Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве — страница 135 из 162

дент по имени Антонио Августин, выходец из прославленной арагонской семьи и человек, которому было суждено достичь большого величия и почета. Под влиянием фанатизма, действуя совместно с несколькими другими проживавшими в Тулузе испанцами, он подал ходатайство об аресте Санчеса. Когда Санчеса арестовали, Августин составил письмо инквизиторам Арагона и отправил его своему брату Педро в Сарагосу, чтобы тот его доставил. Однако Педро сначала обсудил это дело с Гильермо Санчесом – братом беглеца и тремя друзьями; все они выступили против намерений Августина. Они решили не доставлять письмо и написали Августину, прося его отозвать свои обвинения против Санчеса и согласиться на то, чтобы беглеца отпустили на свободу.

Августина удалось уговорить, и в своем ответе он сообщил брату, что выполнил их просьбу. Как только Педро Августин в Сарагосе уверился в этом, он доставил письма инквизиторам – хотя совершенно непонятно, зачем он это сделал. Возможно, он счел, что это наиболее мудрое решение, дабы позже не выяснилось, что он скрыл эту переписку. Но из последующих событий становится ясно, насколько опрометчиво он поступил.

Святая палата, получив письма и считая, что Хуан Педро Санчес все еще находится под арестом в Тулузе, приказала привезти его в Сарагосу. Суд в Тулузе ответил на это, что Санчеса уже отпустили и что его местонахождение неизвестно.

Инквизиторы занялись этим делом с той ужасающей тщательностью, для которой у них были все средства. Они управляли самой эффективной полицейской системой, которая только существовала в тогдашнем мире. На службе святой палаты состояла огромная гражданская армия – члены третьего ордена братства святого Доминика. Это были братья-миряне, а поскольку такое положение давало его обладателю некоторые замечательные привилегии, одной из которых было освобождение от налогов[324], понятно, что число братьев приходилось ограничивать, так как заявления на вступление в братство поступали в больших количествах.

Изначально это был орден кающихся, но он очень быстро стал известен как «Христово воинство», а его члены – как служители святой палаты, то есть часть братства святого Доминика. Они одевались в черное и носили крест святого Доминика на камзолах и плащах, и их заставляли вступать в братство святого Петра Веронского. Инквизиторы редко ездили куда-либо без сопровождения этих вооруженных братьев-мирян.

В рядах Христова воинства можно было встретить людей всех профессий и званий. Они составляли тайную полицию инквизиции, были глазами и ушами святой палаты, присутствуя во всех сферах и слоях общественной жизни. Через этих агентов инквизиторы довольно быстро выяснили, что происходило в деле Хуана Педро Санчеса, и вскоре пятерых друзей арестовали и заставили отвечать на серьезное обвинение в воспрепятствовании деятельности святой палаты.

6 мая 1487 года их публично провели к месту наказания в качестве подозреваемых (степени leviter) в возвращении к иудаизму. Одетых в санбенито, их заставили стоять на виду у всех со свечой в руках во время мессы, после чего запретили им занимать какие-либо должности, получать церковные приходы или заниматься достойной профессией так долго, как это будет угодно инквизиторам.

Можно сказать, что они легко отделались. То, что они стали подозреваемыми leviter в возврате к иудаизму, демонстрирует нам, насколько легко можно было попасть под такое подозрение. В данном случае это подозрение было исключительно умозрительным – вывод был сделан из того факта, что они помогали осужденному иудею.


Второе дело куда более ужасно. В нем показано действие указа Торквемады, касающегося детей еретиков, и в полной мере раскрывает его чудовищную жестокость.

Другим человеком, бежавшим в Тулузу из страха быть привлеченным по делу об убийстве Арбуэса, был некий Гаспар де Санта-Крус. Случилось так, что в Тулузе он умер – после того, как в Сарагосе его обвинили в неподчинении суду и сожгли его чучело. До слуха инквизиторов дошло, что бежать ему помог его сын; и, не удовольствовавшись тяжким наказанием в виде бесчестья, автоматически обрушивавшегося на голову сына за грехи отца, и тем, что они обрекли его на нищету, конфисковав имущество и запретив какую-либо службу, приход или достойное занятие, инквизиторы схватили его и обвинили в воспрепятствовании деятельности святой палаты.

Одетый в желтый санбенито, этот сын, исполнивший по отношению к отцу свой долг, налагаемый природой и гуманизмом, был выставлен для осмеяния на аутодафе, после чего ему приказали явиться в суд инквизиции и дать показания о бегстве отца и его неподчинении суду. И даже тогда этот отвратительный трибунал не почувствовал себя удовлетворенным. Сыну приказали поехать в Тулузу, выкопать останки отца и публично сжечь их, а затем вернуться в Сарагосу с должным образом засвидетельствованным отчетом об этом деянии – тогда его освободят от всех наказаний, которым он подвергся.

