Помолчав еще немного, Уэллс откинулся назад на спинку стула.
– Вы правы, – сказал он, – я действительно Эймс.
Так Рик Уэллс перестал существовать для нашей разведки, вместо него теперь действовало реальное лицо – Олдрич Эймс.
Позже Черкашин подчеркнул в своей книге «В поисках агента», написанной в сотрудничестве с Грегори Файфером: «Сотрудники разведки часто могут думать, что только благодаря их усилиям люди становятся агентами, но правда заключается в том, чтобы найти лиц, которые хотят, чтобы их завербовали». Эймс как раз принадлежал к этой категории людей, он хотел, чтобы его завербовали. И стал одним из самых эффективных наших агентов, работающих в чужой разведке – за последние тридцать лет другого такого не было.
Надо было понять мотивы, которые заставили Эймса сделать такой крутой поворот – это очень важно, и Черкашин не стал тянуть с расшифровкой и этого таинственного узла. В чем главная причина? Финансовые трудности? Что-то еще?
Эймс не стал скрывать, что у него есть финансовые проблемы, но главная причина не в этом, – он сказал, что работает в организации, которая сознательно переоценивает угрозу СССР Америке и делает это только для того, чтобы побольше выбивать бюджетных денег. Причем подчеркнул специально, что руководство ЦРУ сознательно вводит и конгресс, и американский народ в заблуждение, ложь эта – умышленная.
Коммунистическая идеология ему не нравилась, он это не скрывал, сказал, что является патриотом Соединенных Штатов, но при этом с уважением относится и к противнику – к Советскому Союзу.
В том тихом разговоре, происшедшем в зале ресторана, Черкашин сказал Эймсу, что ему важно знать об агентах ЦРУ, внедренных в КГБ, – и знать это важно в первую очередь потому, что «кроты» могут засечь, вычислить Эймса и сдать его своим американским хозяевам.
Эймс открыто сказал Черкашину:
– В вашей системе очень много американских агентов, и это очень осложняет мое положение.
– Сколько именно агентов? – спросил Черкашин.
– Много, очень много. Это большая агентурная сеть.
– Нам ваша безопасность небезразлична, – сказал Черкашин, – если же она небезразлична и вам, то мы должны вместе посидеть и подумать, как это сделать. Мы должны знать, от кого должны вас защищать.
А способ защиты был один – выковыривать «кротов» из советской разведки одного за другим. Эймс подумал немного, достал из кармана блокнот, вырвал из него лист и начал писать. Закончив писать, он протянул листок этот Черкашину. Тот внимательно прочитал его и, как потом признался, ощутил внутри холод: «кротов» было больше, чем он мог предположить.
– Прошу вас, постарайтесь, чтобы эти люди никогда не узнали обо мне, – попросил Эймс.
Черкашин пообещал.
Тем временем в зал вернулся Чувахин. Отсутствовал он долго, примерно полчаса. Эти полчаса оказались переломными, поворотными.
Надо было срочно ехать в посольство. Черкашин поднялся, поблагодарил и Эймса, и Чувахина за приятную компанию и ушел. Эймс на прощание передал ему довольно увесистый полиэтиленовый пакет. В посольстве Черкашин вскрыл пакет. Там оказались бумаги, рассказывающие о новых операциях, которые ЦРУ начало проводить против Советского Союза.
Черкашин составил зашифрованную телеграмму начальнику ПГУ Крючкову. Невольно подумал о том, что шифрограмма эта заставит строгого руководителя советской разведки удивиться. Так оно и получилось. Таких удач у нашей разведки не было давно.
Как потом написал сам Черкашин, «тринадцатого июня 1985 года нам выпал один-единственный счастливый лотерейный билет из миллиона. Именно такова вероятность “попадания” в человека, который имеет доступ к интересующей разведку информации и при этом еще желание нам ее передавать». Важна была еще и возможность (и желание агента) поддерживать постоянную связь с работниками резидентуры.
А с другой стороны, Виктор Иванович позже признавался, что от информации, переданной Эймсом, на душе скребли кошки, было тревожно, холодно. В его книге есть такие строки:
«Информация, которую нам передал Эймс, была слишком взрывоопасной, чтобы ее можно было безболезненно переварить. Она показывала, что разведывательная система нашей страны была основательно прогнившей.
Я был лично знаком со многими людьми из списка Эймса. Я общался и работал с ними. Пройдет немного времени, и некоторых из них поведут в каменный подвал, поставят на колени и выстрелят в затылок. Я был в ответе за то, что произойдет, впрочем, как и все остальные. Позже одного из этих людей я посадил в самолет, вылетающий в Москву. Да, я выполнял свой служебный долг, но моральная сторона происходящего сдавливала сердце. Лично я считаю, что офицеров КГБ, ставших предателями, следует увольнять из органов и лишать пенсий. Этого достаточно. Не следует прибегать к высшей мере наказания».
Состоялся у Черкашина и откровенный разговор с Крючковым. Владимир Александрович быстро понял, что творится на душе у его подчиненного, утешать, конечно, не стал – не в его это было манере, но и объяснить, почему в нашей разведке появилось столько предателей – «кротов», тоже не смог.
