Вот такой портрет Изабеллы оставил нам Пульгар; учитывая, что эти слова он писал о королеве, будет разумным предположить, что он ей польстил и проявил то странное и неразборчивое воодушевление, которое всегда делает из историка панегириста, когда речь идет об изображении государя, сколь угодно некомпетентного, для его современников. Но если Пульгар и заблуждался, изображая эту одаренную и отважную женщину, то лишь в том, что нарисовал ее портрет весьма сдержанно.
Поступки Изабеллы говорят о ее характере более красноречиво, чем перо любого хрониста; нам следует искать истинную натуру государей именно в их поступках, а не в том, как отзывались о них современники. Деяния Изабеллы (за одним мрачным исключением, ставшим темой этой книги) вполне подтверждают все, что написали Пульгар и прочие ради ее восхваления.
Нанеся поражение тем иноземцам, кто явился оспаривать ее право на корону, она обратила свое внимание на подчинение тех, кто оспаривал ее власть дома. В этом геркулесовом труде ей помогали Алонсо де Кинтанилья, ее канцлер, и Хуан Ортега, ризничий короля. Эти два человека на свой страх и риск предложили организовать одно из тех братств, которые упоминает Пульгар и в которых страна так остро нуждалась для защиты от желавших ее завоевать и ограбить. Это hermandad[174] должно было действовать с разрешения и под руководством монархов, с целью обеспечить мир и защиту собственности в королевстве. Изабелла с готовностью одобрила это предложение, и братство было немедленно создано, а налогом на его содержание обложили тех, в чьих интересах оно было учреждено, и они весьма охотно его платили.
Это великолепно организованное, наполовину военное, наполовину гражданское сообщество настолько эффективно исполняло функции, ради которых было создано, что 20 лет спустя, в 1498 году, стало возможным его упразднение и замена на гораздо более простую и менее дорогостоящую систему охраны, которой оказалось достаточно для сохранения восстановленного порядка.
Чтобы еще больше подчинить буйную и непокорную знать, Изабелла применяла методы, подобные тем, что использовал в похожем случае ее сосед, король Франции Людовик XI. Она назначала на государственные посты достойных людей независимо от их происхождения, которое прежде считалось единственно важным качеством. Для городского класса открылся доступ к юридической карьере, а те, у кого было юридическое образование, могли претендовать на любой пост при верховной власти – они превратились в верных друзей монарха. Аристократия хоть и не осмелилась взбунтоваться, однако в самых сильных выражениях протестовала против этих двух нововведений, столь сильно влиявших на ее престиж и ослаблявших его. В частности, говорили, что учреждение hermandad стало проявлением недостаточной уверенности в «верной аристократии», и просили, чтобы католические монархи назначили четырех человек из знати в совет для управления государственными делами, как то было при Энрике IV.
На это католические монархи ответили, что hermandad – охранное учреждение, в котором очень нуждается страна, и они желают его сохранить. Что касается государственных должностей, то монархи назначают на них тех людей, которых считают самыми пригодными. Аристократы, прибавили они, вольны оставаться при дворе либо удалиться в свои владения, если сочтут нужным; что же касается самих монархов, то до тех пор, пока Господу будет угодно, чтобы они занимали трон, на который он соблаговолил их возвести, они постараются не подражать королю, которого им привели в пример, и не становиться марионетками в руках их «верных аристократов».
Этот ответ заставил аристократов задуматься. Он дал понять, что произошла перемена, беззаконные времена Энрике IV закончились. Заставить их это осознать само по себе было достижением, однако еще многое предстояло сделать, прежде чем знать поймет, что должна подчиниться изменившимся условиям, и в этом Изабелла соблюдала политику непоколебимой прямоты, как свидетельствует приведенная ниже история из «Хроники» Пульгара.
Во дворце королевы в Вальядолиде произошла ссора между доном Фадрике Энрикесом (сыном адмирала Кастилии) и доном Рамиро де Гусманом. Известие об этом дошло до королевы, и она приказала обоим участникам ссоры находиться под арестом в своих домах, пока она не распорядится рассмотреть их дело в суде. Фадрике выразил свое презрение к королевскому приказу, не подчинился ему и продолжил свободно передвигаться по городу. Узнав об этом, Изабелла освободила более послушного Гусмана, дав ему свое королевское слово, что ему не причинят вреда. Несколько дней спустя он мирно ехал верхом по улице, уверенный в полученной от королевы гарантии безопасности, когда на него напали три всадника в масках из дома Фадрике и жестоко его избили. Услышав о втором посягательстве на свой авторитет, королева села на лошадь и под проливным дождем поехала из Вальядолида во дворец адмирала в Симанкасе. Она так спешила, что поехала одна, не дожидаясь сопровождения. Ее охрана вскоре последовала за ней, но догнала ее лишь у самых стен адмиральской крепости.
Королева призвала адмирала и приказала ему доставить сына на королевский суд, а когда дон Алонсо Энрикес возразил, что сына его нет во дворце, Изабелла велела своим спутникам обыскать замок сверху донизу. Обыск не дал результатов, и негодующая Изабелла с пустыми руками вернулась в Вальядолид. По прибытии она слегла, а тем, кто приходил справиться о ее здоровье, отвечала: «Мое тело болит от ударов, нанесенных вчера доном Фадрике моей охранной грамоте».
