Поскольку считается, что оглашение имен свидетелей, которые донесли о грехе ереси, может причинить большой вред и поставить под угрозу личность и собственность указанных свидетелей (известно, что многие были ранены и убиты еретиками), разрешено не предоставлять обвиняемому копию показаний против него, а лишь объявлять ему о том, что в них заявляется, и умалчивать о тех обстоятельствах, которые могут привести к опознанию свидетелей. Однако если доказательства получены при допросе свидетелей, инквизиторы должны предать огласке эти показания, всегда скрывая имена и обстоятельства, которые могут помочь обвиняемому опознать свидетеля; инквизиторы могут предоставить обвиняемому копию опубликованных показаний в такой форме [то есть урезанной], если он этого потребует.
Если обвиняемый потребует услуг адвоката, они должны быть ему предоставлены. Адвокат должен принести официальную клятву в том, что будет честно помогать обвиняемому, но если на какой-либо стадии разбирательств он поймет, что правосудие не на стороне обвиняемого, он должен немедленно прекратить помогать преступнику и сообщить инквизиторам об этом обстоятельстве. Услуги адвоката обвиняемый должен оплачивать из собственных средств, если они у него имеются; если же нет, то адвокату платят из конфискованного имущества других обвиненных – такова воля их величеств.
Вряд ли возможно более вопиющее отступление от всех законов правосудия, чем то, что содержится в указаниях Торквемады касательно свидетелей. Тот факт, что обвиняемый ничего не знал о свидетельствах против себя и даже не был в полной мере информирован о них и не встречался лицом к лицу со своими обвинителями, несомненно, является одной из самых чудовищно несправедливых черт инквизиции. В полной мере воспользовавшись этой статьей и приведя судебное разбирательство к секретности, неслыханной для любого суда, инквизиторы сумели внушить людям страх, превосходивший даже тот ужас, что вызывали костры из живых людей на часто проводившихся аутодафе.
Торквемада опирался на предостережение, высказанное Эймериком по поводу оглашения имен свидетелей. Но Эймерик всего лишь говорил, что имена следует скрывать, если при этом существует опасность для доносчиков; однако обвиняемому могли зачитывать полную запись разбирательств, и он мог предположить, кто стал его обвинителем. У Эймерика не обсуждаются никакие урезанные версии показаний.
Цель Торквемады совершенно ясна. Дело было не в тревоге об опасности, которой могут подвергнуться доносчики, как это сказано в статье. В конце концов, как мы ясно увидим, изучая юриспруденцию инквизиции, ранение или даже смерть этих свидетелей считались бы (или по крайней мере провозглашались бы) завидной участью: они пострадали за веру и таким образом заслужили бессмертный венец мученичества. Скорее Торквемада стремился к тому, чтобы уничтожить все страхи, которые могут помешать доносчикам и удержать их от дачи показаний. Доносчик должен находиться под защитой с единственной целью: чтобы прочие с уверенностью сообщали о тайных еретиках и отступниках и чтобы деятельность святой палаты не прекращалась. Трасмьера, инквизитор более позднего времени, восхваляя секретность, говорит о ней как о «шесте, который помогает главам инквизиции удерживать равновесие и требует почитания от верующих, поощряя свидетелей давать показания и являясь поддержкой и основой этого суда – лишенная его конструкция, несомненно, рухнет»[262]. Пункт, касающийся адвокатов, основывается на древнем церковном законе, который запрещал им представлять интересы еретиков. Заручиться поддержкой адвоката согласно этой статье, несомненно, послужило бы увеличению рисков для обвиняемого.
Инквизиторы должны сами допрашивать свидетелей, не доверяя допрос писцам или прочим лицам, за исключением случаев, когда свидетель болен или не может явиться к инквизитору – в этом случае инквизитор может отправить к нему судью местного церковного суда в сопровождении еще одного праведного человека и писца для записи показаний.
Если какое-либо лицо подвергают пытке, при этом должны присутствовать инквизиторы и обычные священники, или по крайней мере кто-либо из них. Однако если это по какой-либо причине невозможно, то человек, которому доверили допрос, должен быть сведущим и благочестивым (hombre entendido y fiel).
Отсутствующий обвиняемый вызывается в суд приказом, который прикрепляют к дверям посещаемой им местной церкви, а по истечении 30-дневного срока милосердия инквизиторы могут судить его в его отсутствие как не подчинившегося распоряжению суда. Если найдено достаточно доказательств его вины, ему могут вынести приговор. Если же доказательств недостаточно, его могут заклеймить как подозреваемого и приказать ему (как должно поступать всем подозреваемым) явиться и доказать свою невиновность под присягой. Если он не сделает этого в назначенное время, его следует считать виновным.