Настроение у Виктора Ивановича сделалось еще хуже. После разговора с Крючковым он ругал себя: нельзя допускать, чтобы кто-нибудь когда-нибудь где-нибудь увидел тебя подавленным, и уж тем более увидел собственный начальник, нельзя показывать свои карты или высказывать свое мнение, положительное или отрицательное, о том, как обстоят дела.
Но жизнь продолжалась, надо было работать, и через некоторое время Черкашин вновь вылетел в Вашингтон.
«Наиболее трудные этапы работы с Эймсом – его поиски и контакт с ним, отработка каналов связи, развитие с агентом личных отношений и особенно доверия друг к другу – были успешно пройдены. Однако в нашей профессии необходимость соблюдения постоянной бдительности не является пустой фразой. Одна ошибка может свести на нет усилия многих лет работы и стоить миллионы долларов».
Сотрудничество с Эймсом продолжалось. Это был великий агент (хотя почему был? – он есть, он жив, только сидит в американской тюрьме и, кто знает, может быть, будет выменян на какого-нибудь важного агента ЦРУ, сидящего у нас, хотя возраст у Эймса уже довольно приличный – ему более семидесяти лет). С его помощью было разоблачено значительное число американских агентов – Леонид Полещук, Геннадий Сметанин, Геннадий Варенник, Сергей Воронцов, Валерий Мартынов, Сергей Моторин, Владимир Поташев, Борис Южин, Владимир Пигузов, Дмитрий Поляков, Владимир Васильев и другие.
Тринадцатого июня 1986 года Черкашин в последний раз встретился с Эймсом, после чего уехал в Москву. Позади остались семь лет работы в Штатах.
Требовался отдых, Черкашин давно не был в отпуске, поэтому, написав отчет, подождал, когда его примет начальник управления «К» (внешняя контрразведка) Анатолий Киреев, и уехал в отпуск. Киреев принял его довольно холодно, насчет будущей работы ничего не сказал, поэтому Черкашин отправился на отдых в неведении – совсем не знал, в какой отдел и на какую должность вернется. Это было неприятно.
Имелись другие вещи, которые омрачали настроение, – дачный участок Черкашина (один из тех, что были выделены ему как сотруднику разведки) передали другому человеку, также офицеру КГБ. Черкашина об этом не предупредили – даже не сочли нужным предупредить, а это было более чем неприятно.
Вернулся из отпуска – картина та же самая… Кадровики только плечами пожимали, когда он спрашивал: в какой отдел ему выходить на работу? В том, что его оставят в управлении «К», где он проработал всю сознательную жизнь, Черкашин даже не сомневался. Иного просто быть не могло…
Несколько раз он заходил к кадровикам – реакция была та же: недоуменное пожимание плечами. Все, мол, находится на столе у начальства, а начальство пока не дает никакой команды. И тогда Черкашин начал анализировать собственную жизнь, действия, своих друзей и недругов и так далее – в таких ситуациях в голову ведь приходит всякое, и дельное, и не очень дельное… В чем он мог провиниться?
Работал в разведке один очень сложный человек – Олег Калугин, долгое время он был начальником управления «К», в котором работал Черкашин. Калугин считался одаренным человеком, но самолюбивым, заносчивым, напористым, сумел быстро сделать карьеру – в сорок один год стал генерал-майором, таких случаев в истории КГБ были единицы. Черкашин закончил вместе с Калугиным один вуз – Институт иностранных языков КГБ, и, как со всеми однокашниками, поддерживал с ним добрые отношения. Дружить не дружил, но отношения были нормальными. В семьдесят девятом году у руководства Лубянки возникли подозрения, что Калугин является американским агентом, подозрения эти не подтвердились, но и не опроверглись, и через некоторое время он лишился своей престижной должности.
А через десять лет Калугин повел на Лубянку настоящую атаку – такого еще не было в истории органов. Потом он выехал в Америку и спустя какое-то время стал гражданином США. Более того, он то ли сам создал фирму, то ли подрядился уже в действующую фирму, где начал зарабатывать деньги способом, вызывающим, мягко говоря, недоумение: водил экскурсии по «шпионским местам КГБ».
Калугина обвинили в том, что он выдал американцам ряд агентов КГБ, и в 2002 году он был заочно осужден как изменник Родины. Черкашину, конечно же, не простили, что он учился вместе с Калугиным в одном институте, хотя Виктор Иванович давно порвал с ним всякие отношения. Шебаршин, ставший за эти годы другом Черкашина, относился к Калугину очень резко, даже брезгливо. Более того, будучи уже начальником разведки, он как-то позвонил Черкашину и предупредил:
– Смотри, Виктор, не попади под влияние Калугина.
– Вряд ли уже попаду, – ответил Черкашин, – Калугин ко мне не обратится ни с каким вопросом – исключено. Я с ним порвал все отношения.
Это была правда, Черкашин выступал против атаки Калугина на КГБ, считал ее оголтелой и высказал это Калугину в лицо.
В 1979 году Калугин после ПГУ был отправлен работать в Питер, заместителем начальника управления, ему выделили элитную ухоженную квартиру, которую за пару лет он довел до состояния мусорной свалки, деньги не платил ни за телефон, ни за жилье, завел пассию – двадцатисемилетнюю даму, которая называла его «папой». Собственно, так оно и было – для нее этот стареющий дядя действительно был папой.