– Есть данные разведки: когда в Штатах была массовая забастовка врачей, то смертей в стране было зафиксировано вполовину меньше.
В Москве существует интеллектуально-деловой клуб, и Полеванов и Шебаршин, имея на руках «верительные грамоты» этого клуба, охотно появлялись там в «присутственные» дни. Именно этот клуб окончательно сблизил их – ни на митинги, ни на бурные собрания, ни в горы, ни на рыбалку, сопровождаемую крепкой выпивкой, они вместе не ходили, внешних аспектов, способных связать их, не было, – связывало общее мировоззрение, общие разговоры, общее отношение к событиям, происходящими в России… Более того, оба они были сброшены вниз с больших высот – значит, объединяла их и общность судьбы.
И когда по телевизору дикторша сообщила о том, что у себя на квартире, в Москве, застрелился начальник советской разведки, Полеванов долго сидел в неком онемении – не мог поверить в то, что услышал. Не хватало воздуха, онемели руки, онемело лицо, перед глазами поплыли какие-то странные дымные круги. Вот и все, не стало постоянного собеседника по клубу интеллектуалов, не стало… Не стало просто очень близкого человека.
Бывает состояние, когда очень хочется заплакать. Такое состояние было не только у Владимира Полеванова – было у всех нас, когда пришла горькая новость.
Полеванов по профессии геолог, доктор наук, и, конечно, в жизни он занимался не только тем, что выгонял мошенников из «главного штаба приватизации», не только исполнял важные чиновничьи функции в администрации Ельцина, – гораздо лучше он чувствовал и чувствует себя и ныне на лесной либо горной тропе с рюкзаком за плечами и альпинистским посохом в руках. Последнее время он, например, занимался тем, что искал – и находил – истоки великих рек. Обь, Енисей, Лена, Амур…
Например, истоком Лены считалось небольшое болото, расположенное в десяти километрах от Байкала, здесь в свое время даже установили часовню. Оказалось, это не так. Второй исток Лены – в горах Байкальского хребта – также был фальшивым истоком: экспедиция, которую возглавлял Полеванов, нашла подлинный исток Лены на высоте 1680 метров у безымянной каменной макушки.
Во времена первооткрывателя этой могучей реки Пантелея Пенды, в начале семнадцатого века, Лена называлась Елюене – по-эвенкийски, Ленна – по-тунгусски, в переводе на русский язык «Большая вода»; переделали реку в Лену уже казаки, оторвавшиеся от дома и очень скучавшие по родным местам.
То же самое было и с Енисеем. В Большой советской энциклопедии указано целых три истока Енисея, Полеванов нашел четвертый исток, самый верный, проверенный, в Саянских горах, на высоте два с половиной километра…
Шебаршину были интересны поиски Полеванова, настолько интересны, что он и сам был не прочь отправиться в какую-нибудь затяжную экспедицию и совершить открытие. Например, открыть русскую Шамбалу, места, где любят отдыхать боги, новые точки Великого шелкового пути, а у истоков Амура, в Монголии, найти могилу Чингисхана… У Шебаршина даже лицо преображалось, глаза делались другими, начинали блестеть возбужденно, когда речь заходила об этом. А еще говорят, что разведчики – сухие люди и ни на что не реагируют. Не верьте этому!
Особой статьей в их разговорах была Уйгурия. Это гигантская территория, находящаяся в Китае, – 1,6 миллиона квадратных километров – соизмерить можно только с половиной Европы. Уйгурия была «узловой станцией» на Великом шелковом пути (протяженность пути, начавшего действовать еще во времена «до нашей эры», – восемь тысяч километров). Персы и их территория также стали частью Великого шелкового пути. Кстати, в обиходе пути имелось немало слов, которые потом перекочевали в другие языки. Например, современное слово «чек», очень распространенное, о котором Полеванов пишет в своей книге, а Шебаршин – знаток персидского языка – подтвердил Полеванову это. Чек на фарси – это «документ», «расписка».
Когда торговый человек отправлялся в долгую дорогу по Великому шелковому пути, то много наличности с собою не брал – ограбят ведь, пустят по миру, – а сдавал свои деньги кому-нибудь из «авторитетных менял» в обмен на расписку или несколько расписок на разные суммы, все зависело от того, насколько долгая была у купца дорога…
Расписки он обменивал по дороге на деньги в тех городах, где имелись доверенные люди – менялы. Вот так работал «Сбербанк» древности. Или «Бэнк оф Америка», кому какое название больше нравится, тот и может его принять.
Кстати, Владимир Полеванов очень интересно рассказывает о некоторых особенностях путешествий древних: пытливые были люди, благодаря им и развивалось человечество. Иногда Полеванов и Шебаршин обменивались старыми книгами, и делали это часто, поскольку оба без книг жизни себе не мыслили.
Когда Полеванов составил таблицу походов русских военных и ученых в Уйгурию, Шебаршин прочитал ее и сказал:
– Владимир Павлович, у вас здесь не хватает одного имени, а точнее, одной экспедиции.
– Какой экспедиции?
– Капитана Рейнталя, совершенной в 1875 году.
