Добившись несомненного успеха, Сталин поспешил использовать его, чтобы прежде всего укрепить свои позиции в узком руководстве. Восстановить прежний баланс сил в нем, обеспечив себе заведомое большинство. Для того 1 сентября добился перевода А. Н. Косыгина из кандидатов в члены ПБ. Это решение сопровождалось еще одним, более значимым пунктом: «Пополнить состав девятки тов. Косыгиным А. Н.»[649]. Сделал Сталин это как нельзя вовремя. Уже на следующий день оказалось, что сближение позиций Москвы и Вашингтона, Лондона, Парижа более чем призрачно. Лишь тактический ход последних, ни на йоту так и не отступивших от своих долгосрочных планов. Несмотря на настойчивое предупреждение Сталина о неизбежных последствиях — расколе Германии, 1 сентября, как и было объявлено ранее, в Бонне открылся Парламентский совет. Под председательством Конрада Аденауэра начал разработку конституции для трех зон. Но, главное, чуть позже главнокомандующие западных оккупационных войск при обсуждении с Соколовским порученных им «директивой» мероприятий, неожиданно для советской стороны вновь стали настаивать, как прежде их правительства, на снятии прежде всего блокады, и лишь после того готовы были согласовывать изменение денежной системы Большого Берлина.
Подтверждением нового обострения отношений явилась памятная записка США, Великобритании и Франции от 14 сентября. Она не только констатировала сохранение диаметрально различных подходов к решению берлинской проблемы, но и усиливала вероятность того, что согласие вряд ли удастся достигнуть. Выдвигала новые требования, заведомо неприемлемые для Советского Союза. В частности, требовала расширения полномочий четырехсторонней финансовой комиссии, создаваемой лишь для введения в Берлине восточной марки. Превращение ее в орган контроля над Немецким эмиссионным банком, оперировавшим только в советской зоне.
Несмотря на явное противодействие, Москва попыталась все же добиться общего согласия. Возобновила переговоры, в которых участвовали Молотов и послы трех стран, на этот раз завершившиеся полным провалом. 22 сентября очередная нота США констатировала, что продолжение переговоров бесполезно, а потому информировала о переносе вопроса на рассмотрение ООН. Все дальнейшие попытки советской дипломатии добиться лишь одного — одновременности снятия блокады и введения восточной марки, так и не увенчались успехом. А 25 октября уже Совет безопасности отклонил проект резолюции, содержавший все тот же вариант выхода из кризиса, предложенный представителем СССР.
Столь же волнообразно — от радужных надежд до полного разочарования — развивалась ситуация и в Палестине, поначалу обещавшая стратегический прорыв на Ближнем Востоке.
Еще 14 мая 1948 года верховный комиссар Великобритании в Палестине, Алан Канинхэм, объявил о прекращении британского мандата. В тот же день было провозглашено создание независимого Израиля, сформировано временное правительство во главе с Давидом Бен Гурионом. Временным президентом провозгласили уроженца белорусского города Пинска Хаима Вейцмана, возглавлявшего с 1929 года Еврейское агентство. В тот же день войска Египта, Трансиордании, Ирака, Сирии и Ливана перешли границы Палестины и открыли боевые действия против еврейских подразделений. 15 мая новое государство признали Советский Союз — де-юре, и Соединенные Штаты — де-факто.
«Как бы радикально ни изменилось советское отношение к нам за последующие двадцать пять лет, — вспоминала Голда Меир, — я не могу забыть картину, которая представлялась мне тогда. Кто знает, устояли бы мы, если бы не оружие и боеприпасы, которые мы смогли закупить в Чехословакии и транспортировать через Югославию и другие балканские страны в черные дни начала войны, пока положение не переменилось в июне 1948 года? В первые шесть недель войны мы очень полагались на снаряды, пулеметы и пули, которые Хагане удалось закупить в Восточной Европе, тогда как даже Америка объявила эмбарго на отправку оружия на Ближний Восток, хотя, разумеется, мы полагались не только на это»[650].
Обеспеченный с помощью Советского Союза оружием и боеприпасами Израиль сумел не только выдержать первый удар арабских сил, но и сразу же перейти в контрнаступление на трех участках фронта: в Галилее, Иудее, Иерусалиме. Четырехнедельные бои продемонстрировали столь значительное превосходство Цахал — регулярной израильской армии, что Совет безопасности, опасаясь расширения вооруженного конфликта за пределы Палестины, потребовал немедленно прекратить огонь. Предоставить посреднику ООН, графу Фольке Бернадотту возможность приступить к официальному разделу территории между евреями и арабами, созданию демилитаризованной зоны Иерусалима.
Тем временем поставка оружия из Чехословакии в Израиль, осуществлявшаяся группой американских пилотов и механиков, достигла своего пика. Представители США в Праге попытались пресечь незаконную деятельность своих сограждан. Вызвали их и предупреждали, что в случае продолжения подобной деятельности у них отберут паспорта, а ведомые ими самолеты будут сбиваться без предупреждения[651]. Однако жесткий демарш привел только к тому, что база тайных операций была перенесена из Праги в Брно. В тот город, где и находились знаменитые оружейные заводы «Шкода».
