С рассказом об этой «отвратительной порочности» Охеда немедленно отправился в Кордову, куда перед тем удалились Фердинанд и Изабелла. В пересказе благочестивого и праведного человека история не утратила никаких подробностей, и он мог себе позволить прибавить к ней то, что добрые люди Севильи находятся почти на грани восстания от негодования по поводу происходящего среди них. Показав таким образом, насколько срочно требуется учреждение инквизиции, он вновь обратился к монархам с просьбой пойти на этот шаг. Нет никаких сомнений, что его просьбу поддержал и находившийся при дворе легат Франко.
И все же Изабелла по-прежнему не была к этому расположена и не спешила давать согласие на предлагавшиеся чрезвычайные меры. Но в этот момент, если верить Льоренте[216], на сцене появился еще один сторонник инквизиции и защитник веры – фигура в белом одеянии и черном плаще доминиканского ордена, человек 57 лет, высокий, сухопарый, слегка сутулый, с добрым взглядом и мягким, благородным и кротким обликом. Это Томас де Торквемада, приор доминиканского монастыря Святого Креста в Сеговии, племянник прославленного и уже покойного Хуана де Торквемады, кардинала Сан-Систо. Его влияние на королеву огромно; его красноречие пламенно; его духовная сила неотразима. Охеда наблюдает за ним, и его надежды наконец превращаются в уверенность.
7Приор Святого Креста
Если имя когда-либо служило в жизни человека предзнаменованием, то это имя – Торквемада. Оно до такой степени преисполнено намеком на машину огня и пыток, которой ему было суждено управлять, что выглядит почти как придуманное имя, псевдоним, мрачная выдумка, составленная из латинского torque[217] и испанского quemada[218], чтобы соответствовать человеку, которому было суждено занять пост великого инквизитора.
Фамилия происходит из северного города Торкемада (римляне называли его Туррис Кремата[219]), откуда родом это знаменитое семейство. Впервые семья обрела историческую известность, когда Альфонсо XI сделал рыцарем Лопе Алонсо де Торквемаду (Hijodalgo a los Fueros de Castilla)[220], после чего славу рода поддерживали несколько его представителей, занимавших более или менее значимые посты. Однако самым известным носителем фамилии был образованный доминиканский монах Хуан де Торквемада (правнук Лопе Алонсо), который дослужился до сана епископа, став кардиналом Сан-Систо. Он был одним из самых эрудированных, выдающихся и уважаемых богословов своего времени, сторонником догмы о непорочном зачатии и самым пылким со времен Фомы Аквинского поклонником учения о папской непогрешимости. Он обогатил богословскую литературу несколькими трудами, наиболее известным из которых являются его «Размышления».
Томас де Торквемада был сыном единственного брата кардинала, Перо Фернандеса де Торквемады. Он родился в Вальядолиде в 1420 году и после довольно заметной ученой карьеры (если верить в этом отношении Гарсиа Родриго)[221] пошел по стопам своего дяди и попросил принять его в доминиканский орден; монашеское облачение он надел в монастыре Святого Павла в Вальядолиде после того, как завершил изучение философии и богословия и получил докторскую степень.
Он достойно занимал должность заведующего кафедрой канонического права и богословия и в конце концов был избран приором монастыря Санта-Крус в Сеговии. Исполняя свои обязанности на этом посту, он отличался таким благочестием, образованностью и усердием, что его несколько раз переизбирали, поскольку в то время это не запрещалось уставом ордена. Характер его был настолько аскетичен, что он никогда не ел мяса и не использовал льняную ткань ни в одежде, ни в постельном белье[222]. Налагаемый орденом обет бедности он соблюдал столь тщательно, что не сумел обеспечить своей единственной сестре приданое, соответствующее ее положению, и мог выделять ей деньги, которых хватало лишь на жизнь в качестве монашки третьего ордена братства святого Доминика.
Сейчас невозможно сказать точно, в какое именно время приор Святого сделался духовником инфанты Изабеллы. Хайме Бледа говорит, что, находясь в этой должности в период, когда юная Изабелла находилась при дворе своего брата короля Энрике IV, Торквемада заставил ее пообещать, что если она сядет на трон, то посвятит жизнь искоренению ереси в королевстве[223]. Эту историю можно не принимать в расчет, как и многие другие, касающиеся личной жизни государей, поскольку нельзя сказать, что она подкреплена данными. Нежелание Изабеллы принимать крайние или даже энергичные меры против тех ее подданных, которых обвиняли в возвращении к иудаизму, признают все серьезные специалисты по эпохе ее правления, как бы ни разнились их мнения относительно мотивов, подтолкнувших ее к этому. Однако из рассказа Бледа у нас остается тот факт, что Торквемада был духовником Изабеллы в юности, и это само по себе подтверждает, что доминиканец добился исключительного положения. Отсюда мы можем сделать вывод, что он, должно быть, приобрел значительное влияние на ум столь набожной женщины в вопросах, касавшихся веры. И теперь явился, чтобы использовать это влияние.
