Льоренте пишет об этом[463]: «Достаточно было того, что покойный еврей был удачлив и богат, чтобы искать повод для подозрений касательно его веры и религии; такова была враждебность по отношению к людям еврейской крови, таково было желание унизить их и алчное стремление завладеть их имуществом».
Давила оказал решительное сопротивление судебному процессу и обратился к папе, после чего Торквемада впервые получил серьезный отпор: папа приказал ему придерживаться буквы закона и передать дело в апостольский суд, как это было положено. Туда же отправился и епископ, чтобы защитить прах своего деда от выдвинутых обвинений. Понтифик принял его хорошо и в конечном итоге позволил ему одержать победу над Торквемадой, так как при рассмотрении дела память его деда была признана свободной от всякой вины[464]. Однако Давила не только получил сердечный прием в Ватикане, но и в ожидании суда обрел почетную должность и сопровождал кардинала Борджиа Монреале (племянника Александра), когда тот отправился в качестве папского легата в Неаполь, чтобы короновать Алонсо II Арагонского[465].
Второму обвиненному епископу, Педро де Аранде, повезло меньше. В его случае дело тоже было возбуждено на основании того, что его покойный отец (еврей, крестившийся во времена святого Викентия Ферреры) якобы вернулся к иудаизму. Его дело рассматривалось в Вальядолиде, но инквизиторы и епархиальный судья разошлись в выводах, и в 1493 году епископ в сопровождении своего незаконнорожденного сына Алонсо Солареса отправился в Рим, чтобы лично подать прошение понтифику. Папа и его принял с большой сердечностью. Его святейшество издал бреве, запрещавшее инквизиторам вести дело и передававшее его епископу Кордовы и приору бенедиктинцев Вальядолида. Они рассмотрели дело, вынесли совершенно благоприятный для епископа вердикт, и память его отца была оправдана. Однако беды сына на этом не закончились: Торквемада не смирился с тем, что жертва так легко ускользнула.
В 1488 году епископ был оклеветан и заподозрен в иудейских практиках, и на этот раз великий инквизитор настоял, чтобы его призвали к ответу на это обвинение, тайно отправив обвинительное заключение в Рим. В ожидании решения апостольского суда по этому делу папа Александр не только хорошо обращался с Арандой, но и осыпал его и его сына почестями и проявлениями благосклонности. Епископа отправили в Венецию в качестве папского легата, назначили магистром Священного дворца, а его отпрыску пожаловали должность апостольского протонотария[466].
Но, несмотря на благосклонность папы и на тот факт, что епископ призвал свыше сотни свидетелей в свою защиту, его признали виновным. Говорят, что вынесению приговора способствовали собственные свидетели. Папский суд был вынужден приговорить его к утрате всех церковных должностей и приходов, лишить сана и сделать мирянином, после чего его заключили в тюрьму в замке Святого Ангела, где он и умер несколько лет спустя[467].
Невзирая на решение апостольского суда, Льоренте считает невозможным поверить в то, что Аранда действительно был виновен в иудейских практиках. «Кажется невероятным, чтобы это было правдой; ведь он так долго пользовался репутацией доброго католика и всеобщим одобрением, что королева Изабелла назначила его главой Совета Кастилии. Его служба в Синодальном совете епархии свидетельствует о его рвении в вопросах чистоты религии и ее учений. То, что вызванные свидетели сообщили о словах или действиях, говорящих об ином, не означает того, что кажется на первый взгляд, ибо из множества примеров нам известно, что соблюдение поста в воскресенье, воздержание от работы в субботу, отказ есть свинину, нелюбовь к крови животных и прочие подобные действия были достаточными основаниями, чтобы объявить человека жидовствующим еретиком, и это несмотря на то, что, как всем ныне известно, эти обстоятельства вовсе не противоречат твердой приверженности католическим догмам»[468].
Приговор епископу был вынесен лишь в 1498 году. До этого он заслужил большую благосклонность при папском дворе. Воспользовавшись этим, он и епископ Сеговии не только выступили в роли посредников, изложивших папе жалобы своих соотечественников на Торквемаду; в своем естественном негодовании против несправедливости возбужденных против них самих дел они дошли даже до того, что просили папу снять великого инквизитора с поста. Льоренте утверждает это, опираясь на авторитет Люмбрераса, и добавляет, что все эти обращения возымели бы действие и сами по себе, если бы не королевская защита, которой Торквемада продолжал пользоваться[469].