Спустя месяц, в августе 1948 года, директор ЦРУ Хилленкеттер вынужден был направить Трумэну новый меморандум. Констатировал, что Чехословакия стала «основной базой для операций разветвленной подпольной организации, занятой тайной переброской по воздуху военных материалов в Палестину». Что опасность представляют не только огромные масштабы контрабанды оружия, но и то, что ведется она с ведома местных, чехословацких властей и при непосредственном участии тайной полиции[652].
После февральских «событий», когда Бенеша на посту президента сменил Готвальд, а правительство Чехословакии представляло фактически только одну партию, коммунистическую, у Вашингтона не оставалось ни тени сомнения, чью же волю выполняет Прага. Но возросшая обеспокоенность Хилленкеттера объяснялась не только этим. В еще большей степени волновало его иное. То, что часть оружия перебрасывалась в Чехословакию из западноевропейских стран, в том числе из Великобритании, и даже из США. А делалось это при посредничестве президента Мексики Мигеля Алемана, под прикрытием фиктивной авиакомпании «Линеас унидас де Панама». Имелись в ЦРУ и иного рода сведения. О том, что в чехословацких городах Оломоуц, Велке Шфебне, Либерец, Чешски Будеевицы проходят подготовку около четырех тысяч человек, завербованных в израильскую армию в странах Восточной Европы, в Великобритании, США. Вербовкой же американцев, их доставкой в Прагу занимается еврейская благотворительная организация «Джойнт», чья штаб-квартира располагается в Нью-Йорке.
Если Хилленкеттер вынужден был ограничиваться только уведомлением президента о фактах нарушения законов США и соглашения ООН о перемирии в Палестине, то государственный секретарь Маршалл стал действовать. Санкционировал вручение министерству иностранных дел Чехословакии ноты протеста США. Более того, уведомил обо всем Бернадотта и, тем самым, ООН. Поэтому чехословацкому правительству пришлось оперативно отреагировать на утечку секретной информации. Две недели спустя Владимир Клементис, сменивший в феврале Масарика на посту министра иностранных дел, сообщил послу США: все американцы, упомянутые в ноте, покинули пределы Чехословакии. Но, разумеется, ни словом не обмолвился, что тайные операции продолжались с прежним размахом. Только теперь брали начало не в Брно, а в небольшом городке под Братиславой. Там, где наверняка не могло оказаться посторонних и чрезмерно любопытных людей.
Тем временем сама поддержка советским блоком Израиля, оказание ему военной помощи приняла столь широкий характер, что сведения о ней утратили прежнюю секретность. Стали чем-то само собой разумеющимся, нормальным и потому невольно вышли из-под воздействия прежних правил. Начали проникать даже в содержание внутренней переписки, циркулировавшей в аппарате ЦК ВКП(б). Так, в одной из справок, регулярно готовившихся отделом внешней политики, референт, то есть самый младший по должности сотрудник ближневосточного подотдела, П. Милоградов, с недоумением и укоризной 16 июля 1948 года отмечал:
«В создавшихся в Палестине условиях ЦК компартии Израиля… взял на себя роль агента израильского правительства по доставке оружия и вербовке добровольцев за границей для еврейской армии. Для осуществления этих целей секретарь еврейской компартии т. Микунис С. разъезжает по странам народной демократии, где пытается получить помощь обученными военному делу людьми и вооружением»[653].
Милоградов не учел одного, самого важного. Подобные действия бесспорно означали то, что в соответствии с правилами, Микунис вел переговоры, и отнюдь не по собственной инициативе, с сотрудниками исключительно соответствующих отделов ЦК компартий Восточной Европы. Вынуждал их вступать в переговоры с коллегами, работавшими и в партийном, и в государственном аппаратах. А потому с каждым новым зарубежным визитом Микуниса круг лиц, осведомленных о тайных операциях, неуклонно расширялся. Способствовал циркулированию различных слухов, в которых вымысел наслаивался на правду, перемешиваясь с нею.
Тому же способствовало и вызывающее поведение руководства Израиля, откровенно пренебрегавшего общественным мнением. Действовавшего довольно двусмысленно потому, что именно тогда началось первое открытое противостояние двух блоков — блокада Западного Берлина.
22 августа боевики Лехи (группа «Штерн», давно подозревавшаяся Западом в тесных связях с Москвой) похитили старшего шифровальщика генерального консульства США в Иерусалиме Джефри Паро. Почти сутки держали его под арестом, непрерывно допрашивая, а затем столь же неожиданно, как и захватили, освободили его. Вернее, передали израильской полиции. Однако, как и в конце мая, когда неизвестным снайпером был убит генеральный консул США в Иерусалиме Томас Вассон, госдепартамент вынужден был смолчать. Никак не прореагировать на столь вопиющий, явно недружелюбный акт. Не захотел ухудшать отношения с Тель-Авивом, и бе