ушли в прошлое многие обиды. Принял Спаситель или Отец Его клятвы и открыл его жене, а ее ему, кем они были на самом деле. Он знал о жене столько, сколько она о нем, читали друг друга на расстоянии. День ли, ночь ли, все мысли были о ней, и о том, как стать ей милым. Не было дня, что бы он забыл сделать ей подарок. Жена означала для него и свет, и жизнь, и все, чем он мог стать и стал. Он не верил, что мог жить иначе, прошлое стало чужим. И проклинал всякого, кто не имел представления, как соединялись души. Там, в его жене билось его сердце, его ум, его плоть. С ума сходил, когда думал о ней. Ее тело отныне было для него свято, и сама она была для него святой. Пришли такие чувства, о которых только в книжках читал и представлял иногда. Зажили душа в душу, никогда не вспоминая, что жена его вампир и сам он почти вампир. А кроме того, все произошло в точности, как рассказал ему ее отец – он стал избранным. Не успел подумать, как желания исполнялись, вернулось здоровье, люди стали относиться к нему по-другому.
Но пришлось принять и то, что любила жена кровь, которую он доставал ей правдами и неправдами, выманивая у человека и выменивая у разбойников на дороге.
Но чего не сделал бы ради души своей?
Жили богато. Да разве можно жить с душою по-другому? Все, чего бы не пожелала жена, давалось ему легко. От шахты отца поднимались на царство, перешагивая через две, а то и через три ступени. Родственники помогали всем, чем могли. Связей было немало, сказалась древность и его рода, и дядьки Упыря, который жену любил, пожалуй, больше, чем родной отец. Вампиры видели в нем своего вожака, а кто сомневался, исчезал быстро и незаметно. Так хотела его жена, так решили драконы, которым она стала кормилицей в ответ на какие-то заслуги ее матери. Вампиры от огня их горели не хуже простого человека, который не имел представлений о вампирах, и о том, что на самом деле творилось в государстве. Перед драконами даже самые ретивые становились покорными, склоняли головы. А когда на трон взошел, достался ему меч, старинный, переходивший от Царя к Царю как скипетр, и тут уж он сам выбирал, кого карать, а кого миловать, потому как меч этот рубил головы вампиров, будто остро отточенная коса мягкую траву.
Сомнения закралось, когда однажды застал жену с другим.
По секрету подсказали… И было бы с кем…
Свидетеля того он отучил свидетельствовать против жены, но жене даже сказать не посмел, что видел ее в объятиях друга. И ревновать стал, когда жена его, душа его, проводила время не с ним. Готов был у ног валяться, землю грызть, лишь бы остановилось время, и не ушла бы она к другому. И чем дальше, тем больше находил различия между собой и ею, не смея поверить в увиденное и услышанное. Попробовал изменять сам – но чувствовал вину, и любил так, что огнем пылало все его нутро. А она, если и любила, то совсем не так, как представлялось ему – холодно, сдержанно, капризно…
И понял, не так все просто, как вампиры малюют…
Начал искать ответы, и натолкнулся на сведения, что проклятые – самые настоящие проклятые, которых проклинают, чтобы избавиться от них…
Сначала испугался, потом вздохнул с облегчением. От той проклятой, которая унесла его клятву – избавится не грех. Расстраивать Ее Величество своими знаниями не стал, но теперь потерять ее боялся пуще прежнего. И сразу же встал вопрос: а как влюбился безоглядно, с первого взгляда? Если не душа, если не та самая половинка? Выходило, не он ее, а она его первой приметила и позвала. И правда, сбывалось то, что на ушко шептали. Потом он и сам много раз участвовал в ритуалах, сам шептал, когда приглашали посаженым на обряд посвящения…
А как она обратила внимание, если не кость от кости, не плоть от плоти?
Неужели Бог миловал, открыв ему душу, и отвел глаза проклятой от него, соединив с той, которая стала его жизнью и дыханием? Может, собиралась она от него избавиться, чтобы самого его сделать проклятым, да Бог выбрал достойного и положил ее перед ним, даровав ему свободу и помазав на царство? Кто еще такой высокой чести удостоился?
Сомневался он и не мог понять, откуда приходят к нему такие мысли, ибо сознание не сомневалось, что жена все так же чиста и невинна, как в первую их встречу. И глаза, которые искал бы по белу свету, если бы не встретил ее – красавицу, легонькую, как пушинка. И тот же голос, который снился по ночам. И нежные руки – стоит глаза закрыть, как чувствует, будто стоит рядом и обнимает его. И так же готов за ней в огонь и в воду. Но действительность порой была далека от желаемого, от чувств, от того, что он знал. Хорошо ему было рядом, но вдруг стал замечать, что душа огнем горит, а глаза зрят холод, как будто любовь осталась там, и он тоже там, а жена в будущем – и есть, и пьет, и думает о чем-то о своем, и не скажет, о чем думает, так и не догадаешься. А стоит подумать, что разлюбила, боль в сердце становилась такой сильной, что иногда казалось проще умереть. Разве не дорог ему каждый миг их встречи, которыми и поныне он не может насытиться, целиком отдавая себя? Пусть бы выпила без остатка, но не мучила. И прощал, старался лишний раз не мозолить глаза, чтобы окончательно не надоел, а в последнее время размазней стал: смотрел и умилялся до слез, а до как дела дошло, в душе муть какая-то, пустота, да так что страшно вспоминать.