Но жалобы на великого инквизитора и его злоупотребления властью продолжали в большом количестве приходить в Рим. Они были настолько многочисленными, носили такой характер и подавались настолько влиятельными при папском дворе испанцами, что Торквемада трижды был вынужден отправлять к святому престолу адвоката для своей защиты[470]. В конце концов папа Александр счел необходимым принять меры для обхода королевской протекции, по-прежнему не дававшей сместить приора Святого Креста с его должности.
Поскольку смещение с должности было бы слишком агрессивной тактикой по отношению к королю и королеве, с которыми папа желал сохранить дружественные отношения, власть Торквемады следовало хотя бы ограничить. В своем бреве от 23 июня 1494 года, составленном со всем мастерством и дипломатией, которыми так хорошо владел Родриго Борджиа, понтифик уверяет великого инквизитора, что «питает к нему самую искреннюю любовь за его труды по возвышению веры», с нежным беспокойством осведомляется о слабеющем здоровье Торквемады и говорит, что эти недомогания заставляют его думать, что Торквемада больше не в состоянии в одиночку исполнять тяжелые обязанности, налагаемые на него должностью; а посему его святейшество считает желательным назначить помощников, которые облегчат его труды на закате дней.
Назначенными папой помощниками стали Мартин Понсе де Леон – кастильский дворянин, который был архиепископом Мессины, дон Иниго Манрике, епископ Кордовы (племянник прелата с тем же именем, служившего архиепископом Севильи), дон Франсиско Санчес де ла Фуэнте, епископ Авилы, некогда декан Толедо и советник в Супреме, и дон Алонсо Суарес де Фуэнтельсас, епископ Мондонедо, который также занимал должность инквизитора. Этим помощникам понтифик предоставил самые широкие полномочия – столь же широкие, как полномочия самого Торквемады, так что они ни в каком смысле не подчинялись приору Святого Креста. Термин «помощник» был придуманным папой эвфемизмом, служившим, чтобы несколько замаскировать тот факт, что единовластное правление Торквемады фактически подошло к концу. Абсолютное равенство полномочий каждого из нынешних пяти великих инквизиторов открыто позволяло своей властью единолично решать любые вопросы или самостоятельно завершать любое дело, инициированное кем-либо из остальных четырех[471]. Однако из четырех назначенных помощников только двое вступили в должность совместно с Торквемадой: епископ Авилы и архиепископ Мессины, немедленно принявшиеся за исполнение своих обязанностей.
Новый шаг папа предпринял 4 ноября следующего года, когда дополнительным бреве назначил Санчеса де ла Фуэнте (епископа Авилы) на должность апелляционного судьи в делах веры. С этого момента именно ему папа адресует свои послания, касающиеся ведения дел святой палаты. Именно ему Александр дал персональные указания, что если какой-либо епископ не в состоянии или не желает сам лишать сана священника своей епархии, совершившего преступление, то эту задачу должен взять на себя епископ Авилы или же другой, назначенный им епископ.
Может показаться, что Торквемаду фактически сместили и что Санчес де ла Фуэнте стал вышестоящим лицом. Если и так, то это превосходство, конечно же, было лишь номинальным. Несмотря на это, Торквемада оставался главой и вдохновителем святой палаты в Испании, верховным судьей и законодателем; мы увидим это, когда дойдем до рассмотрения его последних «Указаний», опубликованных в 1498 году.
Несмотря на меры, предпринятые папой с целью смягчения суровости инквизиции и приведения ее в более разумные границы, поток приходящих в Рим жалоб не иссякал.
Назначение помощников великого инквизитора вовсе не ограничило юрисдикцию инквизиции, как это было задумано, а даже расширило ее. Теперь инквизиторы зашли так далеко, что сами продавали конфискованную собственность и распоряжались ею; прежде этим занимались чиновники королевской казны. Этого Фердинанд уже не мог стерпеть. Там, где соображениям гуманности и доводам политической целесообразности не удалось обуздать его фанатизм, алчность легко одержала победу. Итак, мы наконец видим, как сам король обращается к папе с жалобой на деспотизм суда, наделенного понтификом большей властью и влиянием, чем те, которыми обладает монарх в собственном королевстве. Ответом на его обращения стала булла, изданная в феврале 1495 года и приказывавшая инквизиторам под страхом отлучения воздерживаться от подобных действий и никогда не прибегать к ним, кроме как с позволения короля. Полномочия судить инквизиторов в случае мошенничества или нарушения законов в таких делах возлагались на знаменитого Франсиско Хименеса де Сиснероса[472]. Этот человек, которого называли испанским Ришелье, поднялся от весьма скромной жизни босоногого нищенствующего монаха до великолепия сана его преосвященства, примаса Испании – на этой должности он сменил кардинала Мендосу, умершего в 1495 году.