Дом Фирковича и его хозяин
За воротами Средней стены начинается Главная улица, в каменную поверхность которой глубоко врезались колеи; для пешеходов служили узкие тротуары из каменных плит, неплохо сохранившиеся. Справа, за невысокой стеной — два жилых дома XVIII в. В одном из них до конца своих дней жил известный караимский ученый Авраам Самуилович Фиркович (1786–1874). Дом поставлен на самом краю обрыва и виден издалека. Он просторен, крыт черепицей, в одном из его помещений сохранился камин, а в другом — заново воссозданный реставраторами в 60-е годы нашего века деревянный наборный потолок. Его рисунок напоминает позолоченный узор потолка одной из комнат ханского дворца в Бахчисарае. Во дворе — хозяйственные пристойки, у южного обрыва — колодец, закрытый железной решеткой. Он вырублен в скале в виде круглой шахты глубиной 10 м и диаметром 1,4 м. Он выходит в открытую пещеру: видимо, ранее она была закрытой и на дне из карстовой трещины собиралась вода. Воду доставали ведром, отсюда его татарское название «Копка-кую», т. е. «ведро-колодец». Таким образом, на случай осады город был обеспечен водой. Однако Челеби отмечал, что соду обычно доставляли на вьючных животных снизу из источника Газы-Мансур. Кроме того, дождевую воду собирали в вырубленные в скале бассейны и цистерны.
Город замыкает Восточная оборонительная стена, построенная караимами в XIV–XV вв. Длина ее 128 метров, у южного и северного обрывов она имеет угловые башни, а в середине — надвратную башню. С внешней стороны над воротами вделана мраморная плита с изображениями рогатины и щита. Это тамги, родовые знаки, высеченные как своеобразное напоминание жителям крепости об их подчинении определенным татарским родам. Снаружи перед крепостной стеной высечен большой бассейн для сбора талой и дождевой воды. На площади перед воротами располагался рынок.
Иосафатова долина
Из Восточных ворот можно спуститься в Иосафатову долину — так назвали ее караимы в честь долины погребений близ Иерусалима, где, согласно пророчеству, состоится Страшный суд. В густых зарослях видна арка ворот кладбища, развалины сторожки. За аркой — настоящий город мертвых: разбросанное среди зарослей, кажущееся необозримым море надгробий, покрытых надписями, иногда в сочетании с орнаментом. БОльшую часть составляют старинные «однорогие» и «двурогие» надгробия из известняковых плит. К более позднему времени относятся мраморные надгробия, украшенные богатым орнаментом в восточном вкусе, с повторением основных символов смерти — стилизованный кипарис, и воскресения — розетка, роза. Иосафатова долина была для караимов самым древним и почитаемым местом погребений, куда, случалось, привозили покойников и из других городов. Среди могил росли священные дубы, рубить которые запрещалось: недаром татары называли кладбище «Балта-тиймез», то есть "топор не касается". Сегодня в конце кладбища еще можно видеть пять-шесть древних дубов, почти вытесненных густой порослью молодого леса. Значительная часть надгробных надписей собрана и издана Фирковичем. Правда, последовавшая за этими публикациями полемика вызвала немало разногласий относительно датировки захоронений. Ряд ученых считает, что самое древнее погребение на караимском кладбище относится к 1249 — 1250 гг. В целом караимские надгробия, пока еще ждущие более детальных исследований, образуют своего рода летопись караимских обитателей города. Эпитафии выполнены на древнееврейском языке; крайне редко — не караимском, но древнееврейскими буквами. Надгробия конца прошлого — начала нынешнего века обычно имеют двуязычные надписи — на русском и иврите. Среди них в самом начале кладбища — надгробие А. С. Фирковича.
В тенистом уединении Иосафатовой долины, когда солнечные лучи, проникая сквозь листву, ложатся ажурным узором на бесчисленные резные камни надгробий, оставленных самой немногочисленной и малоизученной из крымских народностей, невольно приходишь к мысли о том, что жившие здесь бок о бок народы и общины — греческие и армянские христиане, мусульмане-татары, библеисты-караимы — черпали из одного и того же художественного наследия. Ранневизантийские, а по существу малоазийские формы орнамента и символики, уже распространенные в Крыму, получили своеобразное продолжение в сельджукском искусстве, во многом переработавшем те же мотивы. Вероятно именно поэтому резные "плетеные орнаменты", ранневизантийские и армянские "процветшие кресты" (или просто с расширенными концами), розетки, «сельджукские» звезды, варьирующие число лучей от 5 до 15 (берущие начало в пифагорейской, а затем в арабской цифровой символике), встречаются на сооружениях народов самых разных вер и происхождении. Здесь, в суровом царстве каменных стен и высеченных пещер, этих деталей немного, но именно они придают тот неуловимый аромат смешения восточных и западных культурных элементов, который составлял особенность византийского искусства. И каждый внимательный исследователь Крыма рано или поздно обнаружит, как когда-то поэт М. А. Волошин:
…в кладке стен кордонного поста
Среди булыжников оцепенели
Узорная турецкая плита
И угол византийской капители.
