«Кто первым предложил это дело? Евреи вовлекли в него христиан или христиане евреев?»
Юсе отвечает, что братья Франко из Ла-Гардиа, опасаясь инквизиции, вначале совершили магический обряд с освященной облаткой, как он уже рассказывал (11 октября), а потом отправились к Тасарте, прося его провести какой-то более действенный ритуал, поскольку обряд с облаткой не дал результатов. Тасарте согласился и велел им найти для этого христианского мальчика. Когда Хуан Франко привел ребенка, было решено вырезать у него сердце, чтобы при помощи сердца и облатки провести более сильный обряд.
«Почему его умертвили через распятие, а не каким-то иным образом?»
Юсе считает, что распятие предпочли в качестве поношения Христа, но вновь заявляет, что его участие ограничивалось тем, что он уже рассказал.
«Как именно поносили ребенка и кто это делал?»
Ответ Юсе на этот вопрос обличает всех, кто присутствовал при этом; использовавшиеся выражения, которые он пересказывает инквизиторам, были довольно непристойными и включали в себя оскорбительную версию Воплощения, которая в то время несомненно бытовала среди евреев и прочих врагов христианства в Испании и других местах; нет нужды добавлять, что история эта была совершенно безосновательной и глупой, и довольно очевидной выдумкой тех времен против любого исторического персонажа, которого ненавидели.
Юсе говорит, что Тасарте руководил всеми поношениями (это звучит довольно правдоподобно, поскольку именно Тасарте проводил обряд) и что остальные повторяли слова вслед за ним; он признает, что сам он тоже говорил некоторые из упомянутых слов, но в подробности не вдается.
«Для чего требовалось сердце и облатка и какой цели ожидалось достичь этим колдовством?»
Юсе отвечает, что все делалось для того, чтобы инквизиторы или другие люди, желавшие досадить этим христианам, умерли от бешенства.
«Какой выгоды ожидали евреи?»
Юсе говорит, что Тасарте уверил их, будто после этого колдовства все христиане в стране должны либо умереть, либо стать иудеями, чтобы закон Моисея распространился и восторжествовал.
«Кому должны были доставить сердце и облатку для этого обряда?»
«Мосе Абенамиасу в Самору».
«Мосе должен был сам провести обряд?»
«Нет, он должен был велеть колдуну из Саморы провести его».
«Знает ли Юсе или кто-либо другой этого колдуна и его имя?»
Юсе не может ответить на этот вопрос, сказав лишь, что он слышал, как Тасарте говорит, что знает Абенамиаса и колдуна и что со вторым он вместе учился в школе.
«Сколько раз они собирались, чтобы принять решение о распятии?»
Он знает, что все (за исключением его самого) собирались в той же пещере, чтобы провести обряд с облаткой еще до распятия мальчика. Ему это известно, потому что его приглашали на эту встречу; он не захотел пойти и не явился, но потом остальные рассказали ему о том, что было сделано.
«Кто из христиан, как ему известно, соблюдает шабат, празднует Песах и исполняет еврейские обряды?»
Юсе говорит, что Бенито однажды пришел в их дом в Темблеке и провел с ними шабат: не работал, ел adafinas и пил благословленное вино; и что он приходил еще раз и спрашивал их, когда соблюдается пост Эсфири (канун Пурима), и Юсе считает, что, получив ответ, Бенито соблюдал этот пост. Больше он никого не может вспомнить, за исключением некоего Диего де Айльона и его трех дочерей и сына – все они тайно соблюдали шабат и закон Моисея; он также упоминает вдову некоего Хуана де Оригела, уже покойного, которая иногда соблюдала еврейские посты, и Хуана Вермехо из Темблеке, который, как ему известно, однажды соблюдал самый строгий пост. Эти имена писец записывает на полях как важные сведения, которые необходимо расследовать.
«Где раздобыли облатку и откуда ему известно, что она была освященной?»
Юсе отвечает, что, когда они собрались через две недели после распятия, он слышал, как Алонсо Франко говорил, что взял ее из дарохранительницы в церкви Ромераль, заменив ее неосвященной облаткой.
«Эту облатку отдали Тасарте вместе с сердцем?»
Он думает, что да, но не уверен в этом и не знает, что стало с ней дальше.
«Кто принес вторую облатку, отданную Бенито, и где ее взяли?»
Ее принес Алонсо и сказал, что взял ее в церкви в Ла-Гардиа, и она освященная. Но Юсе не знает, дал ли ее Алонсо кто-нибудь[413].
Эти признания Юсе подтвердил двумя днями позже, прибавив в этот раз, что Хуан и Гарсиа Франко вместе привезли мальчика и что один из них оставался с ним в Ла-Ос, а второй приехал в Ла-Гардиа. Кроме того, он говорит, что под письмом Абенамиасу в Самору стояло шесть подписей: Тасарте, Алонсо Франко, Бенито Гарсиа, Юсе Франко, его брата и еще одна, чья – он не помнит[414].
