Через двадцать пять дней уже поднимались на четвертую вершину, оставив уютную пещеру, в которой останавливались в прошлый раз, отращивая стрелы для подъема. Там, где росли стрелы, поднялись во множестве маленькие неприметные неугасимые деревца, разрастаясь в сторону озера и в сторону разрезающих долину сопок. С высоты казалось, что внизу расстелили желто-бардовый ковер. Место было красивое, особенно водопад, который с шумом падал по крутому склону в обрамлении зеленых мхов и папоротников. Крупных животных в низине почти не было, видимо стада паслись за сопками или за озером, зато зайцы и белки сновали между ног. Несколько раз заметили северных гостей: белых сов, белых песцов, белых горностаев, белых северных оленей… Не иначе низина между двумя горными хребтами тянулась до Северного Ледовитого Океана.
Наверное, это было последнее летне-осеннее видение – дальше таких низин-заповедников на пути не было. После четвертой горы западные склоны опускался вниз ненамного, но шириной были на полусотню километров, пересекаемые ущельями, каньонами, нагромождениями острых, как пики, скал, напоминавших застывших монахов в балахонах. Там уже нет-нет, да и поднималась из земли лава, выплескиваясь из недр через вершины гор, как реки стекая вниз по черным от пепла и копоти склонам.
Низину с дикой и суровой красотой в подножии четвертой горы покидали неохотно. Маньке нравилось слушать молчание гор, впитывать краски – и справедливо, если бы задержались ненадолго.
Она недовольно поморщилась, услышав, как Дьявол, сидя на оттаявшей ступеньке, выговаривает обоим за допущенную при подъеме ошибку. На этот раз она лишь улыбнулась ему. Все же не зря он тратил стрелы, втыкая их в камень: голая от снега неказистая лестница просматривалась почти до самой вершины. В прошлый раз здесь было все под снегом, а сейчас снег начинался чуть выше середины горы. Без снега по ступеням поднимались быстрее. И там, где Дьявол оставлял колышки, ступени не покрывались ледяной коркой, по ним не скользила нога и не срывались ладони в теплых рукавичках.
«Если так дело пойдет, через два – три месяца будем дома!» – подумала Манька гордая сама за себя. Еще бы – альпинист из нее вышел, что надо. Она с удивлением смотрела на лестницу: странно, в прошлый раз вроде бы лестница не была такой частой и глубокой, часть ее была под снегом, и до земли было просто не добраться, а теперь она вилась, как лента, приятно радуя глаз.
Наверно, Дьявол знал, что им придется вернуться, но молчал, потому что выбор был за нею.
Неужели он мог в ней усомниться?!
Борзеевич меньше всего думал о гордости: отрабатывали очередной прием – подъем в гору самоподтягиванием, используя четыре колюще-режущих предмета – две стрелы, дьявольский нож, меч, и веревку. Борзеевич шел первым и должен был закрепиться выше, и приготовить место, где остановится идущая следом Манька. Она поднимала конец веревки, закрепляла на стреле и отправляла ее вверх, чтобы уже Борзеевич мог подняться дальше, отыскивая место для следующего рывка. И тогда она подбирала за ним стрелу, которая держала начало веревки и колышки, на которых он стоял… Ступени были рядом, но Дьявол как всегда выбирал трудновыполнимые подъемы.
«Перебирает!» – подумала Манька, но без раздражения. Лишь бы котелок не оказался пустым, как в прошлый раз, когда Борзеевич вместе с живой водой выплеснул из котелка семена. На всякий случай, в долине впрок запаслись орехами, и на каждой остановке падали и молчали, хрумкая мучнистую сладковатую мякоть, поджаривая орехи над огнем посоха…