Долбин рассудил иначе. Сообщая в Центр о встрече со Стеннесом, он предложил воспользоваться предстоящим проездом через Москву в Китай Хильды Стеннес. В советской столице она могла бы задержаться из-за «болезни» (Хильда и впрямь нередко жаловалась на здоровье, что уже не было семейной тайной), а Стеннес бы ее навестил.
Берия совещался по этому вопросу с заместителем начальника разведки Павлом Судоплатовым. Тот счел целесообразным проведение этой операции — она могла способствовать переходу сотрудничества в новое качество. Берия дал добро.
Реализация плана была поручена Василию Михайловичу Зарубину, разведчику с пятнадцатилетним стажем нелегальной работы в Европе, Азии и США. Вскоре после Нового года Друг принял представителя Центра Зарубина на вилле во французском квартале Шанхая, где обосновался еще весной 1940 года.
Договориться о создании условий, при которых поездка Вальтера в Москву не вызывала бы особых подозрений в его окружении, было нетрудно. Стеннес написал для жены записку, в которой просил задержаться в Москве. Он рекомендовал Зарубина как хорошего знакомого по Китаю, который на словах передаст все остальное.
Зарубин предложил Стеннесу деньги на покрытие расходов, связанных с выполнением поручений советской разведки. Этим Василий Михайлович едва не оскорбил Друга:
— Я согласен сотрудничать с вами в соответствии с моими убеждениями, а не ради получения денег, — несколько изменившимся тоном ответил Стеннес. — Я не коммунист и едва ли когда-нибудь им стану. Но кем бы я ни был, я всегда и всеми средствами буду бороться против Гитлера, и именно поэтому я с вами.
(Стеннес не бедствовал. Но даже тогда, когда его материальное положение не просто ухудшилось, а стало катастрофическим, думаю, и тогда он, человек с чувством собственного достоинства, вряд ли бы стал обращаться за финансовой помощью на Лубянку. Немецкие чиновники в Шанхае решили поприжать Стеннеса в финансовом плане. Сначала предложили ему взять на себя пропагандистскую работу с выплатой тысячи долларов ежемесячно. Услышав отказ, приняли издевательское решение: «Тогда ваши доходы упадут до уровня ночного сторожа в консульстве». С тех пор Стеннесу было позволено снимать и переводить в Китай с частного счета в Берлине не более трехсот марок. И это в то время, когда только за год обучения дочери Ингрид в немецкой школе в Шанхае он должен был платить, помимо «обычных» 560 долларов, еще и 1100 долларов надбавки, поскольку не являлся членом «Имперского немецкого сообщества». По тем временам это были не просто большие, а бешеные деньги.)
Общение с Зарубиным было не просто возможностью излить душу. Стеннес не знал, что такое «задушевный» антифашизм.
— Сейчас, когда Гитлер одерживает одну победу за другой, невозможно начать что-либо серьезное в самой Германии. Но после тяжелых поражений настроения немцев могут измениться не в пользу Гитлера.
— Когда это может произойти? — спросил Зарубил.
— Каким бы ни был исход теперешних сражений в Европе, Гитлер не остановится и обязательно выступит против СССР. В настоящее время в интересах СССР помогать Китаю, который парализует сухопутные силы Японии. Тогда последняя не сможет помочь Гитлеру в решении европейских дел, как того добивается рейхсканцлер.
—Германия и Япония — союзники по «Антикоминтерновскому пакту», — заметил Зарубин.
— Поверьте, Василий, мне-то известно, что в германо-японских отношениях не все благополучно.
От Стеннеса Зарубин получил ответ на главный вопрос, который тогда волновал советскую разведку: возможно ли нападение Гитлера на СССР, и если да, то как скоро? Стеннес сообщил, что, по сведениям крупного чиновника, прибывшего из Германии, выступление против СССР в военном и экономическом отношении практически подготовлено. Друг назвал и конкретные, известные на тот момент сроки: май 1941 года (начало агрессии Гитлер впоследствии передвинет на июнь). Все высшие военные и гражданские круги Германии полагают, что война против СССР продлится не более трех месяцев.
Зарубин мог не знать, что подобную информацию наши разведчики направляли в Центр и из других стран. Но ведь от этого каждое отдельно взятое сообщение не становилось менее ценным. Советская разведка получила возможность убедиться, что Друг — это не просто псевдоним.
Каналы разведки все-таки неисповедимы. Откуда там, на Дальнем Востоке, взяться «телепатам», которые могли бы читать мысли Гитлера? Но ведь и Зорге свои сообщения не из Берлина слал. В дневнике Георгия Димитрова, к примеру, зафиксировано, что Чжоу Эньлай, соратник Мао, представитель ЦК КПК при гоминьдановском правительстве, передав в Москву по каналам Коминтерна сообщение о точной дате нападения Гитлера на СССР, «ошибся» всего лишь на один день — он назвал 21 июня. И эта информация, разумеется, тоже была почерпнута из окружения Чан Кайши. Так что не все Штирлицы сидели «под колпаком» у Мюллера.
Кстати, о Зорге. Друг встречался с Рамзаем, когда тот, корреспондент газеты «Франкфуртер цайтунг», приезжал в Шанхай. Они обменивались информацией, из которой вырисовывалась неизбежность войны в ближайшие недели. Стеннес не знал, что Зорге направляет свои сообщения непосредственно в Москву. Но Друг имел возможность продублировать их через Зарубина.