Возможно, запутались в паутине доносов, государственных дел и заботах о благополучии, совершенно не думая о чувствах, давно не говорили по душам, накопили каждый свое и не разобрались… Но как исправить, если стоит начать разговор, как она тут же требует пройти обряд очищения, как будто нет места другим мыслям, если они не способствуют укреплению брака. И он понятия не имеет, что она творит, когда соглашается умереть в очередной раз. Страх появился, приходится скрывать сомнения и внезапную тоску. Ни один вампир не истязал себя так, один раз наложили заклятия – и забыли. Если она на себя насылала проклятие – где оно? А если на проклятую, где обещанный покой и уверенность?
Ясно же – магия не работала…
Может, поумнеет когда-нибудь?
И снова он чувствовал себя виноватым.
Но это было только началом. Внезапно стало нездоровиться, как-то вдруг пропали ощущения, которые испытывал при близости с нею. Проблема свалились, как снег на голову, будто платок из кармана выпал.
Не он первый, не он последний…
А она ждала, да и сам он тянулся к жене всем своим сердцем. Уж не одного целителя вызывал к себе тайно, и все как один вздыхали, проча отдохнуть где-нибудь от государственных дел с женою, в надежде, что чудо произойдет, и все станет как прежде. И вампиров пытал о всяких интимных подробностях, но они почему-то не радовались таким разговорам. Оказывается, и у них было не все было так гладко, как хотелось бы.
Неужели их брак обречен? Станет ли она терпеть его, не способного выполнить супружеский долг? Нет, он не мог этого допустить – и еще глубже зарывался в государственные дела…
Страшно жить…
Или все же та проклятая – его душа? Сдохла, поди, как собака под забором. Или не сдохла? При одной мысли о страшилище, он ненавидел ее еще больше. Училась бы, жила бы как-нибудь умнее. Стыдно! Стыдно быть Царем при такой голодранке, которая ни на что не способна. Ни одной приятной мысли о ней. И забыть бы, но Ее Величество постоянно напоминает. Не приведи Господи, если вдруг разоблачат его и выяснится, что нет у него никакого права быть подле жены!
Может, он это чувствует, подсознательно знает, и от этого так болит временами сердце?
Разобраться бы – да надо ли?
Ее Величество протянула мужу буклет с вложенными приглашениями. Приглашение подписал сам Управитель Три-десятого государства, с которым у обоих Величеств сложились теплые дружеские отношения.
– Визит вежливости! В половину нам будет это стоить! Ты только посмотри, какой отель предложили! Весь двор поместится… А бассейны, а побережье… И семь чудес света – семь! Не то, что у нас – ни одного! У нас не государство, а головная боль.
Его Величеству ехать не хотелось. Особенно со всей челядью. Но он знал, если жене приспичило, придется. Тем более, звала она его не столько из-за него, сколько положение обязывало. Да стоило ли мучиться в лесу, когда к услугам все условия: бары, рестораны, игровые залы, магазины со всем заграничным.
Его Величество представил Ее Величество в лесу и усмехнулся снисходительно. Когда-то они умели отдыхать по-другому, и Матушку она часто навещала, но не задерживалась. Мученье ее было на лице написано, когда возвращалась, а после курорта ахи, вздохи, впечатлений на год, новые знакомства, идеи.
Но как же душа просится на волю!
– Было бы и у нас чудо, если бы уговорила избы жить рядом со дворцом. Тоже раздавали бы свои фотографии, как мумии их. В такую даль, конечно, никто не попрется, чтобы поглазеть на две избы. А так… Они должны были на твое «ципа-ципа» прибежать? Не ручные, дикие! Поймать надо, усыпить, а когда поймут, как хорошо с нами, привыкнут и ни в какой лес уже калачом не заманишь…
– Избы – рядом со дворцом? – ужаснулась Ее Величество вне себя от возмущения. – Соображаешь, какой бред несешь? Не чудо, а вечное унижение. Это чудо света нам все виды испортит! Вот если бы мавзолей построил и уговорил древнего вампира в нем полежать, или Спасителя изваял, чтобы видели его в соседних государствах, или дом Божий, какого ни у кого бы не было, чтобы сам Спаситель приехал полюбоваться… – Ее Величество недовольно и сумрачно глянула в окно. – Не государство, а серость и убожество! В люди с таким царством стыдно выйти!
– Серость и убожество, а от ложек отбою нет! Ведь полмира на хребте газицирует! – заметил Его Величество ядовито. Ему государство нравилось – не нравилось, что басурмане и всякая иноземная шваль носы воротила.