Вон какие детали из прошлого знал Шебаршин, хотя они никак не касались ни его работы, ни его увлечений, ни вообще его интересов. Знал он много и разбирался во многом, даже в вопросах очень далеких от разведки, взгляд имел острый, не замутненный разными привходящими обстоятельствами. Разные вопросы они обсуждали с Полевановым… Вопросы политики – это понятно, тут сама жизнь велит веселиться до обморока, а вот вопросы науки – здесь дело обстоит сложнее, тут надо обладать знаниями капитальными… И вот какая штука – в спорах Шебаршин не уступал доктору наук Полеванову.
Даже в таких вопросах, как глобальное потепление и все, что с этим связано: как быть с парниковыми эффектами, цунами, климатическими отклонениями и тому подобными ужасами.
Началось все с того, что научный мир – явно не без подсказки мира делового (и на это было ухлопано, надо полагать, немало денег – крутились суммы с девятью нулями) – поднял тревогу: планета теплеет… Пройдет совсем немного времени, поплывут ледники, растают Арктика с Антарктидой – беда ведь будет…
На экологическом форуме в Японии, в городе Киото, кто-то бросил по ученым рядам идею: если уменьшить количество выбросов углекислого газа в атмосферу, то мир будет спасен от ужасной жары, которая стоит у нас на пороге и скалит, будто костлявая смерть, зубы, она сварит кого угодно. Надо срочно составить протокол и ратифицировать его, количество выбросов в атмосферу должно быть строго ограничено, каждая страна должна получить свою квоту. В противном случае… В противном случае в пучине океана скроется прекрасный город Лондон, следом не менее прекрасные города Лиссабон, Санкт-Петербург, Марсель, Нью-Йорк и другие – таких городов сотни.
Вовсю, с утроенной мощью заработали химические заводы и концерны, была объявлена война газу фреону, который, попадая в атмосферу, сжирает, дескать, все живое – только одни дыры остаются.
Дюпоны – богатые американские Дюпоны, именно они, поскольку Дюпонов в мире много, есть и очень бедные, – предложили сомлевшему от грядущих страстей миру новый хладагент, безопасный, в отличие от вредного фреона (хотя вредность фреона еще никто не доказал), – надо, дескать, срочно потрошить свои холодильники и кондиционеры, иначе – «вери бэд!». Ждет катастрофа! Новый хладагент, естественно, был запатентован. Требование очень скоро превратили в закон, это в нынешних условиях делается просто, даже у нас, в России, а в Америке тем более, и Америка засуетилась…
В результате кошельки известных господ обогатились на двести миллиардов долларов.
А киотские квоты – это тяжелые наручники в руках Штатов, с помощью которых можно легко приковать какую-нибудь страну, стремящуюся развить свою промышленность, к столбу и сказать: «Цыц!».
Штаты Киотский протокол не ратифицировали, более того, администрация даже не направляла эту бумагу на ратификацию, – вряд ли бы ей позволили сделать это те же Дюпоны…
Некоторые страны торгуют квотами и неплохо на этом зарабатывают. Например, Украина. Промышленность у нее все равно не развивается, только хиреет, а квоты – это дармовой кусок золота, найденный на обочине дороги под запыленным кустом. Очень неплохо кто-то на этом зарабатывает.
Ну чем не поле деятельности для разведчика? Это ведь те самые секреты, о которых должны знать не только другие государства, но и рядовые граждане.
Или, к слову, взять Гольфстрим – благодатное теплое течение, благодаря которому процветают европейские страны. Недаром Гольфстрим называют «печкой Европы», и в интеллектуальных спорах Шебаршина и Полеванова это хлесткое выражение звучало не единожды.
Нагревается течение в Карибском море и устремляется к Европе, неся с собою огромное количество тепла: тепловая мощность течения равна миллиону – одному миллиону! – атомных станций, в секунду течение несет пятьдесят миллионов кубометров хорошо нагретой воды.
Благодаря Гольфстриму температура в Европе на восемь-десять градусов воздуха выше обусловленной, здесь, как, собственно, и в Штатах, не бывает весенних заморозков, очень опасных, к слову, – они хранят в себе гибель урожаю. Приносит Гольфстрим жителям Европы и массу бытовых услуг: не надо строить капитальные дома с непромерзающими стенами, не надо запасаться разнообразной зимней одеждой, не надо возводить длинные теплоцентрали, а потом бесконечно ремонтировать их, – много чего не надо из того, что приходится делать в странах с холодным климатом, в том числе и в России.
Но вот какая штука: мало кто знает, что Гольфстрим придавливает своей тяжестью, телом, теплом другое могучее течение – Лабрадор. Лабрадор – это холодная вода. Сибирская, можно сказать, вода. Замечено, что в последнее время Лабрадор вытесняет Гольфстрим, загоняет его под себя, в глубину.
Все дело в плотности воды.
Разница в плотности воды Гольфстрима и Лабрадора – одна десятая процента – очень ничтожная. Как только вода Лабрадора сравняется плотностью с водой Гольфстрима, «печка Европы» отключится, и французы с англичанами, привыкшие к теплу, разом узнают, что такое суровый сибирский климат. Температура минус сорок градусов улицам Лондона обеспечена…