Адмирал, испугавшись королевского гнева, решил выдать сына на милость королевы. Комендант Кастилии (дядя Фадрике) взял на себя роль посредника. Он отправился с доном Фадрике в Вальядолид и умолял Изабеллу принять во внимание, что молодому человеку еще не исполнилось 20 лет и что он согрешил из-за юношеской безрассудности; он просил ее покарать его, если она того пожелает, или проявить надлежащее милосердие. Однако королева не была расположена проявлять милосердие, когда правонарушение оскорбляло ее королевскую власть. Она была неумолима; отказавшись встретиться с преступником, она подвергла его унижению: судья отвел его в тюрьму, проведя по городским улицам, а после отбытия тюремного заключения она изгнала Фадрике на Сицилию, запретив ему возвращаться в Испанию под страхом самого сурового наказания.
Однако оказалось, что дон Рамиро де Гусман счел, что его честь недостаточно отмщена ссылкой его врага. Как-то ночью, когда королевский двор находился в Медина-дель-Кампо, он, в свою очередь, устроил засаду со своими сторонниками и напал на адмирала, чтобы отомстить ему за удары, нанесенные его сыном. От этого унижения адмирала спасла его свита, но когда Изабелла услышала об этом деле, она обошлась с Гусманом как с бунтовщиком и конфисковала его замки в Леоне и Кастилии; она схватила бы и его самого, если бы он не бежал от ее гнева в Португалию[175].
Не менее решительно Изабелла повела себя и в деле Великого магистра ордена Сантьяго.
В Испании существовало три религиозно-военных ордена: орден Алькантара, дававшие обет безбрачия рыцари Калатравы (ставшие преемниками тамплиеров) и орден Сантьяго. Последний был основан для помощи паломникам, приезжавшим в Испанию, чтобы посетить в Компостеле гробницу апостола Иакова, который, как считают, первым принес ценности христианства на Иберийский полуостров[176]. Эти паломники, прибывавшие главным образом из Франции, приносили стране значительный доход, поэтому было важно обеспечить им безопасность от нападений разбойников, которыми кишели главные дороги. Затем рыцари ордена Сантьяго нашли применение своему оружию в крестовом походе, организованном на землях Испании против мавров, и в знак того носили на своих белых плащах красный крест. Они приобрели огромную власть и богатство, владели замками и монастырями во всех уголках Испании, так что Великий магистр ордена обладал большим весом и важностью – слишком большими, по мнению Изабеллы, чтобы оставить их в руках подданных.
Это мнение она бесстрашно выразила в 1476 году, когда со смертью дона Родриго Манрике пост Великого магистра освободился. Она по своему обыкновению села на коня, поехала в Уэте, где коллегия ордена собралась, чтобы провести необходимые выборы, и откровенно заявила, что на столь высокую должность не следует избирать никого, кроме короля. Это предложение было встречено без удовольствия. Фердинанд являлся арагонцем, и, несмотря на объединение двух королевств, которое должно было завершиться, как только он унаследует арагонский трон, кастильцы по-прежнему считали его чужаком. Однако по настоянию Изабеллы был достигнут компромисс: коллегия согласилась избрать Фердинанда на пост Великого магистра при условии, что он назначит кого-то из кастильской знати в качестве своего представителя для исполнения обязанностей на этом посту. Так и поступили, и Алонсо де Карденас, верный слуга монархов, был избран королевским представителем. Таким образом, Изабелла сделала так, что назначение Великого магистра стало прерогативой короля.
Решительный и энергичный характер королевы проявился еще более ярко, чем в упомянутых двух случаях, когда ей пришлось иметь дело с восстанием в Сеговии в самом начале правления.
Во время войны с Португалией католические монархи доверили свою старшую дочь, принцессу Изабеллу, заботам Андреса де Кабреры, сенешаля замка Сеговии, и его жены Беатрис Бобадильи. Кабрере, человеку твердому, суровому и справедливому, как-то раз пришлось снять с должности своего помощника, Алонсо Мальдонадо, и назначить вместо него шурина, Педро Бобадилью. Мадональдо устроил заговор, чтобы отомстить. Он попросил у Бобадильи разрешения вывезти из замка камни под предлогом, что они нужны ему для собственного дома, и отправил за ними своих людей. Эти люди, тайно вооруженные, получив пропуск в замок, убили часовых и захватили в плен Бобадилью, в то время как Мальдонадо с другими своими людьми завладел замком. Обитатели Алькасара, услыхав шум, бежали в башню Оменахе, взяв с собой инфанту, которой в то время было пять лет. Забаррикадировавшись там, они не подчинились Мальдонадо, когда тот атаковал башню. Обнаружив, что башня неприступна, мятежник приказал привести Бобадилью и пригрозил осажденным убить его, если они не откроют ворота. На эту угрозу Кабрера с достоинством ответил, что Мальдонадо может поступать как хочет, но ворота останутся для него закрытыми.