IV. "ПЕЩЕРНЫЕ ГОРОДА" И ИХ ИССЛЕДОВАТЕЛИ
Безвестных стран разбитые заставы,
Могильники забытых городов,
Размывы, осыпи, развалины и травы
Обглоданных волною берегов… М. А. Волошин
Знакомство с Чуфут-кале и Успенским монастырем, которых не минует ни один посетитель Бахчисарая, дает первое представление о "пещерном городе", служит как бы введением к этому сложному и самобытному явлению крымского средневековья. Мы полагаем, что оно достаточно заинтересовало читателя, и он готов к более основательному и серьезному знакомству с "пещерными городами". До каждого из них можно добраться из Бахчисарая. Возникли они в V–VI вв., однако, в отличие от Чуфут-кале, окончательно покинутого жителями в XIX в., жизнь, кипевшая в них, угасла много раньше — в XIII, XV, XVIII, а то и в Х веке. Забылись их первоначальные имена, заплыли землей и поросли лесом развалины, и только вырубленные в известняке пещеры, храмы, лестницы, колодцы, тарапаны стойко сопротивляются действию всеразрушающего времени.
Край "пещерных городов"
Пещерные селения — одно из самых впечатляющих сооружений древних обитателей горной Таврики — поражали воображение путешественников и исследователей прошлого века тем сильнее, что сочетались они с таинственной, дикой, местами жуткой красотой пустынной горной местности. Узкие и глубокие долины отделяют друг от друга горы-останцы с плоскими вершинами, которые мощно возносятся над лесистыми склонами. В их известковой толще и высекались сотни пещер, издавна служивших местным обитателям Таврики.
Путешествие в страну "пещерных городов", расположенных вдоль южных обрывов Внутренней гряды, вознаградит и тех, кто не склонен чрезмерно увлекаться загадками истории. Памятникам прошлого здесь в известной мере «повезло», ибо разбросаны они среди удивительной природы, которая на небольшом пространстве сосредоточила все то, что поражает воображение — горы, леса, ущелья и головокружительные отвесные обрывы. Мы не будем спорить с поклонниками Восточного и Южного Крыма и отметим лишь, что горный пейзаж Внутренней гряды совершенно на них непохож. Здесь нет островерхих вершин, зубчатых горных цепей — вместо них над ровной линией горных плато, оглаженных действием моря и ветра, кое-где высятся фигуры выветривания — причудливые сфинксы; узкие и глубокие долины разделяют плосковершинные плато и горы-останцы, отделившиеся от основной гряды. Пусть горы эти и не высоки, но чувство головокружения охватит каждого, кто взглянет на эти долины-каньоны, темнеющие лесными зарослями, с высоты отвесно уходящих вниз обрывов. Нечто подобное испытал побывавший в этих краях К. Паустовский: "Мы видели бездонные пропасти. Каждый раз они вызывали у нас сердцебиение. Из страшной их глубины карабкались ввысь буковые и сосновые леса, и если вековые деревья не срывались поминутно с отвесных круч, то, должно быть, потому, что густой и мудрый плющ, вцепившись одной рукой в скалы, другой держал их за ветки и стволы".[99] Плющ обвивает здесь и обломки скал, и камни, скатившиеся с гор, придавая лесу «парковый» вид. Множество цветущих по весне диких плодовых деревьев и кустарников смешиваются с остатками одичавших фруктовых садов близ давно заброшенных поселений. На обнажениях известняков и мергелей под южными обрывами сформировалась своеобразная "меловая флора", богатая редкими, только в Крыму встречающимися видами трав и кустарников. Здешние природные комплексы требуют не меньшего изучения и охраны, чем историко-археологические. Весь этот, пока, к счастью, довольно пустынный горный край — естественный заповедник сменявших друг друга с древнейших времен культур коренного населения Юго-Западной части полуострова. Здесь сохранились памятники времен палеолита и неолита, эпохи бронзы, каменные ящики и кромлехи тавров и, наконец, городища средневековья. Иногда на одном и том же месте находят следы культур, разделенных столетиями, иногда они сменяют друг друга непосредственно или же просто сосуществуют бок о бок. Люди селились на этих склонах и плато задолго до возникновения известных сегодня средневековых укреплений.
Мысль об этом обретает особую наглядность при посещении пещерных городов — наиболее самобытного, оригинального и малоизученного феномена крымской истории. Сама слабая осведомленность о них раннесредневековых авторов косвенно свидетельствует о том, что это в значительной степени дело рук аборигенного, местного населения, результат местных условий развития. Стереотип, связывающий все крупные сооружения с греками, заставил некоторых современных исследователей подогнать возникшие как бы «вдруг» в VI в. города и укрепления Юго-западного Крыма под упомянутые Прокопием Кесарийским крепости и "длинные стены", воздвигнутые (или обновленные) Юстинианом I.