Когда он освободил квартиру, то в нее въехал Виталий Михайлович Прилуков, начальник Питерского управления КГБ, и нехорошо подивился тому, что увидел в этом некогда ухоженном жилье. Но это было позже. Вернемся к Черкашину. Пока что он маялся без работы.
В один из дней Черкашину позвонил сотрудник управления кадров и попросил явиться в «Лес» в парадном костюме. Виктор Иванович явился. Его пригласили в актовый зал. В актовом зале, тихо переговариваясь, сидели человек двести сотрудников ПГУ, в основном руководящих, – Виктор Иванович почувствовал, что должно произойти нечто торжественное: лица у многих были просто сияющие, буквально светились. Оказалось, предстояло награждение сотрудников разведки государственными наградами.
Вот на сцене появился Виктор Чебриков, тогдашний председатель КГБ, за ним Владимир Крючков – начальник разведки, еще несколько человек, которых Черкашин не знал, – наверное, это были люди со Старой площади, из ЦК.
Наград было вручено очень много, около пятидесяти. Примерно десять человек – Виктор Иванович точную цифру не помнит, а узнать уже не у кого, – получили высший орден советской страны, – орден Ленина. Среди тех, кто получил орден Ленина, был и Черкашин.
…Михаил Борисович Катышев, который много лет дружил с Шебаршиным, дружит и с Черкашиным, – в недавнем прошлом заместитель Генерального прокурора России, человек, имевший вход в высшие эшелоны власти (имеет и сейчас), однажды неожиданно признался с горечью, вполне объяснимой: все дело в Калугине, в том, что Черкашин вовремя не отмежевался от бывшего одноклассника – если бы отмежевался, то получил бы звание Героя Советского Союза. А так, отдавая дань простой человеческой порядочности, Черкашин надеялся, что Калугин образумится, придет в себя, перестанет огульно поливать КГБ и его начальство, отговаривал отставного генерала, но этого не произошло.
Результат не замедлил сказаться. Орден Ленина Черкашин надел всего один раз в жизни – по требованию начальства, когда состоялось торжественное заседание в Ясенево в честь очередного выпуска слушателей института разведки. В президиуме он сидел вместе с легендарным Кимом Филби. Больше не надевал: понимал, что вместе с ним ордена люди получили за то, что освободились от «кротов», засевших в нашей разведке, хотя для того, чтобы освободиться от них, они не сделали абсолютно ничего: это сделали Олдрич Эймс и коллега Эймса Роберт Ханссен.
Награжденные не сделали ничего, чтобы обеспечить безопасность Эймсу и Хансену. Зато карьерный рост тому же Крючкову Владимиру Александровичу был обеспечен: после ухода Чебрикова на пенсию он стал председателем КГБ, а по совместительству и членом Политбюро ЦК КПСС – могущественным, в общем, человеком.
Вообще-то характер у Крючкова был непростым – он все запоминал, быстро формировал о человеке мнение и с большим трудом отказывался от него, если вдруг обнаруживалось, что он неправ; не любил людей самостоятельных, а вот к таким сомнительным вещам, как подхалимаж, относился положительно. Увы!
Один из сотрудников – еще в ПГУ – получил звание Героя Советского Союза. Крючкову это не понравилось – он был против этого присвоения, – и он запретил награжденному носить золотую звезду… Вот такой был у человека характер!
Черкашин же, несмотря на орден, прикрепленный к лацкану пиджака, продолжал оставаться без работы.
Отпуск его закончился в сентябре, но работы не было, в отделе кадров Черкашину сказали, что этот вопрос по-прежнему решает руководство главка, – когда решит, тогда Черкашину и будет сообщено.
Прошел сентябрь, за ним октябрь, следом ноябрь и декабрь… В самом конце декабря Черкашину позвонил Анатолий Бычков, старый приятель, работавший также в ПГУ, в управлении «РТ». Управление это специализировалось на разведывательных операциях, которые проводились с нашей территории против американских спецслужб, и в ПГУ, естественно, главным не считалось.
Бычков поздравил Черкашина с наступающим Новым Годом, а затем спросил:
– Когда думаешь выходить на работу?
– Как только получу назначение, – сказал Черкашин, – а вообще, я устал отвечать на этот вопрос – меня, честно говоря, замучили этим вопросом.
– Ты что-о-о… Разве ничего не знаешь?
– Нет.
– Ты будешь работать в управлении «РТ».
Настала очередь удивиться Черкашину – он даже почувствовал, как в груди у него что-то нехорошо сдавило и на несколько мгновений осеклось дыхание: такое хоть раз в жизни бывает с каждым из нас, когда мы получаем не самую лучшую новость.
– Разве тебе не известно, что ты назначен работать в наше управление? Начальником американского отдела. С тобой что, никто об этом не говорил?
– Нет.
Как потом в сердцах выразился Виктор Иванович, с ним поступили по-скотски: не пригласили, не переговорили, ничего не объяснили, просто взяли да и убрали из управления «К», в котором он проработал едва ли не всю свою сознательную жизнь… Управление «РТ», конечно, нужное управление в разведке, оно работает с иностранцами, находящимися в Советском Союзе, но оно, повторяю, не самое главное управление в ПГУ.