Мы уже отмечали, что с этим письмом связана тайна. Что с ним стало? Сказано, что Бенито повез его вместе с облаткой. Как вышло, что письмо не забрали вместе с облаткой, когда Бенито арестовали на постоялом дворе в Асторге? Возможно, его все же забрали, но в таком случае (и раз под ним стояла подпись Юсе) почему оно не включено в досье и почему мы не находим никаких следов того, что инквизиторы им воспользовались? Единственное возможное объяснение (оно может появиться, когда будут обнаружены досье остальных обвиняемых) заключается в том, что облатка, найденная при Бенито Гарсиа, была не той, что отправили через него вместе с письмом в 1487 или 1488 году.
3 ноября старого Са допрашивают в пыточной. Как и его сына, его привязывают к escalera, но одного страха перед пыткой недостаточно, чтобы развязать старому еврею язык. Он упорствует и не желает ничего прибавить к тому, в чем уже сознался, пока палач не подвергает его этой ужасной пытке и не использует один кувшин воды. После этого он наконец дает требуемые сведения, рассказав, в каких именно выражениях поносили распятого мальчика, и признав, что это делалось в насмешку над Страстями Христа. Он говорит, что Тасарте произносил оскорбления, а остальные – вначале евреи, затем христиане – повторяли их. Далее он признается, что ребенка распяли и совершили магический обряд для того, чтобы инквизиторы и все христиане впали в бешенство и умерли[415].
В этот же день к escalera привязывают Хуана Франко; в его случае этого оказалось достаточно, и он удовлетворил инквизиторов своим признанием в поношении распятого мальчика[416].
4 ноября очередное подтверждение этому получают от Хуана де Оканьи, который признается в поношениях и говорит, что первыми их произносили евреи, а затем заставляли христиан их повторять. Он не помнит использовавшихся слов, и никогда не знал бы их, если бы не евреи[417].
Следующим допрашивают Бенито; инквизиторы предупреждают его, что им уже известна вся правда. Он признает, что использовались многочисленные бранные слова, и цитирует их; в целом они согласуются с тем, что уже было рассказано. Его спрашивают, кто первым произносил эти слова. Он отвечает, что первыми были Са Франко, его сыновья и Тасарте (то есть евреи) и что он и остальные христиане повторяли за ними.
Наконец 5 ноября Алонсо Франко целиком и полностью подтверждает то, в чем сознались остальные обвиняемые[418].
Теперь суд быстро приближается к концу. 7 ноября Юсе вновь предстает перед судьями, и (зловещий знак) на этот раз он приходит один. Его советник исчез, признав таким образом тот факт, что ввиду его долга по отношению к Господу для него более неприемлемо защищать того, в чьей «ереси» он сам убежден. С учетом этого сам Юсе, должно быть, понимает, что погиб и должен расстаться с последней надеждой.
В суде присутствует обвинитель Гевара, и доктор Вильяда объявляет, что судьи получили дополнительные доказательства. Он приказывает передать обвиняемому копии последних показаний, полученных в камере пыток, и дает Юсе три дня на то, чтобы выдвинуть возражения по поводу содержания этих показаний. Но Юсе не требуется столько времени. Он понимает, что все потеряно, и сразу признает, что все рассказанное свидетелями о поношениях – правда (за некоторыми исключениями), и что поношения эти были крайне богохульными и оскорбительными. После этого Гевара официально просит суд вынести приговор. Инквизитор Санто-Доминго объявляет заседание закрытым и отпускает обе стороны, велев им вновь явиться в суд через три дня для оглашения приговора[419].
Однако перед этим, 14 ноября, инквизиторы велели привести всех арестованных (за исключением Хуана Франко) в зал заседаний. Там, в присутствии остальных обвиняемых, каждому приказано пересказать свои признания, чтобы добиться таким образом большего единодушия в деталях. Последним вводят Хуана Франко, и теперь он признает, что действительно привез мальчика из Толедо, что они распяли его, как он ранее сознался, что он сам разрезал мальчику бок и вынул его сердце и что его брат Алонсо вскрыл вены на руках мальчика и т. д.; он сознается во всем, а также в том, что после этого он и его брат Алонсо закопали их жертву.
Далее он подтверждает слова Бенито о том, что в тот день, когда они украли ребенка, они вместе ездили в Толедо и что договорились вести поиски в разных кварталах города. Затем он говорит, что увидел мальчика в дверях собора, известных как Puerta del Perdon – как он уже заявлял в своих показаниях (которых у нас нет)[420].
На следующий день Гевара появляется перед инквизиторами с прошением: ввиду показаний против покойного Мосе Франко, Юсе Тасарте и Давида Перехона их преподобия должны приказать записать их ad perpetuam rei memoriam