Помимо влияния, Торквемада обладал бесспорной искренностью и непредвзятостью, имел ореол святости, который оправдывал строгой чистотой жизни и суровым аскетизмом – такая репутация не могла не поразить воображение женщины столь религиозной, как Изабелла; и, наконец, он обладал властной и неумолимой натурой и пылким красноречием.
Принимая все это во внимание, не стоит удивляться, что сопротивление королевы, уже слабеющее под натиском Охеды и его сторонников, короля и папского легата, в конце концов было сломлено и что после убедительных доводов приора Святого Креста она, пусть и неохотно, согласилась на учреждение святой палаты в своих владениях.
Вот так и случилось, что по приказу католических королей их представитель при папском дворе, Франсиско де Сантильяна, обратился к папе Сиксту IV с просьбой издать буллу, наделяющую Фердинанда и Изабеллу властью учредить в Кастилии суд инквизиции, чтобы они могли, как выражается Бернальдес, продолжить искоренение ереси «при помощи огня» – por via del fuego.
Эта булла была должным образом дарована 7 ноября 1478 года. Она давала монархам право избрать трех епископов или архиепископов, или же других богобоязненных и честных священников, мирских или принадлежащих к монашескому ордену, старше 40 лет, которые должны быть магистрами или бакалаврами богословия и докторами или лиценциатами церковного права, чтобы расследовать в королевстве дела против еретиков, отступников и их пособников.
Его святейшество предоставлял избранным таким образом людям необходимые полномочия действовать согласно законам и обычаям и вручал монархам власть аннулировать назначения и заменять назначенных людей другими, если те сочтут нужным[224].
В декабре буллу привезли монархам, которые на тот момент находились в Кордове; однако они не сразу перешли к действиям. Вначале Изабелла предприняла последнюю попытку подавить движение отступничества и возвращения к иудаизму мягкими мерами, задуманными кардиналом Испании в 1477 году. Задачу по еще более энергичному распространению составленных Мендосой учений в виде «катехизиса» теперь возложили на епископа Кадиса Диего Алонсо де Солиса, коадъютора Севильи Диего де Мерло и Алонсо де Охеду, для которого королевский приказ, должно быть, стал новым источником разочарования и недовольства. Торквемада, надо полагать, вновь удалился в свой монастырь в Сеговии, и, возможно, избавление от его сурового влияния помогло королеве сделать последнюю попытку избежать того пути, к которому он ее почти принудил.
Завершив все приготовления, король и королева удалились в Толедо. Там весной 1480 года собрались кортесы, чтобы присягнуть на верность принцу Астурии, которого Изабелла родила в июне 1478 года. Присяга была главным поводом для этого собрания, однако не единственным вопросом, которым пришлось заниматься. Внимания требовали многие другие дела, и среди них всерьез рассматривалась необходимость искоренить те беды, возникающие из-за торговли между христианами и евреями. Было решено, что старые законы касательно евреев, в последнее время частично вышедшие из употребления, должны быть ужесточены, особенно те, в которых всем евреям предписывалось носить отличительный знак в виде кружка из красной ткани на плече верхней одежды, оставаться в пределах еврейского квартала и всегда удаляться туда с наступлением ночи; вокруг гетто следовало возвести стены в тех местах, где они еще отсутствовали; евреи не должны были заниматься профессиями врача, хирурга, аптекаря или держать гостиницы и постоялые дворы. Однако дальше этого кортесы не пошли, а учреждение инквизиции для борьбы с отступниками было лишь упомянуто – это обстоятельство Льоренте рассматривает как еще одно доказательство неприязни королевы к святой палате.
Можно не сомневаться в том, что меры, принятые в тот момент, когда евреи вновь почувствовали сладкий вкус свободы, и опять навязывавшие им подневольное и позорное положение, вызвали у них досаду и гнев. Возможно, предписания, направленные против представителей его народа, подтолкнули некоего нового христианина к поспешному шагу – публикации памфлета, в котором он критиковал и порицал действия монархов по этому вопросу. Охваченный сильными чувствами автор – намеренно или случайно – в процессе работы над произведением впал в ересь, на которую опубликовал ответ мо