«Несмотря на обиду и разочарование, я не смог что-либо сделать, кроме как отнести все к изменчивости и очередному капризу судьбы, подчиниться приказу и приступить к работе. Ничто не вечно, внушал я себе. Когда-нибудь, раньше или позднее, моя работа во внешней разведке все равно должна была закончиться».
Черкашин был военным человеком и поступил по-военному разумно – вышел на работу в управление «РТ». Хотя не мыслил себе жизни без управления «К».
Не бывает худа без добра, как и добра без худа. Именно в эту пору он особенно сблизился и подружился с Шебаршиным. Позади была общая Индия, общая работа, общее прошлое, в конце концов. За этот период Шебаршин работал у Леонова и тоже пережил немало, поднимаясь на ноги после иранских передряг и измены Кузичкина.
Когда произошла очередная подвижка в руководстве КГБ – Чебриков ушел на пенсию, Крючков переместился на его место, – то на место Крючкова начальником разведки был назначен Шебаршин.
Тем временем – это было уже в преддверии девяностых годов – перед Черкашиным остро встал квартирный вопрос. Квартира у него была плохонькая, старая, очень тесная, а жило уже в ней три семьи – семь человек. И все – люди родные, всех надо было обогреть, приласкать, дать кров, помочь.
Черкашин и так и этак пытался решить свой квартирный вопрос, но, увы, ничего не получилось, четыре года бился, бился – и все впустую.
В конце концов он обратился к приятелю, работавшему в Москве в горкоме партии: «Помоги!». Приятель помог.
При этом предупредил:
– Нужно, чтобы вас поддержало руководство ПГУ. И еще – нужно письмо. Для Моссовета.
Черкашин пришел в ПГУ к кадровикам, все им объяснил, те с сомнением покачали головой.
– Крючков столько писем по квартирам подписал, и хоть бы одно сработало – реакции никакой.
– Сделайте все-таки письмо, – попросил Черкашин.
Со скрипом, с сопротивлением, не сразу, но письмо все-таки было оформлено. Черкашин отвез его в Моссовет – именно эта организация занималась распределением квартир в столице. Через некоторое время ему выдали смотровой ордер. Место, где ему предложили поселиться, было роскошное, песенное, самый центр, дом стоял на Таганке.
И квартира была неплохая, но что-то не понравилось жене Черкашина – у женщин ведь всегда бывают свои соображения, часто сугубо хозяйственные: то мойка на кухне не так установлена, то порог у входной двери слишком высокий, то еще что-то – в общем, квартира не подошла.
Черкашин снова вернулся на исходную точку – к хозяйственникам. И ему повезло: оказалась свободной квартира на Рублевском шоссе – отказался кто-то из провинциальных генералов, переведенный служить в Москву.
– Генералы, они вон какие – им обязательно подавай центр, – объяснил Черкашину один из хозяйственников. Понадобилось новое письмо от начальника разведки, а поскольку разведкой уже командовал не Крючков, а Шебаршин, то никаких проволочек не было: пока Черкашин ехал в «Лес», письмо это было уже напечатано и подписано – ему оставалось только получить его на руки и отправиться обратно.
В результате новая квартира была получена. Черкашин до сих пор радуется, нарадоваться ей не может:
– Спасибо Леониду Владимировичу! Это все – с его легкой руки.
А рука у Шебаршина действительно была легкая.
Второй выдающийся агент, с которым работал Черкашин, был Роберт Хансен. История Хансена началась, как и история блестящего Эймса, с письма.
В резидентуру по почте пришло письмо на адрес Виктора Дегтяря, сотрудника разведки, проживавшего в вашингтонском пригороде штата Вирджиния. На конверте стоял почтовый штамп отправления: «Графство Принс-Джорджес, штат Мериленд».
В конверте находился второй конверт, на котором было написано: «Не вскрывать! Передайте этот конверт Виктору И. Черкашину».
Автор писал, что скоро перешлет пачку секретных документов. «Надеюсь, что сотрудник разведки Вашего калибра и опыта распорядится этими документами с должной тщательностью и осторожностью. Думаю, что они стоят 100 000 долларов, которые Вы мне заплатите. Я должен предупредить, что я сильно рискую, о чем Вы, возможно, не догадываетесь. Ваша организация в последнее время понесла потери. Ставлю Вас в известность, что Борис Южин (линия “ПР”, сан-францисская резидентура), Сергей Моторин (линия “КР”, вашингтонская резидентура) и Валерий Мартынов (линия “Х”, вашингтонская резидентура) были завербованы нашими спецслужбами».
Линия «ПР», напоминаю, – это политическая разведка, линия «КР» – внешняя контрразведка, линия «Х» – этих сотрудников в ПГУ называли «иксачами» – техническая разведка.
Письмо не было подписано.
Понадобились долгие шестнадцать лет, чтобы узнать имя человека, который прислал это письмо и очень скоро начал активно работать с нашими разведчиками.
Это был специальный агент Федерального бюро расследований США Роберт Филипп Ханссен. Отец его был полицейским, мать – домохозяйкой. В колледже в штате Иллинойс Ханссен изучал русский язык, потом поступил в университет на медицинский факультет, хотел стать врачом, но планы изменились, и он перешел на факультет учета и бухгалтерского дела, который благополучно и закончил.