Судебное разбирательство в отношении отсутствующего лица может происходить любым из трех способов:
(1) В соответствии с главой «Cum contumatia de hereticis»[263], когда обвиняемого под угрозой отлучения от церкви вызывают в суд, чтобы он защищал себя по определенным вопросам, касающимся веры и некоторых грехов ереси; если он не является, его объявляют мятежником, а если он упорствует в своем сопротивлении в течение года, его официально объявляют еретиком. Это самый надежный и наименее суровый метод.
(2) Если инквизиторы сочтут, что факт совершенного отсутствующим лицом преступления доказан, то ему должны приказать в течение 30 дней явиться и доказать свою невиновность; этот срок может быть продлен, если необходимо, для того чтобы человек смог вернуться из тех мест, где он находится. Его должны вызывать в суд на всех этапах разбирательства, вплоть до вынесения приговора, и, если он по-прежнему отсутствует, его обвиняют в мятеже; если его преступление доказано, то приговор может быть вынесен незамедлительно в его отсутствие.
(3) Если в процессе разбирательства в отношении отсутствующего лица возникает презумпция ереси (хотя само преступление не является несомненно доказанным), инквизиторы могут приказать такому человеку явиться в назначенный срок, чтобы в установленном порядке оправдаться по поводу упомянутого заблуждения, на том условии, что, если он не явится или, явившись, не сможет оправдаться, его сочтут приговоренным, и далее инквизиторы должны действовать согласно предписаниям закона. Инквизиторы, будучи сведущими и проницательными, изберут способ, который сочтут наиболее надежным и практичным, исходя из конкретных обстоятельств дела.
Человек, приговоренный как неподчинившийся суду, становился изгоем, и любой мог законно убить его.
Доказывание своей невиновности посредством присяги, упомянутое в этой статье, значительно отличается от отречения, и об этом отличии стоит упомянуть. Первое применяется лишь в отношении обвиняемых от имени общества – то есть тех, кто приобрел «репутацию» еретиков, но при этом не был замечен в действиях или речах, из-за которых их можно было бы заподозрить в ереси какой-либо определенной степени. Различие кажется почти искусственным, и это отличный пример, по сути, неестественной беспристрастности, которой грешил этот суд по части деталей, при этом грубо нарушая принципы справедливости в главных вопросах.
Чтобы доказать свою невиновность через присягу, пишет Эймерик[264], обвиняемый должен найти определенное количество поручителей, или compurgatores, число которых зависело от тяжести предполагаемого преступления. Поручители должны быть честными людьми, занимающими то же социальное положение, что и обвиняемый, и знать его в течение нескольких лет. Обвиняемый должен поклясться на Евангелии, что он никогда не придерживался указанной ереси и не проповедовал ее и что compurgatores поклянутся, что это правда. Подобная процедура должна быть проведена во всех городах, где обвиняемый был оговорен. Обвиняемому предоставляется определенный срок на поиски compurgatores, а если он не найдет требуемое их количество, его немедленно обвинят и осудят как еретика.
Пенья в своем комментарии добавляет, что любой обвиненный в ереси, если он уже бывал в этом положении, должен считаться relapso, и его следует передать светскому суду. По этой причине он предписывает не назначать оправдание под присягой необдуманно, поскольку оно во многом зависит от воли третьих лиц.
Далее Эймерик добавляет, что иногда оправдание через присягу может быть назначено тем, кто был оговорен общественным мнением, но не находится в руках инквизиторов. Если такой человек отказывается сдаться, инквизиторы должны отлучить его, а если он упорствует в своем отлучении в течение года, его признают еретиком и подвергают наказанию, положенному при таком приговоре.
Если какие-либо документы или судебные разбирательства выявят ересь покойного, его следует судить, пусть даже со времени совершения преступления прошло 40 лет; судебные исполнители должны предъявить ему обвинение перед судом, и, если вина будет доказана, тело следует эксгумировать. Его дети или наследники могут явиться, чтобы его защищать, но, если не явятся или, явившись, не сумеют доказать его невиновность, ему должно вынести приговор, а его имущество конфисковать.
Разумеется, совершенно очевидно, что проведение судебного разбирательства в отношении мертвого человека не могло служить какой-либо хорошей или полезной цели, так что этот варварский указ был вдохновлен исключительно алчностью. Инквизиция заявляла – и делала это очень громко и настойчиво, – что ее целью является искоренение ересей и предотвращение их распространения; инквизиторы считали, что мучительная необходимость, навязанная им их долгом перед Господом, – уничтожение тех, кто упорствовал в ереси, чтобы они своим примером и учением не заражали другие души и не подвергали их опасности. Так инквизиция оправдывала себя и устраняла все сомнения в чистоте своих мотивов. Но как применить подобное оправдание к суду над мертвыми, пусть даже они пролежали в могиле свыше 40 лет?