Санта-Крус исполнил этот жестокий приказ – это был единственный способ спасти свою свободу, а возможно, и жизнь. Можно с уверенностью сказать, что если бы он отказался, то инквизиторы заявили бы, что он отверг предложенный ему способ примириться с церковью, против которой он столь серьезно согрешил, и его казнили бы как нераскаявшегося еретика; а если бы он воспользовался этой возможностью и бежал, то его обвинили бы в неподчинении суду и отправили бы на костер в случае поимки.


После смерти Педро Арбуэса де Эпила стали считать святым и мучеником, и члены его ордена старательно поощряли эту идею в умах верующих. Как это обычно бывает в таких случаях, стали говорить, будто проявления его святости начались прямо в момент его гибели. Трасмьера пишет, что, когда Арбуэс умер, все колокола зазвонили сами собой, и полагает, что этот факт служит для одобрения их использования во времена, когда Лютер и прочие порицают их как бесполезные. Из этого же источника мы узнаем, что кровь инквизитора кипела на камнях церкви, где она пролилась, и продолжала кипеть еще две недели, а в любой из 12 дней после ночи убийства на платке, приложенном к этим камням, появлялись алые пятна. Трасмьера утверждает, что у этих чудес было множество свидетелей. У него еще много подобных историй, включая рассказ о появлениях призрака инквизитора после его смерти – по свидетельству Мозена Бланко, которому явился призрак и долго с ним беседовал; все это можно найти в труде Трасмьеры «Жизнь и смерть преподобного инквизитора Педро Арбуэса».

Меч, которым убили Арбуэса, хранили в кафедральном соборе Сарагосы как реликвию, освященную обагрившей его кровью. Похоронили инквизитора в том же соборе, а на том месте, где он упал, Изабелла в 1487 году приказала поставить великолепный памятник в его честь. Часть надписи на нем гласит: «Счастлива Сарагоса! Возрадуйся, ибо здесь похоронен тот, кто обрел славу мученичества».

Через 200 лет папа Александр VII причислил Арбуэса к лику блаженных – главным образом благодаря усилиям испанских инквизиторов, которые понимали, какой дополнительный престиж получит их орден, если одного из его членов станут почитать как мученика. Канонизация последовала в XIX веке; ее произвел папа Пий IX, и в тогдашнем Риме это стало поводом для множества насмешливых комментариев, поскольку город как раз сбросил с себя оковы церковного правления, которые мешали ему около 1500 лет.

15Новые «Указания» Торквемады

Бесстрашное и безрезультатное сопротивление, оказанное инквизиции Сарагосой, было подхвачено другими крупными городами Арагона; все они как один протестовали против учреждения этого трибунала в той новой форме, которую придал ему Торквемада. Однако это сопротивление нигде не имело ни малейшей силы против железной воли великого инквизитора, вооруженного всеми полномочиями гражданского правосудия и вынуждавшего людей покориться воле церкви.

В Теруэле случился открытый бунт после предложения назначить в город инквизиторов; вооруженное сопротивление было настолько яростным и решительным, что порядок и покорность удалось восстановить лишь после того, как на улицах города в марте 1485 года появились королевские войска.

Валенсия тоже оказывала энергичное сопротивление под руководством дворян, а по всей Каталонии противодействие инквизиции было столь решительным, что принудить людей к подчинению властям удалось лишь два года спустя.

Барселона заявила свое древнее право назначать собственных инквизиторов, упорно и гневно отказываясь признавать власть Торквемады или назначенных им людей, несмотря на все буллы, изданные папами Сикстом IV и Иннокентием VIII. Упрямство этого города удалось сломить лишь в 1487 году, после того как папа Иннокентий издал вторую буллу, утверждавшую Торквемаду на посту великого инквизитора Кастилии, Леона, Арагона и Валенсии и распространявшую его юрисдикцию на территорию всех частей Испании, – этой буллой папа официально отменял древнее право Барселоны назначать собственных инквизиторов.


Из всего этого становится ясно, что, несмотря на расовую неприязнь между испанцами и евреями, несмотря на пылкую религиозность жителей Испании, настолько усугублявшую ненависть к евреям, что она переходила все разумные пределы, они вовсе не желали иметь инквизицию в том виде, в каком ее понимал руководивший ею Торквемада. То, что эта деспотичная организация сумела так твердо укорениться на испанской земле и обладать при этом властью, которой не владела ни одна католическая страна Европы, произошло исключительно благодаря братству святого Доминика и фанатизму Торквемады, игравших на нетерпимости и алчности короля и королевы.

Противники католической церкви утверждают, что инквизиция была религиозной организацией. Защитники той же церкви в попытке снять с ее плеч столь тяжкое бремя стараются доказать, что инквизиция была политическим механизмом. Она не была ни тем ни другим, но одновременно касалась и религии, и политики. Однако в первую и главную очередь она была просто орудием клерикалов, а пропитанный духом Торквемады клерикализм на Иберийском полуострове превратил тамошнюю инквизицию в инструмент куда более страшный и деспотический по сравнению с инквизицией Италии, Франции или любой другой католической страны мира, в которой у инквизиции были какие-либо полномочия. В Испании же на исходе XV века святая палата установила абсолютную власть страха, лишив людей всякой свободы слова и вероисповедания и распространив по всей стране шпионскую сеть.