Поездка в Москву откладывалась. В конце концов Стеннес посчитал ее нецелесообразной на данный момент и попросил ускорить приезд жены в Китай. Настало время прощаться с Зарубиным. Друг сказал, что из идейных побуждений согласен информировать СССР по важнейшим политическим вопросам, и попросил дать ему для этой дели связника. Сотрудничество с советской разведкой тем самым выходило за рамки прежних, «джентльменских» отношений.
Война, которую Стеннес считал неизбежностью, стала свершившимся фактом. Новая ситуация — новые ориентировки.
Друг информировал советскую разведку о германо-японских отношениях, о политике Германии и Японии в отношении Китая. Важнее всего были прогнозы Стеннеса относительно того, выступит ли Япония против СССР. Информация Друга высоко оценивалась в Москве. Свои сообщения Стеннес передавал через оперативного работника легальной резидентуры в Шанхае Рогова, работавшего «под крышей» ТАСС.
На одну из встреч в конце января 1942 года Стеннес принес Рогову печальную весть, сообщив об аресте в Японии группы Рихарда Зорге.
— Не обвиняют ли арестованных в связях с СССР? — поинтересовался «журналист».
— Вам это известно? — слегка удивившись, спросил Стеннес.
— Нет, я пока не могу утверждать на этот счет ничего определенного. Но антисоветизм японцев заставляет предположить, что все постараются списать на «русский шпионаж».
Стеннес, прервав затянувшееся молчание, спокойно сказал:
— Японцы могут и меня арестовать.
22 января 1942 года Рогов отправил в Москву подробную шифротелеграмму, сообщив о разговоре с Другом и об аресте Зорге. Начальник внешнй разведки Фитин, получив ее, посчитал необходимым переправить Друга в СССР. Но в более высоких сферах это предложение не нашло поддержки. Посчитали, что наш источник никак не «засвечен» в глазах японцев.
Как посмотреть. Если в качестве источника—согласен. Но в качестве личного врага Гитлера... Фюрер Стеннеса не забыл и жаждал его крови. Риббентроп собственноручно начертал текст телеграммы в немецкое посольство в Китае: «Стеннес должен быть ликвидирован». Это как же должны были витать в облаках наши «сферы», чтобы с их высоты нельзя было узреть смертельную опасность, которая ходила за Стеннесом по пятам. С одной стороны, щупальца гестаповцев дотянулись уже до Китая. С другой стороны, к Вальтеру подбирались и их коллеги из японской тайной полиции «кэм-пентай».
Стеннеса в очередной раз спасли находчивость и кураж. Не дожидаясь ареста, он сам отправился к японцам. Официально заявил, что состоял на службе у Чан Кайши. Представители военной полиции оказались в замешательстве. Ход мысли у них был примерно такой. Япония — союзник Германии, а у Вальтера немало друзей в вермахте, к которому они, японцы, относятся с глубоким уважением. При этом большинство высокопоставленных японских чиновников и офицеров испытывали глубокое, почти инстинктивное недоверие к Гитлеру. «Ваше счастье, что вы сами явились к нам, — сказали ему позже. — Папка с вашим делом десятисантиметровой толщины. И мы уже приняли решение вас ликвидировать. Но ваше мужество и прямота нам понравились. Когда же вы упомянули, что и по сей день остаетесь монархистом и храните верность Дому Гогенцоллернов, то задели нас за живое. В этом есть что-то от самурайской преданности».
Гитлер, узнав, что Стеннес еще жив, вновь потребовал обезвредить его, устранить. Японцы выжидали. Они сообщали, что Вальтер находится под наблюдением, что он-де арестован, что за совершенный проступок он предстанет перед судом, что он содержится под стражей, и в конце концов, он «не приносит больше вреда». Но формулировалось это так, что при переводе с японского на немецкий возникало впечатление, будто Стеннес действительно обезврежен, т.е. уничтожен. Гитлер был доволен.
«Сегодня я думаю, — вспоминал позже Стеннес, — что как раз эти приказного характера требования моей смерти со стороны Гитлера разозлили японцев и побудили их оставить мне жизнь».
После этого смешно читать о размашистой резолюции одного из представителей нашего высшего руководства, не поставившего даже подписи на поступившей из Китая шифротелеграмме, касавшейся Стеннеса. Сообщение поступило в Москву еще до капитуляции Японии, и в нем высказывались соображения о полезности включения Друга в Национальный комитет «Свободная Германия». Резолюция одним махом перечеркнула судьбу Друга и личного врага Гитлера: «Источник переоценивает личность Стеннеса».
Не чувствуя поддержки, Стеннес поделился с Роговым сомнениями в целесообразности своего возвращения в Германию. Позже, в начале 47-го, встретившись с Роговым, Друг рассказал, что на него буквально наседали американцы с предложением работать на них во вновь создаваемой немецкой разведке (будущей «организации Гелена»). Американцев Стеннес невзлюбил, когда еще только приехал в Китай, — по разным причинам. И сейчас отказался сотрудничать с ними наотрез. А вот люди из советской разведки ему приглянулись. Через жену Стеннес передал Рогову записку с берлинским адресом на случай возобновления контакта. А сам с войсками Чан Кайши отбыл в 1948 году на Тайвань.